Journals.ru - the man who told everything

поставил на полку, махнул рукой и отсканировал полкниги
(может даже кто-то прочитает/даже может прочитает)

Вместо предисловия
О, юные химики! Не время красит человека.
И не человек время. Они хитрым образом взаимодействуют.
Два раза в сутки стрелки часов показывают на север. И человек идёт на север.

Хайку
Ах вот оно что!
Так вот ты, значит какой!
Вот так значит, да?

Окунь и быдло
Окунь: Я задыхаюсь среди этого быдла. Спасите меня.
Рыбак: Цепляйся давай вот за эту штуку, я тебя вытащу
Окунь: Нет, лучше вытащите отсюда все это быдло.
Рыбак: Все быдло невозможно никак. Тут траулер нужен. Цепляйся, чего там.

На пасеке
Пчеловод ночью на пасеке:
- Ой. Темно. Ночь, что ли?

Встреча в Мурене
За столом.
Женечка, толстая, с громким голосом и удушенной между пальцами тоненькой сигареткой.
Ванечка, нежный и ранимый, смотрит на сигаретку жалобно.
Колян. Ничего не могу про Коляна сказать. Впервые вижу.
Входит Павел и мотает хвостом по сторонам.

О ф и ц и а н т к а: Вас сколько будет?
Наталья, известное трепло.
Захар, мрачно глядя на вещи, критично спускается по лестнице. Олег, выдающийся художник, человек и подбородок.
Necros, ненавижу эти клички интернетовские, но он умолял, чтоб оставили.

О ф и ц и а н т к а: Так сколько вас будет?
Откуда я знаю
Лена Лузер, но только по мужу, по жизни ей везет обыкновенно.

О ф и ц и а н т к а: Простите, но…

Шум, хохот. Явился Наполеон русского интернета, времен битвы при Ватерлоо, того самого момента, когда французы начали понимать что происходит.

Н а п о л е о н: Нас будет сорок семь тысяч. Раненых мы оставили.

О ф и ц и а н т к а: К сожалению, столик на сорок семь тысяч сейчас занят. Но вы можете подождать у стойки.

Н а п о л е о н: Ясно.

Садится на стул. Рука безжизненно висит. Взгляд – в пространство, растерянный.

Дневник
I
Окатив надменным взором проезжающий троллейбус и засмеявшись: «ха-ха, там впереди пробка, а я пойду пешком и обгоню тебя, и девушка будет глядеть из окошка глупо и растерянно: ей тоже надо к метро, она села в эту электрическую повозку, чтобы быстрее, но там впереди пробка, а я иду пешком, и заторы мне нипочем, я мелкий, и между автомобилями прохожу даже не бочком, а плашмя, а ты сидишь и нервничаешь, я хотел сказать «не садись», там впереди пробка, там впереди пробка, и серые мерседесы по девяносто тысяч долларов за штуку ничего не могут поделать, там впереди пробка, но сказать было нельзя, неприлично, незнакомый человек не может так вот просто подойти на улице, разве только о смертельной опасности, но там впереди всего лишь пробка, это не смертельно, это мелочь, еще несколько нервных клеток в топку, она ими питается, она от них работает, и троллейбус - вы думаете, откуда электричество в проводах? — от нервов, этих людей, они сидят, промасленные, пыльные, на электростанции, курят дрянь всякую, ругаются, и вырабатывается ток, и там впереди пробка, почему я не в пробке, надо постоять в пробке, это нечестно, на меня из окон смотрят глупо и растерянно, и мне это неприятно, у меня чувство вины, я вчера пытался объяснить журналисту про вину, но он не понял, он даже не смог прочесть текст аккуратно».

II
А у меня каждое слово на вес золота, кроме слов-то нет ничего, у милиции пистолет и полномочия, у контролера удостоверение, у Н. С. борода, у меня слова, разжевал их настолько, насколько вообще может позволить грамматика, отправил, и переспрашивают, и глупость какую-то уточняют, что обидно, ну какая, к херам и мантам, хиромантия, какие гоблины и орки, я не отличу орка от гоблина, если встречу.

III
Но ничего.

Мороженая треска
Вы можете называть меня злым сколько угодно, но её носом можно ловить рыбу.
И я не со зла это говорю, я очень хорошо к ней отношусь. Но носом её можно поймать себе целый ужин, и на завтрак еще останется.
Её нос, полагаю, в состоянии круглый год обеспечивать японский ресторан мест на тридцать.

Думаете, откуда в «Дарах моря» столько мороженой трески? Её ловят люди с крючкообразными носами.

