23:40 01-12-2008 Про кошачью верность
Вот я как всегда – у меня тут самые что ни на есть угарные дни, монтаж выставки, вчера домой пришла в 11, а мне вдруг с утра пораньше хочется написать о чём-то совсем к делу не относящемся.
Хотя кто знает, что в этом мире к какому делу относится, а что нет.
Вот, например, мы все от кого-то в нашей жизни и в каких-то определённых случаях ожидаем верности и привязанности, и принимаем её, как должное. А это нас зачастую подводит. И, не получая ожидаемого от тех, кто должен быть, по нашему разумению, нам предан, мы страдаем. А бывает и наоборот. Мы вдруг понимаем, что какие-то совсем не предназначенные для преданности существа привязались к нам, и, блин, теперь за них приходится отвечать.
Я собственно о чём – поосторожней с преданностью. Она, как тот дух, который дышит где хочет, возникает и исчезает сама по себе, она, пожалуй, ещё ранимей, чем любовь, хотя иногда умирает последней – вот даже любви уже нет, а преданность, многократно поруганная и отвергнутая, всё тщится приподнять голову и сказать: « Я же с тобой, я всегда, если что, ты меня зови…»
Это я тут как-то так высокопарно, а на самом деле я хочу рассказать всего-то навсего про кошку. Про кошачью верность.
Все знают про верность собачью, она тыщекратно воспета в словах и картинах. И преданный взгляд называют собачьим, а кошек, наоборот, считают символом блудливости и готовности свалить при всяком удобном случае.
Так вот, у моей кошки Чучи раз в жизни родились дети, их было четверо. Два мальчика и две девочки, девочки сразу же были видны – они были яркие трёхцветки (рыжее и чёрное на белом), а трёхцветки, как известно, у кошек бывают только самки. Я, осмотрев новорождённых, с лихостью любителя словесности быстренько их поименовала, причём как назвала я мальчиков, не помню, а девочек, взяв их в горсть попарно, окрестила Вика и Бяка – ну вот просто так, с языка слетело.
Один хороший мальчик, ходивший тогда кругами вокруг меня по смурному этому городу, тут же заявил, что ему одиноко, в свежеснятой квартире пусто, я к нему никогда не приезжаю, ему никогда не видать от меня ребёнка, так вот пусть будет хоть от меня котёнок. Выбрал он котёнка по имени – «возьму Бяку, Бяку беру» - закричал он, не глядя.
Он еле выждал месяц, всё спрашивал, открылись ли у Бяки глаза, ест ли она сама, а потом приехал и увёз, грея и пряча от метели за пазухой, в квартиру в Царицыно крошечную трёхцветную рукавичку.
И Бяка осталась одна. Миша (так звали приёмного папу) добирался до своей квартиры раз в двое суток, часто он ленился ехать далеко и ночевал то на работе, то у многочисленных случайных знакомых в центре. Квартира была ничего так, с "евроремонтом", там даже стояла пальма в горшке. Миша не скупился на корм и туалет для котёнка, у той всегда была полная миска еды и лоток с присыпкой, и она жила в этой квартире фактически единственной неразумной хозяйкой. Миша приходил редко и поздно. Все дни, которые Бяка проводила в одиночестве, пока её братья и сёстры ещё грелись под маминым боком, она носилась, как угорелая, по пустой квартире, играя сама с собой, рассыпала присыпку по всему кафелю в туалете, лезла вверх по шторам и обоям, рыла землю под пальмой и думала, что мир кончается стенами этой квартирки.
Но иногда до своего жилья, до которого надо было ехать из благословенной Москвы 40 минут на метро и потом ещё столько же на маршрутке, добирался Хозяин, он же Папа, Мама и Возлюбленный Бяки, единственное существо в её мире. «Она меня всю ночь вылизывает» - то ли хвастался, то ли изумлялся Миша. Бяка взгромождалась на него, громко урчала и всю ночь страстно целовала его в небритую шею, а может, ей казалось, что это – её небритая мать и она снова её сосёт.
Всякий раз, когда Миша приходил, он приносил одну и ту же еду – жареную курицу из киоска. Бяка ждала эту курицу, как лучшего лакомства, хотя в её миске всегда была какая-то чрезмерная гора корма. Потому что курица это был Хозяин, вкус и запах курицы был связан с моментом избавления Бяки от одиночества.
Пару раз Мише удалось заманить в свою квартиру каких-то девушек из клубов. Потом он жаловался, что Бяка рычала на них и забивалась под диван. Когда девушки уходили, Бяка тут же снова начинала вылизывать Мишу.
