У реки

- Огоньку не найдется? - послышалось у меня за спиной. Незнакомец подошел так тихо, что я не услышал его шагов. Впрочем, он, возможно, и не таился - шорох и болтовня волн все заглушали.
- Не курю, - буркнул я, не отрывая взгляда от воды. Слева и справа по ней скакали золотые змеи, а прямо подо мной стелилась чернота - я стоял под перегоревшим фонарем. - Бросил.
- Мне бы тоже не мешало бросить, - вздохнул он, становясь рядом. - И не только сигареты.

И замолчал, оставляя возможность задать вопрос.

Я тоже молчал.

Он снова вдохнул.

- Можно я тут постою? Или вам дорого уединение?
- Стойте, если хотите.
- Спасибо. Это, по-моему, лучшее место на набережной.

Пожалуй, что так. Потому что здесь темно.

- Здесь темно, - объяснил он просто, и я все-таки не выдержал и бросил на него взгляд.

Человек как человек: среднего роста, щупловатый, во что одет - не разглядеть. Не исключено, что во что-нибудь приличное. Возможно, кто-то другой смог бы сделать первые выводы о нем, просто принюхавшись (вдруг у него дорогой парфюм?), но я уже год не ощущаю запахов.

Его не смутило, что я его разглядываю - он тоже смотрел на воду.

- Знаете, я немного боюсь темноты, но к ней тянет. Бывает, что никого не хочется видеть. Даже самого себя. С вами такое случалось?
- Случалось.

Он покачал головой.

- А со мной прежде нет, а вот недавно... Не думайте, я не болтун, просто тут, в темноте было бы легко рассказать самую невероятную историю. Что бы вы сказали, если б я попытался?
- Попробуйте - и узнаете.
- В самом деле, - пробормотал он. - Я же ничем не рискую. Тут темно. Если мы еще раз встретимся, вы меня не узнаете.
- Угу.
- Тогда слушайте.

Я работаю... работал психотерапевтом. Несколько лет, а это началось два месяца назад.

Они явились втроем - мужчина средних лет, в сером летнем костюме, но без галстука; второй помоложе, более или менее ровесник мне, в джинсах и пестрой рубашке, и девушка лет двадцати с небольшим, в коротком красном платье и почему-то с желтой шалью, завязанной сбоку на талии и свисавшей слева до самой щиколотки - явились поздним вечером, когда я уже закончил прием собирался отправляться домой.

Я почуствовал себя неуютно, когда все они вошли ко мне в кабинет, вошли - и, бледные, сосредоточенные, - молча уставились на меня. Что-то нехорошее чудилось мне в этом молчании. Я решил выпроводить мужчин - девушка казалась мне неопасной, пожалуй, даже симпатичной. Но она настояла на том, чтобы ее спутники остались.

- У нас одна и та же проблема, - объявила она, - и если вы возьметесь помочь кому-то из нас, то и двое остальных смогут обратиться к вам за помощью.

Что было делать? Я пригласил их садиться и сам уселся поудобнее.

- Так что вас сюда привело?
- Смерть, доктор, - сказал младший из мужчин. - Смерть, которой мы никак не ждали.
- Понимаю. Вы все трое потеряли кого-то из близких и не можете с этим смириться.
- Близких! Куда уж ближе! - молодой захохотал и сам оборвал смех, еще до того, как вмешался старший.
- Успокойтесь. Так мы ничего не объясним.
- И ничего не добьемся, - добавила девушка.

Молодой вдруг рванул ворот своей рубашки и закрутил головой, словно что-то его душило. Мне показалось, что он пытался проглотить фразу вроде: "Мы и так ничего не добьемся". Но додумать, это или нечто иное он имел в виду, я тогда не успел, потому что старший мужчина начал:

- Дело действительно в смерти, с которой мы не можем примириться. Вероятно, вам уже доводилось стакиваться с подобными проблемами.

Я кивнул. Это ситуация была мне знакома.

- Только на этот раз есть одно отличие, - продолжил он мягко и серьезно. - Эта смерть - наша.
- Мы мертвы, доктор, - с ухмылкой выпалил молодой, и я подумал, что эта ухмылка эта, как и хохоток, были от испуга.

Я перевел взгляд на девушку.

- Вот, - она порылась в сумочке, висевшей на ее плече, и выудила зеркальце. - Вот, смотрите!

И она поднесла зеркальце к губам и сделала вид, будто дует и дышит на него. Я замер в недоумении.

Она все держала и держала стеклышко у губ, и мне стало страшно.

- Десяти минут хватит, доктор? - спросил старший. - Только не подумайте, что мы вас торопим...
- Если нужно, я могу так хоть час просидеть, - сказала девушка прямо в зеркальце и повернуло его ко мне.

Стекло так и не затуманилось.

Я сглотнул.

- Но... как же случилось, что вы все?..
- Нас пригласили на прогулку на катере. Он затонул, - отозвалась девушка. - Сегодня под утро. Мы выбрались на берег, а потом обнаружили, что случилось, ну, и поняли, что надо идти за помощью. Прятались до темноты... Потом нашли вас - ваш офис от реки совсем близко.
- Можно было идти и днем, - буркнул молодой.
- Только не мне! Я не могу появиться на улице в таком виде! - девушка откинула треугольник шали в сторону. По ее левой ноге от подола платья до лодыжки тянулся длинный красноватый разрез или цапапина, но запекшейся крови на ране не было.
- Но почему вы не...
- Вот этого мы не знаем, и, вероятно, никогда не узнаем, - старший пожал плечами. - Одно ясно: ни один из нас троих не допускал даже мысли о таком исходе. По всей видимости, в отличие от остальных.
- А что с остальными?
- Их больше нет, - раздражился молодой. - И им можно только позавидовать!
- В этом и состоит наша проблема, - подытожила девушка. - Мы им завидуем.
- Нам надо как-то примириться с тем, что уже случилось. Вы возьметесь помочь нам? - спросил старший.