Вы можете, конечно, сказать, что я неправ, но она абсолютно холодна. И не только со мной, а со всеми на свете. Она вообще холодный человек.
И я не говорю, что это плохо, я очень хорошо к ней отношусь. Но в ней можно хоть кока-колу остужать.
Её можно под потолком повесить, и вот вам кондиционер летом. Когда она несет домой по жаре замороженное мясо или рыбу, можно совершенно не беспокоиться, продукты не испортятся.

Думаете, откуда в «Дарах моря» столько мороженой трески? Её замораживают холодные люди.

Личность
Крестьянин, приехавший в Москву покупать лошадь, девочка, сидящая на подоконнике и смотрящаяся в зеркальце, глухонемой вор-карманник, абитуриент художственного вуза в лесу с мольбертом и злобная сука на мотоцикле – всё это Селиванова, человек удивительный, разносторонний, как грампластинка.

Fa
Показывали рекламу голой бабы. Сначала баба танцевала в душе, а потом бежала по песочку вдоль моря. Всё это было красиво так, с музыкой. И слоган. Что-то вроде «покупайте наших голых баб», только поизящней. «Откройте для себя мир голых баб». Или «не доверяйте никому, кроме голых баб» - что-то в этом роде. А потом вдруг: «fa». Что за fa, непонятно. Наверное, типа «аминь» или «dixi».
Fa.

***

На дверях кафе «Му-му» на Алексеевской висит объявление:
«Срочно требуется дворник»

Почему кафе «Му-му» на Алексеевской, а не на Тургеневской?

***

Слова которые бесят. Буква «П»: промо-акция.
«Все, кто купит товар Х до наступления даты Y, бесплатно получат Й».

Высокие отношения
Самые высокие, чистые отношения, которые только могут быть между людьми, - это отношения между незнакомыми людьми. Между теми, кто в жизни друг друга не видел.
Знакомясь, вы всё только портите.

Вообще
- Бщ… бщ… бщ, - доносится отовсюду девичий гомон. – Бщ… бщ…
В трамвае и троллейбусе, в классной комнате и на спортивной площадке, куда бы ни пришли девушки, вы всегда услышите их юное и прекрасное, такое знакомое «бщ-бщ».
- Я пришла вообще…
- А он вообще…
- В таких штанах вообще…
- Цирк вообще…
- То есть вообще…

«Бщ. Бщ. Бщ» - звучат будто позывные первого советского спутника вообще.

Эскалатор
Эскалатор представляет собой большую трубу, по которой от станции поднимается теплый воздух. В эскалаторе всегда жарко. Нам тут всегда жарко. За день миллионы пассажиров нагревают воздух своими стареющими телами. Это тепло достается нам, и мы не знаем, что с ним делать. Марина Сергеевна предлагает съехать отсюда на Маяковскую. Скучно, Марина Сергеевна, скучно. Почему на Маяковскую? Давайте на Марс улетим. Там песочек, тракторы американские ползают, будем из них батарейки выковыривать. И никаких использованных билетов, никакой жвачки. Смелее надо быть в своих устремленьях. Маяковская — ерунда.

Капитуляция
Во мне все ходит ходуном. Все ходит ходуном во мне. А я — регистратор этого ощущенья, коллежский регистратор этого ощущения. Коллежский асессор этого аксессуара. Болтается на веревке белая табель о моих рангах — флажок, выброшенный мной в знак капитуляции. Ибо я капитулирую, как Москва перед Наполеоном: он войдет, радостный, сожжет несколько муниципальных сооружений и уедет. Оставайся, Напа, не уезжай. Я совсем не то имел в виду. И ключи от города, солнце мое, я не принес тебе только по одной причине:
у меня нет ключей от этого города.

***

- Ты читаешь мои мысли? Нет? Кто-нибудь читает мои мысли? Вы не читаете? А вы? Помогите, пожалуйста, у меня тут мысли, я не могу их прочесть.

***

- Видишь ли, Ванечка, - замялся отец, - в капусте… э… твою маму изнасиловал аист.

Как хорошо
Как хорошо позвать себя на ужин. И обмануть. На ужин не прийти. Сказать, что там темно и холодно снаружи… или пойти, но вдруг свернуть на полпути. И заглянуть в кабак, и там напиться. И приползти в квартиру на бровях. И на диван с бутылкой пива повалиться, заснув в рубашке, брюках и носках. А утром с отвращением очнуться. Весь день не разговаривать с собой, от взглядов жалобных сурово отвернуться. И гордо пылесосить за стеной. Пожать плечами и пойти побриться, стараясь мрачных мыслей избегать. А после взять да на себе жениться и весь медовый месяц свой проспать.

