Не хотела я идти. Дорого и боязно. Билет подарили, уговорили.
Они появились в моей жизни больше тридцати лет назад.
Затертая до дыр кассета, тысячу раз перемотанная карандашом, не сохранилась. Заезженный винил все еще жив.
"Кто это?" - "Бог, от него сияние исходит."
Иногда небожители спускались на землю выпить кофе.
Сейчас мне не ясно что нашел взрослый тридцатилетний мужик в обожании (хоть и умненьких, но совершеннейших) детей.
Вообще не помню о чем говорили. Тогда явно казалось значимым и правильным.
"Ты - дерево, твоя листва в облаках..."
Они всегда отличались от протестной и ясной музыки рок-клуба. Казались сложными и непостижимыми.
Толпа в залах выносила на меня старых и новых знакомых.
Качество звука не интересовало вовсе. Все равно, слова все знают наизусть и песня узнается с первых аккордов.
"Пой, пой, лира..."
В 1994 вышла «Кострома mon amour». Первый пропущенный мной альбом.
"Мы стали респектабельны, мы стали большими..."
"А вода продолжает течь под мостом Мирабо..."
С балкона в БКЗ исторически не видно. Глуховатый звук там тоже был всегда.
Оркестр Капеллы, детский хор радио-телевидения.
Сказочная музыка. Уместные цитаты из самого себя и классиков.
Зажралась я, однако - концерт показался простым. Тридцать лет назад верещала бы от восторга только от факта, уж не говоря о содержании.
"Поколение дворников и сторожей потеряло друг друга..."
В зале знакомых не нашла. Сделав упреждение на "полысели, растолстели" обнаружила что-то напоминающее кого-то из позапрошлой жизни. Имени не вспомнила.
На сцене знакомых тоже ощутимо поубавилось.
Все, кто были, по-моему сплыли,
А те, кто остался, спят.
Один лишь я
Сижу на этой стене,
Как свойственно мне.
Мне сказали, что к этим винам
Подмешан таинственный яд;
А мне смешно - ну что они смыслят в вине?
И все же, он наш, а мы его.
Наши коды, состоящие из его стихов, альтернативная география: от Кемерово до Катманду.
Лоскутное одеяло "всех наших комнат, квартир и страстей".
И он расскажет тем, кто хочет все знать,
Историю светлых времен.