Сумерки. Непонятно вечерние или утренние. Туман. Вроде бы теплая осень. Уличное кафе при баре. Под навесом пустые плетеные столики. Один занят. Двое молодых людей. Один курит сигарету и пьет черный кофе из большой чашки. Второй занят набивкой трубки. Рядом с ним стоит полупустой стакан с пивом и стакан с золотисто-коричневой жидкостью. Второй заканчивает набивать трубку, умело раскуривает ее одной спичкой, отхлебывает пиво и откинувшись на спинку кресла, обращается к первому.

Второй: Так о чем мы?
Первый: О женщинах.
Второй (выпускает медленную струю дыма в сторону от первого): Значит о женщинах. Надеюсь, ты отличаешь их?
Первый: От кого?
Второй: Это очевидно.
Первый (лениво): А-а-а. Что-то насчет души…
Второй: Что-то. Хотя некоторые отличают их по походке.
Первый: Тело… Соблазнительное. Трудно удержаться.
Второй: Да, согласен. Практически невозможно. Особенно мне.
Первый: Тебе? Хотя… Нет души… Мне проще. Знаешь, они стали появляться чаще, улицы опустели, один туман. Особенно ночью.
Второй: Они как-то связаны. Туман и они. Всегда вместе.
Первый (оглядываясь): Молчи…

Туман словно всколыхнулся на мгновение, выпустил щупальца и снова успокоился. Второй сделал глоток крепкой жидкости из стакана, задержал ее во рту и только потом проглотил. Поставил стакан на стол, сделал затяжку трубкой, выпустил дым, отпил пива. Первый вытащил из пачки новую сигарету, прикурил от предыдущей сигареты докуренной до самого фильтра, окурок бросил, не туша в пепельницу.

Второй (смотрит на дым): Дым...
Первый: Туман не любит дыма. Они слишком похожи.
Второй: Может, виноват не туман. Просто погода меняется. Для декабря слишком тепло.
Первый: Да сегодня сочельник, а снега все еще нет. Только этот проклятый туман.
Второй: Ты же говоришь, это не он.
Первый: Просто мне так хочется думать, но ты сам знаешь, где правда.

В тумане вдруг промелькнула какая-то фигура. Промелькнула и растворилась. Плотный грязно-серый туман опять колышется на границе дороги.

Второй: Может быть. Будь осторожен. Пока еще просто не их время. Ближе к ночи. Возможно, она будет решающей.

Звонит телефон. Сначала глухо, но потом все с нарастающей силой. Второй вытаскивает небольшой прямоугольный телефон, нажимает кнопку, говорит, что-то вроде "yes" или "да", очень тихо. Слушает некоторое время, кивает головой, словно его невидимый собеседник может его увидеть, потом отключает телефон, снова вставляет в зубы трубку.

Второй: М. звонил, говорит вечером, около полуночи.
Первый: Он уверен? Где?
Второй: Посмотрим. У меня.
Первый: Справитесь?
Второй: Не думаю, что будет что-то серьезное. До сих пор справлялись.
Первый: Все-таки Рождество…
Второй: Надеюсь последнее.
Первый: Надеюсь не для нас.
Второй: Ты узнаешь, когда начнется.
Первый: Обычный канал?
Второй: Серо-лиловый.

Некоторое время они молча сидят. Второй сосредоточено курит трубку, первый смотрит в сторону тумана.

Второй: Водой или волной?
Первый (улыбаясь): Волной. Иначе бы их было достаточно.
Второй (с усмешкой): Ты всегда выбираешь волну.
Первый: Тогда не задавай этот вопрос. Он уже не актуален.
Второй: Как вспышка, в качестве зеркала, почему бы и нет.

Царит полная тишина. Второй смотрит на свои большие черные часы. Прошло уже полчаса. Первый встает, берет с соседнего стула мятый плащ, надевает его, со стороны может показаться что левый борт плаща немного перекошен, словно бы там что-то подвешено. Что-то что хочется скрыть от посторонних взглядов, но не от тех которые все равно все увидят. От чьих-то других глаз. Или не глаз вовсе.

Первый выходит за границу уличного кафе, туман перед ним отступает. Он идет влево, потом прямо, чуть вбок, потом вверх, на холм, где стоит заколоченный черный дом. Туман таинственный и мерцающий замер в ожидании; живой, но необитаемый. Пока необитаемый. Замер… и захлестнул свои крылья, скрыв первого с глаз, там, где только что был человек, снова колеблется стена тумана.

Второй продолжает сидеть, бокал и стакан уже пусты, трубка почти погасла, он застывает в оцепенении, на минуту. Только на минуту. Первыми оживают глаза, потом руки сами выбивают пепел из трубки, берут салфетку, протирают ей чашу трубки и прячут в большую черную холщовую сумку. Второй встает, закидывает сумку на правое плечо, левую руку опускает в карман куртки, достает несколько монет и кидает их на стол. Монеты серебряные. Он надевает черные очки, словно светит солнце и медленно скрывается в тумане.

Столик. Пустая посуда, едва дымящийся уголек в пепельнице, то ли от сигареты, то ли остатков табака. Дым тонкой струйкой поднимается вверх, он не хочет смешиваться с окружающим его туманом. Туман уже обступил кольцом покинутый столик. Только дым и серебро мешают ему сомкнуть свои зыбкие объятия. Становится видна черная конечность, протянувшаяся из тумана к монетам, она похожа на человеческую ладонь. Она кружит как ворон над столом, подбираясь к девяти серым кругляшам посередине. Броском кобры, черная длань, накрывает монеты. Звучит выстрел, конечность, превращаясь в серое щупальце, резко отдергивается. Пуля попадает в пивной бокал с остатками пены на стенках и со звоном разбивает его. Из тумана раздается приглушенный смех. Это второй.