Легко говорить: «фашизм—это зло». А если это впоследствии «мировое зло» является твоей родиной, твоим домом, семьей—тогда что с этим делать? И тут возникает первый парадокс «Луковицы»: как можно не любить или хотя бы не оправдывать родину, тебя родившую и тебя воспитавшую? Возможно ли заподозрить родину во лжи и бесчеловечности, когда тебе 10, 12, 14 лет? Что странного в том, что юные немцы гордятся своей страной? А они ею—и гордятся: она—сильная, она—побеждает на море, в небесах и на суше, а про Освенцим и Дахау еще никто не знает. И когда родине угрожает опасность, что может быть естественнее, чем пойти на фронт? Грасс и идет записываться добровольцем, просто его по малолетству еще не берут: навоюешься еще, говорят.
...
Важно просто убедить себя, что с людьми второго сорта можно поступать по-всякому, в конце концов «они сами виноваты»—и все.
...
Грасс своими воспоминаниями невольно возвращает фашизму человеческое измерение, и эта естественность более убедительно разоблачает фашизм, чем встречи с ветеранами или патриотические фильмы. Это напоминание о том, что фашизм не где-то сбоку и не когда-то давно—в каждом из нас сидит маленький фашист. Ничего и делать не надо—просто не замечай того, что тебе неинтересно или неприятно.Слезы от лука. Андрей АРХАНГЕЛЬСКИЙЯ бы добавил: не желай понимать другого. Он, этот другой, тупой, злой, неправильный и т.д. просто потому что он такой и все. Тебе правильному, хорошему, умному, к чему его понимать? Проще объявить "недочеловеком", "тупым быдлом" и отстраниться от него, чтобы никто вокруг, а в особенности ты сам не вспомнил, что вы оба люди.