В один прекрасный день Миша решил переехать пусть в комнату, но поближе к центру – перевёз он с собой и кошку. Хозяин был как бы и не против котёнка, но просил из комнаты того не выпускать. Мир Бяки полностью изменился, и несколько дней она просидела, привыкая к новым стенам, в углу – но не изменилось вот что – почти всегда она была одна. Дикое, себе на уме, влюблённое в одного-единственного человека существо.
Однажды Мише нужно было уехать на несколько дней. Тут, благо его новое жилище было близко к моему, он попросил меня взять его кошку на передержку. Я согласилась. К маме-Чуче, которая тогда уже выдала в люди всех своих детей, вернулся один из них – дикий, выросший в пустой квартире, забывший, что на свете есть другие люди и кошки, кошачий подросток.
Бяка, кстати, унаследовала стати своего деревенского отца – росла она в гладкошёрстную, длинноногую, мускулистую, похожую на кошачьего мальчика девушку с громким басом и когтями.
Несколько часов мама и дочка выли друг на друга. Потом мало-помалу начали общаться – кажется, Чуча вспомнила своего ребёнка, нет, это точно было так – она как-то сразу же стала уступать ей еду и пытаться её приласкать, а Бяка злилась и уходила боком.
Потом Миша забрал кошку обратно. Потом ему снова надо было куда-то уехать. Потом он снова забрал кошку домой. И так далее.
Однажды, когда Миша в очередной раз принёс снова отвыкшую Бяку к нам на передержку, она вдруг легла на стул и стала орать басом, совершенно дурным голосом. Мы, было, подумали, что с кошкой что-то случилось и она умирает. Перепугалась и Чуча. Бяка не давала даже подойти к стулу, на котором она лежала на боку, плашмя, ближе, чем на метр – начинала угрожающе и в то же время жалобно орать. Думаю, её вопли можно было перевести однозначно: «ЗАЕБАААААЛИ, ОТОЙДИИИТЕ ВСЕ ОТ МЕНЯЯЯЯЯЯ!!!»
Так кошка лежала почти сутки, а потом встала, встряхнулась и покорно, но решительно пошла есть и пить.
И я сказала Мише, что больше её забирать не надо. У животного едет крыша, натурально.
Миша как-то даже обрадовался, сказал, что будет кошку навещать и, возможно, однажды увезёт её за границу, туда, где у Бяки будет свой садик и выход на собственную лужайку прямо из дома.
И Бяка осталась у нас, полностью соответствуя своим характером своему имени. Она кусалась, дралась, никогда не давалась в руки, отбирала у матери еду, гадила принципиально мимо лотка. Никогда ни к кому она не ласкалась и никого не пыталась облизывать. Даже погладить себя особо-то не позволяла.
Она как-то сообщила Чуче, что сама вкусная в мире еда – это жареная курица. Кто-то как-то пришёл с жареной курицей и у Бяки случился приступ – она вилась вокруг и выла, хотя вовсе не была голодной – мать смотрела на неё с изумлением, но вскоре и сама стала оспаривать право получать кусочек этого деликатеса всякий раз, как им запахнет в доме. Для Бяки это был запах её первой любви.
Миша заходил редко. Однажды, когда Бяка была уже почти как взрослая, Миша стоял у холодильника, скрестив руки на груди, а кошка вдруг вскочила на холодильник, подкралась сзади к Мише и, громко урча, стала целовать его в небритую шею. Это было так непохоже на того зверя, который жил в сё это время в нашем доме, так как-то болезненно-странно, как-то даже неприлично. Она его помнила и продолжала любить, а нас всех – нет.
Потом Миша всё-таки уехал навсегда в свою заграницу, где у него был дом с выходом в садик, Бяка, кончено же, осталась здесь, её тоже возили на дачу, она привыкала, через пару лет она уже могла позволить себя погладить, а как-то с полгода назад я увидела, как она устраивается в постели с моей младшей дочерью, урчит и перебирает лапами – они нашли друг друга, эти две чем-то похожие девочки.
На руки она, в общем-то, так и не даётся. Если кто-то нагадил не в лоток – это именно она. Прошло уже 4 года с Бякиного одинокого детства, но до сих пор она, как сумасшедшая, скачет по кухне, если где-то запахнет жареной курицей. Ей, видимо, снова кажется, что она вот уже двое суток сидит одна, и кто-то большой, небритый, самый-самый драгоценный и долгожданный пришёл и избавил её от одиночества – может быть, на этот раз, навсегда?
