17:00 13-12-2011 История одной песни. Песня «Там, вдали, за рекой»
Скачал и пересмотрел на днях замечательный фильм в изумительном отреставрированном качестве «Республика ШКИД», в котором прекрасным дополнением звучат несколько произведений в жанре так называемых «сиротских песен» – популярных до революции и в 20-х годах прошлого столетия. Размышляя о них, вспомнил и об «арестантских песнях», о довольно яркой представительнице которых сегодня и пойдёт речь.
В 1924 году некий эстонский поэт и переводчик Николай Кооль представил друзьям своё новое произведение – стихотворение «Смерть комсомольца»… Что было до и после того, попробую кратко рассказать.
Николай Мартынович Кооль родился 4 декабря 1903 года в Боровичском уезде Новгородской губернии и до своего шестнадцатилетия жил на хуторе, что рядом с деревней Волок, со своим отцом – эстонским арендатором небольшого поместья Мартыном Коолем. В 1919 году Кооль покинул отчий дом, как он писал «спасаясь от голода», и попал в Белгород, где довольно скоро стал бойцом ЧОНа (Частей Особого Назначения – военно-партийных отрядов в 1919-25 годах при партийных организациях для помощи вновь организованным Советским органам в борьбе с контрреволюцией) и попутно отказался от «отца-кулака». Паренька, как говорится, приметили особисты, которые его и «усыновили» вновь. Оставив рассказы про «кровавую гэбню» и прочие ужасы продразвёрстки, скажу лишь, что в своей службе Кооль весьма преуспел, вошёл в состав укома комсомола и возглавил уездный политпросвет. Может, полученное ранение в ходе одной из «спецопераций», может ещё что-то стукнуло в молодую бесшабашную голову, но у молодого бойца вдруг открылся «глубокий литературный дар» – юноша сочинил сценарий так называемой «Комсомольской пасхи», согласно которому на праздник Великой Пасхи комсомольцы, впрягшись в повозку, должны были возить куклу, изображающей Бога соответствующей надписью для особо непонятливых. Собрав необходимое количество желающих «оттопыриться», куклу, аки чучело на языческих празднествах, планировалось тривиально сжечь. Для пущего «веселья» Кооль и придумал соответствующие слова: «Долой монахов, раввинов, попов! На небо мы залезем — разгоним всех богов!» Фанатики всегда ценились в определённых узких кругах специалистов особого толка – Кооля также заметили и отправили на учёбу в Курск, где после окончания губернской совпартшколы назначили заведующим полтипросветотделом в Курском райкоме комсомола в 1923 году. Тогда же он решил развить свои литературные таланты. Поэт писал:
«Первый мой рассказ „Смычка“ был опубликован в первомайском номере „Курской правды“ в 1923 году. После этого печаталось немало моих стихов, заметок и раешников в „Курской правде“ и в её еженедельном приложении „Комсомолец“. Я часто подписывал их псевдонимом „Колька Пекарь“».
И, наконец, в 1924 году и произошло то событие, которому посвящена эта статья – Николай Мартынович написал свои бессмертные вирши. Евгений Долматовский нашёл эти стихи наивными и очень искренними – в них автор использовал часто используемый в различных народных песнях сюжет, в котором умирающий воин просит своего верного коня или друга что-то кому-то передать, естественно, пафосно-героическое, дабы придать своей смерти смысл. Сам Кооль рассказывал, что сочиняя своё стихотворение он, отчего-то, припоминал старинную песню «Лишь только в Сибири займется заря», которая дала ему некий ритмический рисунок. В апреле того же года, в СССР впервые по окончании Гражданской войны провели первый призыв в регулярную армию, так сказать, мирного времени. В числе первых призывников оказался и Николай Кооль. Тут-то и пригодилась найденное новобранцем в своих потайных карманах стихотворение, использованное в дальнейшем в качестве строевой песни. Песню пели красноармейцы, маршируя на Ходынском поле Москвы, откуда она и разлетелась по всей стране, после чего довольно долгое время считалась «народной» – лишь годы спустя Кооль доказал своё авторство.
В итоге, где-то в 1928 году широко известный профессор Московской консерватории, регент Храма Христа Спасителя, выдающийся хоровой дирижер и композитор Александр Васильевич Александров «творчески переработал» народно-красноармейскую строевую песню, и свет увидел законченное произведение – песню «Там, вдали, за рекой».
Будем считать, кое-что прояснили.
Боюсь, что Николай Мартынович немного слукавил, говоря об источнике своего вдохновения, упоминая лишь песню ссыльно-пересыльных – а именно такие песни и относили к жанру «арестантских», воспевающих не только «горе и страдания», но и просто вызывающих жалость к героям песен. Ритм жалостливого «исходника» неизвестного автора оказался немного другим:
«Лишь только в Сибири займется заря,
По деревням народ пробуждается.
На этапном дворе слышен звон кандалов —
Это партия в путь собирается».
При этом мелодия лишь немногим отличается от обработки Александрова. Поэтому, вполне заслуживает внимания и нижеследующий «промежуточный вариант» – песня «За рекой Ляохэ», которая также могла служить путеводной нитью для Кооля.
…Это случилось во время Русско-Японской войны. Сводный казачий отряд генерала Павла Ивановича Мищенко, кстати, уроженца Дагестана, был отправлен в рейд по тылам японцев. Командующий Маньчжурской армией Алексей Николаевич Куропаткин основными целями этого рейда определил диверсию на железной дороге и захват порта Инкоу. С отрядом порядка 7500 сабель, 26 декабря 1904 года Мищенко благополучно переправился через реку Ляохэ, проник вглубь японского тыла и подошёл к Инкоу. Отдадим должное японской разведке, которая знала о целях и задачах отряда Мищенко. Соответственно, казаки встретили упорное сопротивление – несколько часов боя не принесли русским бойцам никакого результата, и, избегая окружения подходящим японским подкреплением, отряд отошёл на север, попутно уничтожив железнодорожную станцию. Однако, под деревней Синюпученза, казачье войско было всё-таки окружено, но проявив чудеса стойкости и храбрость, бойцы отбросили японцев и вернулись в расположение Русской армии. Хоть этот набег и не имел положительного значения – отряд Мищенко был обнаружен и оттеснён в итоге на западный берег реки Ляохэ, что дало японцам право заявить протест России в нарушении международных правовых норм, поскольку этот берег реки вообще был уже территорией Китая, то есть, совершенно неприкосновенной, – казаки таки добились некоторых результатов. За 8 дней рейда они уничтожили около 600 солдат противника, разобрали два участка железнодорожного полотна, сожгли несколько продовольственных складов, прервали сообщение по телеграфным и телефонным линиям, пустили под откос два поезда, захватили несколько десятков пленных и сотни повозок с различным имуществом. Однако и отряд понёс большие потери – погибло более 400 русских солдат. Вскоре казаки посвятили этому рейду свою песню, вполне возможно, впрочем, являющейся искусно выполненной современной поделкой «новых казаков» для улучшения своего имиджа и поднятия «исторической роли»:
«За рекой Ляохэ загорались огни,
Грозно пушки в ночи грохотали,
Сотни храбрых орлов
Из казачьих полков
На Инкоу в набег поскакали».
Как вы понимаете, мотивчик песни был уже известный нам – это даёт право предполагать, что музыка была действительно народной, а Александров только немного обработал её «напильником». Подтверждая теорию арестантских песен, существует несколько народных текстов. Например, уже упомянутая песня «Лишь только в Сибири займется заря» неизвестного автора.