День св.Валентина, извиняюсь, это гойский праздник, у нас свой день любви - Ту бе Ав. Но все равно я решила вас порадовать одной восточной любовной историей.
Дело было как раз перед моим 18-ти летием, когда я подрабатывала горничной в гостинице "Даниэль". Это такая довольно старая и задрипаная гостиница в Герцлии на берегу моря. Думаю, в семидесятые она была шикарной, но с тех пор ее, кажется, ни разу основательно не обновляли.
Там еще есть затхлый банкетный зал и обветшавший кинотеатр "Лев Даниэль", куда мы с Ореном иногда заходим посмотреть хорошее кино, если не успеваем доехать до "Лев Тель Авив". Когда мы только приехали в Израиль, в эту гостиницу пошла работать горничной моя мама, и ее еще помнили некоторые дежурные по этажу, когда туда пришла я.
В принципе, мне там нравилось. Во первых, сама работа была довольно легкая: поменять полотенца и выкинуть мусор, еще иногда сменить постельное белье. Я до сих пор умею двумя взмахами ровно положить простыню на огромную двуспальную кровать. Правда, еще были "чекауты", это когда было нужно убирать основательно, уже после того, как люди съехали. Вот, допустим, когда съезжал японец, то вообще было непонятно, жил в номере кто-то, или нет. Даже постель всегда была заправлена - нигде ни складочки. Они по стойке смирно на полу спят, что ли? А вот французы - наоборот. Удивительно, как семья из трех вполне приличных себе на вид папы, мамы и ребенка ухитряется загадить номер, как стадо свиней. Еще почему-то они любят все скидывать на пол: одежду там, косметику, журналы, и все вперемешку и кучей. Наверное, французы уютней всего чувствуют себя в гнезде. Хуже них были разве что мои соотечественники, те вообще считают, что "раз деньги уплочены", то можно шоколадом намазать ковер, а из полотенец сшить ребенку костюм утенка. Самыми нормальными были американцы, сразу было видно, что житье в гостинице для них - пустяки, дело житейское. А русские постоянно норовили протащить в номер кого-нибудь нахаляву, или устраивали поздние посиделки на всю ночь с водкой и видом на море. Из уборки номера их интересовали только чистые полотенца. А один раз я даже убирала номер министра финансов из Ганы. Министр был толстый, как колобок, и угольно-черный, как рояль, только белоснежные зубы-клавиши поблескивали. Он был культурный, хорошо говорил по-английски и совсем не свинячил. Еще он явно скучал, все расспрашивал меня о жизни в Израиле и подарил золотую визитку. Сказал, как будешь в Гане, обязательно звони!
В общем, работа была непыльная, люди вокруг мне нравились, и за задницу меня никто не хватал. Кстати, униформа горничных в гостинице "Даниэль" была самая что ни на есть асексуальная - никаких тебе крахмальных передничков на мини-юбке и глубоких декольте. Форма состояла из широких синтетических штанов цвета перезрелого персика и такого же бесформенного пиджака чуть ли не до колен с большими коричневыми карманами, куда запросто можно было незаметно спрятать рулон туалетной бумаги. И вот несмотря на то, что выглядела я, как чучело, я все же ухитрилась поразить воображение одного официанта из рум-сервиса.
Румсервисный официант был израильским арабом. Кстати, почти весь низший персонал у нас был либо арабы, либо русские. Горничные-арабки приезжали из соседней деревни, рассказывали мне жуткие истории о своей жизни, показывали синяки и жаловались на мужей. Работали они как-то странно: качественно и очень быстро, а потом прятались на лестнице и долго отдыхали. У меня так быстро никогда не получалось. Рум-сервис состоял из арабских парней из Тайбе. Все они, как один, были студентами и от деревенских девченок воротили нос. И вот один из них, очень красивый парень лет 20-ти, вдруг стал часто молчаливо прохаживаться с тележкой по этажу, где я работала. Типа, если что, он тут гостям бутерброды привез.
Я сначала, если честно, даже внимания не обратила - мало ли, кто по этажу разгуливает? Но девченки-арабки вдруг начали меня за обедом подкалывать, нравится ли мне Хайдер, и какие у меня требования к будущему мужу, и при этом покатывались со смеху. Сам же Хайдер в обеденный перерыв садился за "мужской" стол прямо напротив меня, и весь обед зыркал знойным взглядом. А над ним его друзья-официанты подшучивают, в бок его тыкают, на меня кивают, и тоже периодически заходятся громким хохотом. У меня, прям, кусок в горло не лез. Сижу весь обед и краснею, как в арабском кино. Этот зыркает, те смеются. Уже и русские начали спрашивать: ну, колись, что у тебя с этим красавчиком-арабом? Ничего, говорю, но никто не верит. А самое смешное, что мы с Хайдером даже словом ни разу не обменялись.
В общем, мне это стало надоедать. Однажды выглядываю из комнаты, а Хайдер с тележкой по этажу гуляет, ну просто как маленькая девочка с коляской. И зыркает.
- Ну-ка, - говорю, - Хайдер, поди-ка сюда.
Хайдер подходит, весь бледный, как смерть.
- В чем дело? - спрашиваю, - Что тебе от меня надо?