А вы говорите – собаки.
http://muramur.livejournal.com/251512.html
Хотя кто знает, что в этом мире к какому делу относится, а что нет.
Вот, например, мы все от кого-то в нашей жизни и в каких-то определённых случаях ожидаем верности и привязанности, и принимаем её, как должное. А это нас зачастую подводит. И, не получая ожидаемого от тех, кто должен быть, по нашему разумению, нам предан, мы страдаем. А бывает и наоборот. Мы вдруг понимаем, что какие-то совсем не предназначенные для преданности существа привязались к нам, и, блин, теперь за них приходится отвечать.
Я собственно о чём – поосторожней с преданностью. Она, как тот дух, который дышит где хочет, возникает и исчезает сама по себе, она, пожалуй, ещё ранимей, чем любовь, хотя иногда умирает последней – вот даже любви уже нет, а преданность, многократно поруганная и отвергнутая, всё тщится приподнять голову и сказать: « Я же с тобой, я всегда, если что, ты меня зови…»
Это я тут как-то так высокопарно, а на самом деле я хочу рассказать всего-то навсего про кошку. Про кошачью верность.
Все знают про верность собачью, она тыщекратно воспета в словах и картинах. И преданный взгляд называют собачьим, а кошек, наоборот, считают символом блудливости и готовности свалить при всяком удобном случае.
Так вот, у моей кошки Чучи раз в жизни родились дети, их было четверо. Два мальчика и две девочки, девочки сразу же были видны – они были яркие трёхцветки (рыжее и чёрное на белом), а трёхцветки, как известно, у кошек бывают только самки. Я, осмотрев новорождённых, с лихостью любителя словесности быстренько их поименовала, причём как назвала я мальчиков, не помню, а девочек, взяв их в горсть попарно, окрестила Вика и Бяка – ну вот просто так, с языка слетело.
Один хороший мальчик, ходивший тогда кругами вокруг меня по смурному этому городу, тут же заявил, что ему одиноко, в свежеснятой квартире пусто, я к нему никогда не приезжаю, ему никогда не видать от меня ребёнка, так вот пусть будет хоть от меня котёнок. Выбрал он котёнка по имени – «возьму Бяку, Бяку беру» - закричал он, не глядя.
Он еле выждал месяц, всё спрашивал, открылись ли у Бяки глаза, ест ли она сама, а потом приехал и увёз, грея и пряча от метели за пазухой, в квартиру в Царицыно крошечную трёхцветную рукавичку.
И Бяка осталась одна. Миша (так звали приёмного папу) добирался до своей квартиры раз в двое суток, часто он ленился ехать далеко и ночевал то на работе, то у многочисленных случайных знакомых в центре. Квартира была ничего так, с "евроремонтом", там даже стояла пальма в горшке. Миша не скупился на корм и туалет для котёнка, у той всегда была полная миска еды и лоток с присыпкой, и она жила в этой квартире фактически единственной неразумной хозяйкой. Миша приходил редко и поздно. Все дни, которые Бяка проводила в одиночестве, пока её братья и сёстры ещё грелись под маминым боком, она носилась, как угорелая, по пустой квартире, играя сама с собой, рассыпала присыпку по всему кафелю в туалете, лезла вверх по шторам и обоям, рыла землю под пальмой и думала, что мир кончается стенами этой квартирки.
Но иногда до своего жилья, до которого надо было ехать из благословенной Москвы 40 минут на метро и потом ещё столько же на маршрутке, добирался Хозяин, он же Папа, Мама и Возлюбленный Бяки, единственное существо в её мире. «Она меня всю ночь вылизывает» - то ли хвастался, то ли изумлялся Миша. Бяка взгромождалась на него, громко урчала и всю ночь страстно целовала его в небритую шею, а может, ей казалось, что это – её небритая мать и она снова её сосёт.
Всякий раз, когда Миша приходил, он приносил одну и ту же еду – жареную курицу из киоска. Бяка ждала эту курицу, как лучшего лакомства, хотя в её миске всегда была какая-то чрезмерная гора корма. Потому что курица это был Хозяин, вкус и запах курицы был связан с моментом избавления Бяки от одиночества.
Пару раз Мише удалось заманить в свою квартиру каких-то девушек из клубов. Потом он жаловался, что Бяка рычала на них и забивалась под диван. Когда девушки уходили, Бяка тут же снова начинала вылизывать Мишу.