Спам
отчего же ты не пишешь ты не пишешь ничего, может кончились чернила вдоль стеклянных берегов, может оператор связи неожиданно истёк или почтальонский газик сбился с рук и сбился с ног
не, не кончились чернила, шарик в ручке как живой, бьёт копытами мой милый оператор мой связной, почтальон бежит весёлый с бодрой пачкой телеграмм, и исправно прибывает спам и спам, а также спам

***

От тебя осталось тело: нос и уши и глаза.
Остальное улетело, будем думать, в небеса.
Тело это ходит, смотрит, ест, и спит, и даже пьет.
В преферанс себе играет.
Может выдать анекдот.
Потребляет регулярно книжки, сайты и кино — словом, выглядит, как будто обитаемо оно.
Но оно — пустое тело. Что пора бы осознать.
Сесть да Яндекс дальше делать, да иконки рисовать.

Да иконки рисовать.

Небо
пристально смотреть на латинские буквы и слушать клауса шульце — что же еще надо-то, рассказывать как была создана пиктограмма, - взял разноцветных пикселей клубок, пассеровал, очень хороший фильм я видел. Живет некий паренёк и все врем меняет место работы. Потому что не может найти себя в жизни. Но при этом увлекается фотографией, очень увлекается. Родители ему пеняют: иди работай на стройку, хватит волынить. Он говорит, не могу я чужое место занимать, хоть бы даже и на стройке. А они ему сильнее пеняют: иди, иди давай, документы оформляй. Чтобы оформлять документы, нужна фотография, три на четыре. Где ее взять? В фотоателье. Идет паренёк в фотоателье и встречает молодого фотографа-стилягу. Наш герой мягко указывает ему на грязные реактивы и дурное освещение, а стиляга в ответ брыкается. Тут из-за шторы выходит старый мастер и говорит: а давай-ка ты сам попробуй пофотографируй. И все — парень втягивается и становится фотохудожником. Находит свое место в жизни. Родители счастливы. В фотоателье все счастливы. На стройке все счастливы. Что делать?

Вторая серия: парень работает девятый год в атом ателье — у Клауса Шульце музыка отменная, надо сказать — он уже и не парень, и тошнит его от диафрагмы и что там у них еще. Плюёт в реактивы и подсыпает в них гидроперит. Хулиганит, одним словом. На стройке, конечно, обеспокоены создавшейся ситуацией: не хватает рабочих рук. Кирпичи наверх приходится таскать по три-четыре смены, а небо все еще видно. Наш фото-художник запивает и попадает в тёмную историю, связанную с импортной фототехникой. Его ловит милиция и на удивление оказывается тем самым стилягой, а ныне — сержантом. И что же Сержант говорит: ты мне тогда помог понять, что надо свое место в жизни найти, теперь я тебе помогу. И с этими словами сажает фотохудожника на пятнадцать суток, пройдя через которые наш герой очищается морально, и идет работать на стройку. Стройка благодаря появлению свежей силы заканчивается в срок. Все опять счастливы.

Конец очень эффектный: кирпичный такой купол вместо неба, на сколько глаз хватает, и ничего больше.

Качели
Вот уже мы и не дети
Мы закончили расти.

Где же небо?
Где же ветер?
Где же радость впереди?

Весна
Я спросил сосну: сосна,
где же, собственно, весна?

- Я ясень, - буркнула она.

12 обезьян
В и т а л и й: А кто, собственно, сказал, что все хорошие фильмы надо посмотреть? Никто такого не говорил. Вот у меня тут лежит хороший фильм, и я верю: он хорош. Он замечателен. Но смотреть я его не буду.

В спальню, оборудованную для пьянства, входит Д м и т р и й.

Д м и т р и й: Обязательно посмотри «Двенадцать обезьян». Это очень хороший фильм.
В и т.: И что, что хороший? Это непременно означает, что я должен его смотреть?
Д м.: Не означает.
В и т.: Вот и не буду.
Д м.: Смотреть его нужно не потому, что он хороший, а потому, что его нужно посмотреть обязательно. Не посмотрев его, тебе не откроется истина.
В и т.: Откроется.
Д м.: Не откроется.
Вит.: Откроется.
Д м.: Нет.
В и т.: И пусть не открывается!
Д м.: Как это?
В и т.: Да, да! Пусть мне не откроется истина. Мне уже открылось несколько истин, и они мне не понравились.
Д м и т р и й (потрясенно): Истина одна.
В и т.: Да? Это ты так думаешь. Вот смотри: то, что истина одна это тоже истина. Значит их уже две. И первая уже не истина, а значит, уже опять одна.

