Верблюд меня не интересовал, с ним все было ясно. Длинный, нескладный и выносливый матрос срочной службы, постоянно голодный, как все матросы, и откровенно тупой. Отличали его два момента: он умудрялся виртуозно воровать еду даже из сейфа моего начальника, стоило только отвернуться, и еще периодически пытался поджарить или подогреть сворованную еду на костре, который он мог разжечь где попало. Костер даже рядом с объектом – это ЧП и чтобы не подставить командира Верблюда в тихую прорубали. Другому хватило бы одного раза, но в силу своей тупости, физической одаренности и, видимо, сурового детства, Верблюд реагировал на пробитие фанеры спокойно, похоже воспринимая их как знаки внимания или даже одобрения его талантов. Однажды, правда, когда он умудрился запалить костер рядом с хранилищем взрывоопасных железяк (каких не скажу), с переляку его прорубили всерьез и таки сумели через печень достучаться до мозгов: Верблюд заподозрил, что старшие товарищи не шутят, реально недовольны его поведением, и стал более осторожен. Но так как зажигалку я отобрал у него только что, а жрать строительный мусор из кузова ЗИЛа он пока не догадался, за Верблюда я был спокоен.

Другое дело Федя. С прапорщиком Федуловым (прозвище «Федя» и «Медведь») по службе я сталкивался редко и в одной машине не ездил. Его маленькие, сонные медвежьи глазки с обычным для него буддистским спокойствием взирали на этот бренный мир. Говорят, что Федя не потерял душевного равновесия даже при встрече с самим командующим флотом, во время приезда которого солидные полковники скакали по этажам зайчиками, матерые майоры вжимались в стены, изображая статуи, опытные капитаны прятались по углам, а зеленые лейтенанты просто падали в обморок.

Достоверно я знал про Федю две важные вещи. Первая: хотя водительских прав у него никогда не было, Федя умел водить и работать на любой наземной технике. Т.е. абсолютно любой из доступной во всех ближайших частях: БТР-ах, грузовиках, погрузчиках, кранах, роторах, аэродромных «драконах» для очистки и обогрева полосы. Мы не сомневались, что Федя справится и с самолетом, но т.к. своего самолета у нас не было, а понимания у завистливых к фединым талантам летчиков мы не встретили, эксперимент на время отложили. Второй важной вещью было то, что Федя на службе никогда не пил. Он пил только дома. Наливался с вечера, догонялся ночью, полировал утром и выравнивал градус в обед. Иногда он слегка превышал свою дозу и становился необычно разговорчив, произнося иногда по целых пять слов за час.

Пауза затягивалась. Верблюд что-то дожевывал. Лапой, напоминающей медвежью, Федя неторопливо почесал затянутое в китель пузо и не спеша вздохнул. Это означало, что Федя торопится, у него еще много дел, а ЗИЛ сам себя не разгрузит. Пора было принимать решение. Вспомнив, что я выжил в автомобиле, которым управляла самоуверенная блондинка и подумав, что хуже быть не может, я тоже вздохнул загнал в кабину Верблюда и полез сам. Федя хлопнул дверью, уселся поудобнее, воткнул передачу и плавно тронулся с места. Плавно выехал из ворот. Плавно вырулил на трассу. «Пока все идет неплохо», - успел подумать я – «Интересно, а почему федин ЗИЛ такой помятый?» В это время Федя дал газ.