В один прекрасный день Миша решил переехать пусть в комнату, но поближе к центру – перевёз он с собой и кошку. Хозяин был как бы и не против котёнка, но просил из комнаты того не выпускать. Мир Бяки полностью изменился, и несколько дней она просидела, привыкая к новым стенам, в углу – но не изменилось вот что – почти всегда она была одна. Дикое, себе на уме, влюблённое в одного-единственного человека существо.
Однажды Мише нужно было уехать на несколько дней. Тут, благо его новое жилище было близко к моему, он попросил меня взять его кошку на передержку. Я согласилась. К маме-Чуче, которая тогда уже выдала в люди всех своих детей, вернулся один из них – дикий, выросший в пустой квартире, забывший, что на свете есть другие люди и кошки, кошачий подросток.
Бяка, кстати, унаследовала стати своего деревенского отца – росла она в гладкошёрстную, длинноногую, мускулистую, похожую на кошачьего мальчика девушку с громким басом и когтями.
Несколько часов мама и дочка выли друг на друга. Потом мало-помалу начали общаться – кажется, Чуча вспомнила своего ребёнка, нет, это точно было так – она как-то сразу же стала уступать ей еду и пытаться её приласкать, а Бяка злилась и уходила боком.
Потом Миша забрал кошку обратно. Потом ему снова надо было куда-то уехать. Потом он снова забрал кошку домой. И так далее.
Однажды, когда Миша в очередной раз принёс снова отвыкшую Бяку к нам на передержку, она вдруг легла на стул и стала орать басом, совершенно дурным голосом. Мы, было, подумали, что с кошкой что-то случилось и она умирает. Перепугалась и Чуча. Бяка не давала даже подойти к стулу, на котором она лежала на боку, плашмя, ближе, чем на метр – начинала угрожающе и в то же время жалобно орать. Думаю, её вопли можно было перевести однозначно: «ЗАЕБАААААЛИ, ОТОЙДИИИТЕ ВСЕ ОТ МЕНЯЯЯЯЯЯ!!!»
Так кошка лежала почти сутки, а потом встала, встряхнулась и покорно, но решительно пошла есть и пить.
И я сказала Мише, что больше её забирать не надо. У животного едет крыша, натурально.
Миша как-то даже обрадовался, сказал, что будет кошку навещать и, возможно, однажды увезёт её за границу, туда, где у Бяки будет свой садик и выход на собственную лужайку прямо из дома.
И Бяка осталась у нас, полностью соответствуя своим характером своему имени. Она кусалась, дралась, никогда не давалась в руки, отбирала у матери еду, гадила принципиально мимо лотка. Никогда ни к кому она не ласкалась и никого не пыталась облизывать. Даже погладить себя особо-то не позволяла.
Она как-то сообщила Чуче, что сама вкусная в мире еда – это жареная курица. Кто-то как-то пришёл с жареной курицей и у Бяки случился приступ – она вилась вокруг и выла, хотя вовсе не была голодной – мать смотрела на неё с изумлением, но вскоре и сама стала оспаривать право получать кусочек этого деликатеса всякий раз, как им запахнет в доме. Для Бяки это был запах её первой любви.
Миша заходил редко. Однажды, когда Бяка была уже почти как взрослая, Миша стоял у холодильника, скрестив руки на груди, а кошка вдруг вскочила на холодильник, подкралась сзади к Мише и, громко урча, стала целовать его в небритую шею. Это было так непохоже на того зверя, который жил в сё это время в нашем доме, так как-то болезненно-странно, как-то даже неприлично. Она его помнила и продолжала любить, а нас всех – нет.
Потом Миша всё-таки уехал навсегда в свою заграницу, где у него был дом с выходом в садик, Бяка, кончено же, осталась здесь, её тоже возили на дачу, она привыкала, через пару лет она уже могла позволить себя погладить, а как-то с полгода назад я увидела, как она устраивается в постели с моей младшей дочерью, урчит и перебирает лапами – они нашли друг друга, эти две чем-то похожие девочки.
На руки она, в общем-то, так и не даётся. Если кто-то нагадил не в лоток – это именно она. Прошло уже 4 года с Бякиного одинокого детства, но до сих пор она, как сумасшедшая, скачет по кухне, если где-то запахнет жареной курицей. Ей, видимо, снова кажется, что она вот уже двое суток сидит одна, и кто-то большой, небритый, самый-самый драгоценный и долгожданный пришёл и избавил её от одиночества – может быть, на этот раз, навсегда?
А вы говорите – собаки.
http://muramur.livejournal.com/251512.html
Комментарии:
18:02 02-12-2008
ты к чему это?
21:07 02-12-2008
iona Знаешь, деточка, бывают просто сны. (с))))
17:33 05-12-2008
Tara
