Сходила сегодня в Пушкинский на выставку Амедео Клементе Модильяни! угораздило же припереться туда в день музея! прошли хитрым путем. Необыкновенные цвета!

Амедео Модильяни - один из редких художников, кто почти не интересовался ни природой за окном, ни предметами и вещами, окружавшими его в повседневной жизни. Такого пристрастия к одному "изобразительному" герою - человеку, особенно в пору модернизма, потрясающего основы старого искусства и двигающегося тогда скорее в анти-гуманитарном направлении, вряд ли у кого встретишь. Работы Модильяни редко рассматриваются в таком ключе, но в принципе, своим выбором он обозначил грядущее через несколько лет общее возвращение к фигуративности и интерес к обнаженной натуре в ее классическом понимании, которые проявят позже его великие коллеги по цеху Матисс и Пикассо.

От Модильяни до нас дошли случайные натюрморты и всего около пяти пейзажей (исследователи расходятся во мнении, брать ли в расчет этюды молодого Моди). А вот люди Модильяни всегда интересовали, он зарисовывал их в кафе и на улице, писал маслом, высекал из камня. Постепенно - в первые годы своего пребывания в Париже Модильяни работает с утра до вечера, а часто и большую часть ночи; считается, что он рисовал по 150 рисунков в день - он нашел свой способ обобщать фигуру и превращать ее в образ. Компонентами его "фирменного" стиля стали немыслимо вытянутые вверх головы на длинных шеях идеальной формы, с чуть намеченными чертами лиц, подобные древним богам (вспомним его замечательно-невозмутимых "кариатид", которых он создавал, вдохновляясь античной и даже египетской архаикой, а еще творениями своего старшего современника Константина Бранкузи).

При тяге к обобщению Модильяни обладал острым взглядом и был отличным карикатуристом, а обращении с натурой он азартно варьировал пропорцию сочленения детализированности и обобщения. Его дочь Жанна любопытно сформулировала это взаимоотношение Модильяни и натуры, объяснив финальный выбор Модильяни в пользу живописи (есть много легенд, склоняющихся к тому, что Моди очень хотел стать скульптором, но был вынужден отказаться от этого занятия по прозаическим причинам - дороговизны материалов и вредности каменной пыли для его больных легких): "страстное желание общения, контактов, участия в жизни было свойственно натуре Модильяни и, может быть, хоть частично объясняет, почему он стал живописцем и рисовальщиком, а не скульптором". Писал Модильяни только хорошо знакомых, близких, дорогих или, по крайней мере - ему симпатичных людей. Исполненные им портреты конкретны, они точно фиксируют черты характера изображаемых персонажей, иногда даже обостряя их. В ранних работах Модильяни, словно подсмеиваясь, подчеркивал портретное сходство, делая крупную надпись с именем модели прямо на полотне. Портретируемые почти всегда помещены в вертикальный формат холста, они как бы энергично прорастают вверх, поскольку их стихия - не эпическое неторопливое горизонтальное действо, точнее сказать - состояние, а, скорее, активное обозначение себя в пространстве и в потоке времени. Легендарным подтверждением привязанности Модильяни к вдохновению сиюминутного момента может служить история работы над редким для наследия Моди парным портретом четы Липшиц. "В 1916 году Липшиц с женой решили заказать Модильяни портрет. Художник заявил: "Я беру 10 франков за сеанс, выпивка ваша". Липшиц пишет: "Он пришел на следующий день, как всегда быстро и точно сделал несколько эскизов…В конце концов мы сошлись на том, что он будет писать нас в той же позе, что на свадебной фотографии. Назавтра он пришел в час дня со старым холстом и коробкой красок и сразу стал работать. Я хорошо помню, он сидел перед полотном, поставленным на стул. Работал молча, прерывался иногда, только чтобы отхлебнуть из бутылки, стоящей рядом с ним. Порой вставал, критически поглядывал на свою работу и сравнивал ее с оригиналом. Под вечер сказал: "Ну вот, я вроде закончил". Липшиц хотел дать ему возможность заработать немного денег, он надеялся, что его другу потребуется несколько сеансов для этого портрета. Он стал уговаривать его доработать портрет. "Если вы хотите, чтобы я все испортил, я могу продолжить", - ответил Амедео. Он не испортил портрет, но это был единственный случай, когда он повторно взялся за картину после первого сеанса".