- Мне от тебя ничего не надо, - обиделся Хайдер, - просто ты на меня смотришь, как на какого-то придурка. А я, между прочим, школу с отличием закончил! А сейчас на третьем курсе тельавивского универа. Я будущий юрист!
Хм.
- Ты, - отвечаю, - свои арабские комплексы неполноценности оставь в покое. А как мне на тебя еще смотреть, если ты тут три месяца по этажу моему молча разгуливаешь? Надо мной уже все смеются!
- Надо мной, между прочим, тоже!
Мы помолчали. Потом Хайдер собрался с духом и спросил:
- Лена, а давай ты будешь моей девушкой?
Здесь я сделаю небольшое отступление. Дело в том, что в Израиле встречаться с арабом, даже с израильским паспортом, для еврейской девушки как бы не комильфо. Но вот русские девушки чаще, чем коренные израильтянки с ними встречаются. Во-первых, потому что приезжают без таких резких предубеждений, а во-вторых, арабские ухажеры все сексисты, а русские это любят. Поэтому у русских девушек возникла не совсем хорошая репутация. Арабы, хоть и встречаются с ними с удовольствием, но женятся потом на своих мусульманках, как велит грозный папа. Все это какой-то неясной мыслью пронеслось у меня в голове, но я от этих глупостей отмахнулась. Все люди равны, а все истории - индивидуальны.
- Знаешь, - говорю, - Хайдер, а ты ничего такой, ты мне нравишься. Можно попробовать.
Тогда Хайдер взял меня за руку и сказал: "Пойдем!"
Я от удивления пошла за ним, бросив свою тележку с полотенцами, а сама думаю: "Интересно, куда это мы? Еще заведет куда-нибудь и изнасилует! Хотя не может быть, чтоб три месяца от смущения не мог слова вымолвить, а потом сразу вот так прямо с изнасилованиями полез! Че-то вряд ли это."
Сначала мы куда-то ехали на лифте, а потом поднимались по лестнице. Потом лезли еще по железной лестнице, а в конце Хайдер толкнул тяжелую дверь:
- Это здесь!
И мы выбрались на крышу.
Уже смеркалось. Снизу, до горизонта, плескалось фиолетовое море в оранжевых бликах, и вся Герцлия лежала под нами, и даже огоньки Тель Авива мигали совсем близко. Как красиво!
Вдруг я заметила, что у Хайдера по щеке катятся слезы:
- Ой, - говорю, - Боже мой, что случилось?
- Ты не понимаешь, - пробурчал он, - надо мной все смеются, все говорят: брось, она не для тебя! А я знал, я просто чувствовал, нужно просто подождать, и ты будешь со мной!
Я растрогалась. Вау, это он обо мне? Мне захотелось тоже сказать ему что-нибудь приятное, но я не смогла придумать, что. И тут я неожиданно для себя подарила ему свою золотую цепочку. Сняла с шеи и говорю:
- На, возьми на память!
Не знаю, почему я так сказала, как будто мы видимся в последний раз. Но вышло очень даже пророчески, потому что я совсем забыла упомянуть - это был мой последний день в гостинице, через три дня я призвалась в армию.
Хайдер прислал мне письмо прямо на базу, на курс молодого бойца. Точно не помню, но там упоминались златые кудри, глаза, как звезды, губы, как алые вишни, ну и так далее, в том же духе. Когда я его прочла, у меня прямо на звезды навернулись бриллианты слез, и нежный смех, похожий на журчанье ручья, всколыхнул мою... впрочем, неважно. "Здравствуй, Хайдер!" - ответила я, - "За комплименты спасибо. Мы с утра до ночи бегаем, очень устаем..."
Хайдер мое письмо никогда не получил. Цензура не пропустила, что ли? А может из армии нельзя в Тайбе письма писать? Я не знаю. Виделись мы с ним с тех пор всего один раз. Я позвонила ему домой, и, переполошив его семью, пригласила в гости. Своей маме сказала:
- Ты не пугайся, но сейчас к нам придет мой новый бойфренд, он араб. Я знаю, что ты думаешь, но все люди равны.
- А я и не пугаюсь, - сказала мама, - только смотри за него случайно не выйди замуж.
Роман мой с Хайдером закончился в тот же вечер и очень неожиданно. У меня была собачка величиной с кошку, усатая такая, терьер, звали ее Дорис. Была она маленькая и трусливая, и все время норовила спрятаться, особенно, когда приходили незнакомые гости. Ну, не любила она их. И вот, когда пришел Хайдер, она его неожиданно громко облаяла. Хайдер, чье имя означает то ли лев, то ли тигр, перепугался чуть не до смерти, нырнул в мою комнату и ни за что не хотел оттуда выходить, пока "зверюга" ходила вокруг. В общем, показал себя не с лучшей стороны. Дорис бояться, это надо уметь - она такая была крошечная и трусливая, что над ней даже кошки смеялись. Так что я ему так прямо и сказала: "Извини, Хайдер, но те, кто боятся мою собаку, в гости ко мне больше не ходят!"
Кстати, а на крышу в "Даниэле" я потом еще нередко сама залазила, на закат смотреть. Классное место. Но теперь они там дверь на ключ заперли, а жаль.