И они уставились на меня.

- Видите ли, я еще никогда... - начал было я. Но что я мог им сказать? Что не знаю, могу ли им помочь? А кто может? Возможно, еще никто на свете не занимался такой проблемой.

А что, если все это - грандиозная мистификация, обман, имеющий целью ввести меня в забуждение? Чтобы... чтобы что? Высмеять меня, психотерапевта средней руки? Ну, это бы еще не страшно... Или ограбить? Глупо, летом с клиентурой небогато. Впрочем, они могут этого не знать...

- Мы заплатим, - по-своему истолковал мое молчание старший. - Деньги у нас есть.

Он полез во внутренний карман пиджака. Молодой сунул руку в задний карман джинсов, а девушка снова уткнулась в сумочку и принялась там копаться. По-видимому, там помещалось содержимое небольшого рюкзака.

- А что, если я расскажу о вас кому-нибудь? - бросил я на пробу.
- А кто вам поверит? - хмыкнул младший.

Старший кивнул и развел руками. Мол, вы уж извините, но в самом деле...

И действительно, кто бы в это поверил?

- Пожалуйста, - взмолилась девушка. Она даже не пыталась убеждать меня хранить их тайну - по всей вероятности, уже не сомневалась, что я не стану рассказывать о них. - Помогите нам! Вы же знаете, что нужно делать!

Я подумал, что знаю.

Мы договорились, что они станут приходить по отдельности. Цена их устроила. И я сунулся в эту ловушку.

Клянусь всем на свете, я еще не понимал, во что ввязываюсь. Я не понимал этого и тогда, когда спустя две недели один из них (молодой, разумеется) обозвал меня мошенником, а мою работу - самым бестолковым времяпрепровождением на свете, ждать хорошего от которого может только совершеннейший кретин, и сообщил, что больше тратить деньги и время на "эти шарлатанские штучки" не намерен...

- Все эти ваши разговоры - чушь собачья! Никогда еще слова ни от чего не помогали! - припечатал он и ушел, хлопнув дверью. Отказался продолжать курс.

Я должен был догадаться об опасности, хотя бы когда добился успеха со старшим их троицы. Благодаря моим усилиям этот человек сумел-таки приспособиться к мысли о собственной кончине. Попрощался оно со мной очень тепло, с искренней признательностью - и исчез. Я точно не знаю, какой вид должны были принять ожидавшиеся им изменения - надеялся, что его, как он выражался, просто не стало.

Осталась только она, только... неважно, как ее звали.

Почему-то она на вид совсем не менялась. Не знаю, в косметике ли дело... помада и прочие женские штучки у нее были с собой, в той самой сумочке, и она ими пользовалась. А может быть, для таких, как она, время останавливается. Словом, она ничуть не подурнела.

И чем дольше мы встречались, тем более неприятной казалась мне мысль о том, что и она может навсегда исчезнуть. Она была... такой, как надо. Ровно тем самым, что мне нравилось.

И она прекратила бы существовать, сумей я сделать то, о чем она просила.

Идею посоветоваться с куратором я отверг, так как прекрасно знал, что он скажет. Я и сам говорил себе то же самое: пациента, в котором ты слишком лично заинтересован, нужно передать другому специалисту. Но этого я себе не мог представить.

Как и ее окончательного исчезновения с лица земли.

Я все-таки придумал, как быть. На очередном сеансе сказал ей, что все эти наши разговоры - чушь собачья. Что ей не стоит тратить время и деньги на недостижимую цель. Что слова никому еще ни от чего не помогали.

Никогда еще я не был таким убедительным, и она слушала меня, не перебивая ни словом, ни движением. Потом посидела немного молча, поблагодарила и ушла. Я прощался с ней с облегчением: мне удалось разубедить ее! Я был почти счастлив. Да, счастлив...

На другой день я вспомнил, что некоторым пациентам для движения вперед нужно, чтобы их от этого отговаривали. Понимаете, это вопрос упрямства...

Она больше не появлялась. Понятия не имею, что с ней случилось.

Я ждал - долго. Зачем-то стал ходить по вечерам на набережную. Потом взял две недели за свой счет - хотел разобраться в себе. Целыми днями бродил по улицам, а по вечерам продолжать приходить сюда. Понимаете, река пахнет ею. Вот мне и кажется, она где-то поблизости, не пропала. Как вы думаете? Вы в это верите?

Он наконец умолк. И, пожалуй, не слишком ждал ответа.

- Все может быть, - уронил я, помолчав.

А что тут скажешь? Все может быть.

Девушки в красных платьях - не такая уж редкость. Вчера я видел на одну на том берегу - выше по течению. Смотрела на воду, не отрываясь.

Ничего удивительного. Я тоже первые полгода после автокатастрофы не мог насмотреться на дорогу - и особенно на столкновение машин. Все пытался понять, как это другие насовсем погибают в авариях и почему я до конца так и не сумел. А потом махнул рукой на их тайну. Какая разница, в чем секрет того, чего ты не можешь, если это тебе уже не очень и нужно? Это как курение или обоняние, когда больше не дышишь.

Еще не знаю, стоит ли ему об этом говорить.