Есть еще одно предание, приоткрывающее тайну модильяниевского метода. Однажды ему вдруг, в обычный будничный вечер, захотелось написать Люнию Чековскую, которая в этот момент просто готовила ужин. На обороте портрета, признанного одним из лучших, Модильяни написал: "Жизнь - это дар: от немногих - многим, от тех, у кого он есть и кто знает, что это - тем, кто его не имеет и не знает". Остается лишь добавить, что это изречение может касаться любого художника. Настоящим творцом движет только одно стремление - передать другому дарованное ему видение и понимание жизни, воплотив его в художественную форму. Не случайно именно это изречение цитирует наш выдающийся современник В. Вс. Иванов на вопрос о любимой цитате в опроснике одного из популярных журналов.

В "портрете" Модильяни выработал свой живописный канон, но окончательно развил он его в жанре ню, принесшем ему подлинную славу. Обнаженные составляют большую часть его художественного наследия. Интерес к обнаженной натуре возник у Модильяни из природной и подлинной приверженности красоте телесной, иначе Модильяни не был бы самим собой, а именно - настоящим итальянцем. Он находил гармонию между душой и плотью, и потому прекрасное тело, изысканная форма, изящный силуэт фигуры, как бы вмещающие в себе души его героев - это суть самого Модильяни.

История появления первых ню сумбурна и вызывает множество кривотолков. Впервые обнаженная была написана Модильяни в 1916 году - это "Обнаженная", которая хранится сейчас в институте Курто в Лондоне. Существует мнение, что дальнейшее столь пристальное внимание к жанру ню инициировал тогдашний патрон Модильяни Леопольд Зборовский. Он нанял низкооплачиваемых натурщиц, работавших под присмотром Люнии Чековской. Поговаривали, что она должна была присматривать и за Модильяни. Некоторые современные арт-критики интерпретируют эти работы как созданные наспех, подгоняемые заказчиком. Однако среди работ на заказ в истории живописи было создано немало шедевров. Но сами работы легко опровергают подобные тезисы.

Обнаженные у Модильяни, как правило, вытягиваются на ложе, обживая растянутый вдоль горизонта формат. Это формат обычно тяготеет к монументальности и имперсональности - и действительно, "обнаженные" художника выглядят, как какие-нибудь фрагменты фрески, написанные не с конкретных моделей, а словно бы синтезированные из многих и многих обнаженных натурщиц. Для Модильяни они не столько излучают чувственность и эротику, сколько некий идеал женственности вообще. В этом смысле можно сказать, что ню Модильяни - это не просто прекрасные особи женского рода, а, скорее - проявления некоей стихии, величественно и неторопливо разворачивающейся перед нашими глазами, но от нас ни в коей мере не зависящие, а живущие в пространстве картины по своим собственным законам. В этом отношении уместно вспомнить довольно часто цитируемую историю о встрече Модильяни с престарелым Ренуаром в 1919 году. Мэтр решил, что начинающий художник просит у него совета, как рисовать обнаженное женское тело: "Когда вы пишете обнаженную женщину, вы должны как бы ласкать кисточкой ее обольстительный зад… Нежно-нежно водить кисточкой по холсту, как будто лаская". В ответ Модильяни вспылил: "Я не собираюсь гладить кисточкой женские задницы. Меня вообще не интересуют зады!", рявкнул он свирепо и ушел, даже не простившись с Ренуаром. И был прав - с самого начала Модильяни был очень далек от ренуаровского стариковского сладострастия, его привлекала не поверхность телесной конструкции, а ее внутренняя гармония.