Д м и т р и й закрывает лоб ладонью и напряженно думает три минуты.

Д м и т р и й: Посмотри фильм «Двенадцать обезьян». Это хороший фильм.

14 февраля
в день святого Валентина
инга, Нина и марина
повстречали медведя:
в дудку зверскую дудя,
он шёл по лесу в сельпо
прикупить себе ПО,
клиентское или серверное
(он ещё не решил)

В резонанс
Живет однажды такой глава семейства, тридцати пяти лет, у к-рого трое детей и любящая супруга. Высокооплачиваемый менеджер среднего полувысшего звена, И вот, не отличаясь особенной оригинальностью, начинает он тосковать по утерянной любви. Вспоминает некую Наташу, например, и думает: ах если бы она не заболела раком, а заболела бы, например, спидом и умерла бы неделей раньше или позже, или заболела бы насморком и не умерла бы вовсе, или бы ее трамвай переехал — короче, как бы тогда сложилась моя жизнь? думает он. И будучи не в силах ничего с собой поделать, нажирается как свинья и звонит какой-то там однокласснице, с которой они однажды случайно в тамбуре. А у одноклассницы дико ревнивый хахаль. Сама одноклассница это знает и любит над этой ревностью постебаться. Говорит, например, «а я вчера кое с кем кофе пила. Хахаль орет: «с кем?! убью, сука!» Одноклассница игриво улыбается и говорит «с Катей»... И тут трезвонит наш главный герой. Начинает говорить что-то вроде «а помнишь», «а как ты думаешь», «мне кажется, что тогда» и прочую липкую дрянь. Ну потому что пьяный, тридцать пять, менеджер, ну что ему еще. Хахаль же в это время как раз одноклассницу это самое. Производит фрикции. И между фрикциями спрашивает: «кто звонит? кто звонит?» Одноклассница лежит на хозяйской постели, прижимает к уху мобильник и беззвучно смеется. Потом шепотом отвечает «Ленка» и опять смеется. А главный герой дальше разоряется: «если бы ты знала», «я не жалею, хотя с другой стороны». То есть, по полной программе.
Потом, конечно, наступает утро. Во рту говно, в мозгах кирпич. Так уж заведено: сначала ты бухаешь, а потом наступает утро. Мужик наш лежит тоскливой диагональю на разложенном диване и шевелит языком во рту. Что делать? Бриццо, мыццо, одеваццо. А потом? А потом зайти в шоколадницу и выпить там зеленого чая с лимонником. Ок, менеджер и глава семейства изо всех сил встает и добирается до шоколадницы. И вот...

И вот, пока он ждет, когда официантка обратит на него внимание, складывается в его забродившем сознании картинка такой жизни. Там тебе и одноклассница и тамбур, и хахаль, и Наташа, и Катя, и Игорь, и шоколадница, и менеджмент, и слезы, и любовь. Его прошибает так сильно-сильно, и он очень громко смеется. Смех его вступает в резонанс со стенами шоколадницы. Здание обрушивается. Главный герой погибает.

Q&A
Q: Где книга?
А: Вон там.
Q: И что написано в этой книге?
А: Там написано взять двести миллилитров оливкового масла.
Q: Там не написано, где взять двести миллилитров оливкового масла?
А: Нет.
Q: Там не написано, зачем взять двести миллилитров оливкового масла?
А: Нет. Это очень скупая и точная книга. В ней нет ничего лишнего. Я бы хотел написать такую книгу. Я бы выдрал из нее все оценки и ремарки. И сравнения.
Q: Это была бы пустая книга?
А: Это была бы полная книга. В книге должны быть страницы. Две.
Это минимальное и достаточное значение.
Q: И что бы ты написал на первой странице этой книги?
А: На первой странице этой книги я бы написал «первая странница этой книги».
Q: Что бы ты написал на второй странице?
А: На второй странице я ничего не стал бы писать.
Q: Почему?
А: Потому что я сообщил достаточный минимум информации на первой странице. Прочитав первую страницу, опытный читатель поймет, что следующая — вторая.
Q: Если так рассуждать, то и на первой странице не надо ничего писать. И так понятно, что она первая.
А: Нет. Во-первых, потому что начало нумерации должно быть обозначено. Во-вторых, потому что в книге должно быть что-нибудь написано. Таково определение книги.
Q: В принципе, на второй странице можно разместить оглавление.
А: Нет. Это излишество. Не у всех книг есть оглавление. Оно не является необходимым. (Заглядывает в книгу.) Необходимым является взять двести миллилитров оливкового масла — тут так написано. Но и это неправда.