Он был таким в 2012 году, когда я смотрела впервые этот мюзикл. Он был таким позже, когда пел номера из «Элизабет» на концертах. И в 2018 году он снова гармоничен.
Только Смерть у него получилась разной.
В 2012 году Смерть была перетекающей и возникающей напоминаниями о себе или появляющаяся, чтобы поставить точку. Тодд был невероятен в своей пластичности. Это были попытки искривить пространство, чтобы заглянуть за его пределы. Что там? Попытки представить и приложить к себе. В Джунсу есть то, что позволяло делать это, не переходя черту. А Тодд был Тоддом человека, которому казалось, что об утратах он знал достаточно.
В 2018 году черта была перейдена. Тодд перестал быть пластичным и перетекающим. Он перестал появляться. Он просто был. Даже в тех сценах, где появление Смерти не подразумевалось, он наличествовал. Не просто витал в воздухе, а стал этим воздухом.
Если бы я не была до этого на фан-встрече, я бы подумала, что за годы армии Джунсу потерял легкость и танцевальные навыки. Но – нет. Двумя неделями ранее пластичность и легкость были на месте.
И если бы я не знала, что это не так, я бы предположила, что Джунсу в последнее время побывал за чертой. Этот Тодд – не про попытки заглянуть туда, этот Тодд про возвращение оттуда.
Этот Тодд о том, что человек может похоронить что-то глобальное и важное, такое, что некогда создавало самую суть и было частью человека, и теперь живет дальше. Не просто без этой части себя, а вообще с несколько отформатированной личностью.
И Тодд теперь – это Тодд, который об утратах, на самом деле, знает достаточно.
Ибо Смерть теперь – это часть жизни.