В 1917 году прошла первая (и единственная прижизненная) персональная выставка Модильяни. Она вызвала скандал несколькими изображениями обнаженной натуры: по требованию полиции они были сняты и выставка закрыта. В понедельник 3 декабря 1917 года в галерее Берты Вайль собралась группа гостей, приглашенных на вернисаж Модильяни, выставку которого так долго готовил Зборовский. Он сумел заинтересовать творчеством Модильяни владелицу магазина художественных изделий Берту Вайль, которая в то время только что переехала со своей галереей в новое помещение близ Оперы. Это была первая персональная выставка тридцатитрехлетнего Модильяни, и она так и осталась единственной, проведенной при его жизни. На ней было представлено около тридцати рисунков и картин. Зборовский, чтобы привлечь больше публики, выставил пару ню на витрину, у которой сразу же столпилось много народа. К несчастью для Модильяни, это помещение находилось прямо напротив полицейского участка. Там сразу же заинтересовались все прибывающим потоком посетителей. Комиссар Руссло вызвал Берту Вайль в участок. "Я перехожу улицу под выкрики и шуточки толпы и поднимаюсь по ступенькам в полицейский участок, - рассказывала она позже Жанин Варно, автору книги "Улей и Монпарнас". - Бюро комиссара полно "клиентов" <...>. Я спрашиваю: "Вы меня вызывали?" - "Да! И я приказываю Вам немедленно снять всю эту дрянь!" Я отваживаюсь на замечание: "Но есть знатоки, которые отнюдь не разделяют Вашего мнения. <...> Что же такого плохого в этих обнаженных?" - "Эти голые! <...> У них срамные волосы!" - И он петушится, подгоняемый одобряющим смехом бедных бесов, которых здесь пруд пруди, и продолжает: "Если вы тотчас же не выполните мой приказ, я прикажу моим полицейским конфисковать все!" - "Что за идиллия <...>: каждый полицейский с прекрасной обнаженной работы Модильяни в руках <...>! Я тотчас же закрываю галерею, и находящиеся внутри приглашенные гости помогают снять картины".

Тем не менее, некоторые французские и иностранные коллекционеры проявили интерес к работам Модильяни, да и о выставке говорил весь Париж. Эта история, описывающая реакцию на произведения в общем-то классического живописного жанра (вспомним историю скандалов, сопровождавших первые публичные показы знаменитой "Олимпии", 1863 Эдуарда Мане; ко времени Модильяни она уже стала живописной классикой и завоевала место в музее) емко передает диалектику работы художника с обнаженной натурой. Стремившийся к ренессансной красоте и идеалу, и стоящий в стороне от провоцирующего авангардного искусства, Модильяни разжег своими картинами возмущение, которое великолепно вписывается в общую путаницу легенд об этом художнике. "Обнаженные" Модильяни очень скоро заслужат музейную славу, галеристы и музейщики сражаются за право провести его выставку, а страховая стоимость полотен исчисляется миллионами. Но до сих пор мало кто вник в истинную причину колоссальной востребованности работ Модильяни у зрителя. В рамках монографической выставки внешняя однотипность работ может укачивать, сладостность форм надоедать. Но стоит посмотреть на ряд работ Модильяни на фоне современников, таможенника Руссо или Сутина, и вы понимаете, что аргументированный упрек английского критика Люббока - в сущности, высшая похвала. Создать красивую версию модернизма, сумев оживить отмирающую категорию "стиль", в живописи на таком уровне никому не удалось. Вероятно, секрет успеха Модильяни в том, что он всегда знал, к чему стремится, каким бы отчаянными не казались со стороны его поиски. Еще в 1900-м будущий художник писал своему приятелю Оскару Гилья, путешествуя с матерью по Италии (пять писем, посланных тогда юным Дедо, являются самыми известными автобиографическими документами): "Стиль больше, чем просто сокровенный смысл. Стиль - это способ выявить идею, отделить ее от индивидуума, который ее высказал, оставив открытой дорогу тому, что невозможно выразить". И Модильяни блестяще реализовал дарованную ему бессмертным и величественным Римом подсказку.