Давче Эрика совершала еженедельный променад в целях пополнения гардероба очередной порцией барахла по местному торговому комплексу "ивропейского уровня местногу розливу". А ввиду того, что тряпье в этом самом комплексе оказалось с вьетнамского рынка за углом, только пострианное и отглаженное заранее, от нефиг делать, Эрика решила поглазеть на стены. А там оказывается была выставка картин. Поглазев на местных блядей с отвисшими титьками и целлюлитными задами, Эрика возмутилась
: а почему эт собсна мужыки вот хвалят ее мадам сижу, а рисунки рисуют с других баб? Какая несправедливость!
Удрученная и оскорбленная этой мыслью, Эрикэ грустно побрела покупать штаны гнусного бордового цвету, чтоб "подавились сцуки".
Внезапно гениальная мысль осветила Эрику, она, постояв в задумчивости, метнулась навстречу судьбе в лице знакомого непризнанного гения, борца русской демократии, талантивейшего художника всех времен и возможно даже народов , в настоящий момент исполняющего обязанности алкаша и пропойцы, неудачника, так и не окончившего местное отделение современного искусства. Владимир (так звали гения) был отчислен на втором курсе за непосещаемость и низкую успеваемость. Хотя по его словам, он оказался жертвой гонителей и завистников его таланта, про который он очень любил рассказывать за бутылочкой портвешка или беленькой.
Купив эту самую бутылочку и банку красной икры, Эрика, довольная , гордой походкой устремилась к квартире уважаемого В., благо жил он недалече.
После дружеских соплей и воспоминаний "а я то в совестские времена оооо", Эрика намекнула о цели своего прихода. Гений сделал серьезное выражение лица, закинул ногу на ногу, выпустил сигаретный дым, задумчиво устремил свой взгляд в потолок, покрытый паутиной, потом на Эрику, потом снова в потолок. Встал, походил по комнате, сел, опять встал.
"Гвоздь у него что ли...", - подумала Эрика, но говорить вслух ничего не стала, дабы не оскорбить ранимую душу гения.
Гений подошел к столу, налил водки, выпил. Снова налил, снова выпил. Икнул, закурил. После этого последовал величественный и благоволящий приказ "Раздевайся", прервавшийся на половине рулады смачной отрыжкой.
Эрика, не ожидав такой наглости, уже размахнулась и хотела заехать наглецу в зубы с ноги, однако, вовремя спохватилась. "Черт с тобой", - подумала Эрика, и дизайнерское платье полетело в пыльное кресло времен оккупации Ленинграда фашистскими войсками.
После этого, гений изобразил смятение и присутствие мыслей на лице и стал малевать.
Кистью он махал примерно часа 3, время от времени прикладываясь к бутылочке для вдохновения.
Эрика стала подмерзать и подумывать, а не дать ли звездюлей этому засранцу прямо сейчас, чтобы мало не показалось. Однако, гений видимо учуял опасность в окружающих флюидах и злобных глазах Эрики, поскольку сказал, что все готово. Эрика, стуча зубами, метнулась к мольберту, оттолкнув гения, приникшего уже теперь к бутилочке похоже насовсем. С холста на нее смотрела такая же синяя блядь, как и на выставке - с отвисшими титьками и задницей, напоминающей апельсиновую корку.
"Дожили, блять", - это было последнее, что услышал гений.