Если герой Лучшего Нового Года может о себе сказать, что он не один, то этот бродяга, к сожалению... Впрочем, кто знает? Если идти достаточно долго, обязательно придешь к цели. К какой-нибудь.
Название рассказа выглядит слегка тавтологично рядом с названием серии; в свое оправдание могу сказать, что серией всё это стало считаться после написания Двоих, а название для неё придумано вообще не раньше этого лета.
Январь 2010.

Бродяга

     Я иду по дороге. По самой середине, ровно там, где на изъязвленном асфальте лежит рваная строчка разделительной полосы. Небо рыжее, настолько, что облака на нем кажутся клубами пыли, и мутный глаз солнца виден сквозь них еле-еле, как фонарь в тумане. Вдоль дороги тянутся деревья, и это настоящие деревья, хоть и низкие, но прямые, с буроватой, но всё же заметно зеленой листвой, совсем не похожие на те скрюченные лысые порождения больной природы, которые торчат то тут, то там на седой пустоши по обе стороны отсюда. Я иду, стараясь не задевать подошвами сапог края многочисленных щербин на дорожном полотне. Нет, тут даже не стреляли, просто асфальт износился с годами. Как и я.

     Я иду по полю. По правде сказать, это сложно назвать полем — голый суглинок с ссохшимися трупиками высоких безлистых растений, когда-то прижатых к земле взрывной волной, этакими расходящимися от воронки лучами. Воронка там, чуть слева, но я туда не пойду. Жарко, небо ярко-оранжевое, и где-то сверху тенями скользят большекрылые птицы. А мне нужно дальше, к горизонту.

     Я иду через лес. Точнее, то, что раньше было лесом. Деревья повалились и сгнили, на их месте выросло нечто невнятное, искаженное, черное. Но не так часто, чтобы мешать пройти. Впрочем, нет, иногда по сторонам мелькают целые клубки сцепившихся вместе кривых ветвей. Но мне интереснее снег. Хрустящий под ногами, гладкими сугробами разлегшийся на километры вокруг, назло окружающей ночной тьме он тонко сочится зеленоватым призрачным светом, и этот свет, как вода, стекает в следы, оставленные моими подметками. Оглянувшись, я могу увидеть подсвеченную линию отпечатков моих ног, прямую, как стрела. Я не петляю и не сворачиваю.

     Я иду по городу. Ветхие мертвые здания ворчливо, по-стариковски кряхтят и иногда вздыхают пылью и цементной крошкой, складываясь в своем последнем поклоне. Ноги по щиколотку утопают в прахе, который при малейшем движении расцветает пушистыми невесомыми облачками. Занимается рассвет, и верхние этажи разбрасывают солнечные зайчики застрявшими в рамах осколками лопнувших стекол. Здесь никого не осталось. Возможно, на всей планете никого не осталось, кроме меня. И, может быть, тебя.

     Я иду по дороге. Я помню, я уже был здесь. Но какое это имеет значение? Ты — за горизонтом, а я иду за тобой.

12-15.01.10