В тот вечер Фарнзуорт изобрел новый напиток - пунш-глинтвейн с джином, настоенным на ягодах терна. Способ изготовления был столь же нелеп, как и название: раскаленную докрасна кочергу надо сунуть в кружку с теплым красноватым джином, потом всыпать туда же корицу, гвоздику и сахар, а после выпить эту идиотскую смесь. Тем не менее, как иной раз бывает с идеями Фарнзуорта, результат получился неплохой. После третьей порции напиток показался мне вполне терпимым. Когда Фарнзуорт, наконец, положил дымящуюся кочергу в камин, чтоб она опять раскалилась, я удобно откинулся на спинку большого кожаного кресла, которое хозяин собственноручно реконструировал (при нажатии кнопки оно укачивает сидящего, пока тот не заснет), и сказал: - Оливер, твою фантазию можно уподобить разве что твоему гостеприимству. Фарнзуорт покраснел и улыбнулся. Он низенький, круглолицый и легко краснеет. - Спасибо, - отозвался он. - Есть еще одна новинка. Называется "шипучая водка-желе". Ее полагается есть ложкой. Может, отведаешь? Нечто… потрясающее.

Я поборол дрожь, пронизавшую меня при мысли о том, что придется хлебать водку-желе, и сказал: - Интересно, крайне интересно. И, поскольку он ничего не ответил, мы оба молча уставились на пламя в камине, а джин тем временем теплой струей разливался у нас в крови. В холостяцком жилье Фарнзуорта было уютно и привольно; по пятницам я всегда чудесно коротал здесь вечера. По-моему, в глубине души всякий мужчина любит тепло огня и спиртные напитки (даже самые причудливые), а также глубокие, удобные кожаные кресла. Через несколько минут Фарнзуорт неожиданно вскочил на ноги и объявил: - Хочу показать тебе одну штуковину. На той неделе смастерил. Правда, не совсем удачно вышло. - Вот как? - Я-то думал, что за истекшую неделю его мысль не простерлась дальше обычных изысканий в области спиртного. С меня и их было более чем достаточно. - Да, - продолжал он уже от порога. - Она у меня внизу. Сейчас принесу. - Он выбежал из кабинета, и раздвижная дверь закрылась за ним автоматически, так же как секундой раньше автоматически распахнулась.

Я снова обернулся к огню, довольный тем, что мой друг направился не куда-нибудь, а в свой "цех": столярная мастерская находилась во дворе, в сарае, химическая и оптическая лаборатории - на чердаке, а он пошел в подвал. Дело в том, что искуснее всего Фарнзуорт управлялся с токарным и фрезерным станками. Изобретенный им самоввертывающийся винт-барашек с регулируемым шагом был подлинным шедевром, и патент на это изделие, вместе с несколькими другими, принес Фарнзуорту немалое состояние.

Через минуту он вернулся, притащив какой-то странный на вид предмет, который водрузил на столике рядом с моим креслом. Еще с минуту я молча разглядывал этот предмет, а Фарнзуорт, чуть приметно улыбаясь, стоял у меня за спиной. Я знал, что он с нетерпением ждет отзыва, но не представлял, какого именно. При ближайшем рассмотрении вещица оказалась простой: выполненная в форме креста, она состояла из нескольких десятков полых кубиков с дюймовым ребром. Половина кубиков был сделана из какого-то прозрачного пластика, половина - из тонких листов алюминия. Каждый кубик весьма хитроумно соединялся шарнирами с двумя другими, но общего принципа расположения я не уловил.

Наконец я спросил: - Сколько их тут? - я пытался пересчитать, но то и дело сбивался со счета. - Шестьдесят четыре, - ответил Фарнзуорт. - Как будто. - Откуда такая неуверенность? - Да вот… - Он смутился. - Во всяком случае, изготовил-то я шестьдесят четыре кубика, по тридцать два каждого сорта; но почему-то с тех пор мне ни разу но удалось сосчитать их заново. То ли они те… теряются, то ли переходят с места на место, то ли еще что-нибудь. - Вот как? - это становилось занятно. - А можно потрогать? - Конечно, - разрешил он. Я взял диковинный предмет в руки и, повертев кубики на шарнирах, увидел, что у многих отсутствует одна грань - в них вошли бы некоторые другие кубики, если бы не мешали шарниры. Я начал рассеянно прилаживать кубики один к другому. - Ты мог бы легко пересчитать, если бы пометил каждый, - посоветовал я. - Поочередно. Карандашом, например. - Между нами, - сказал он и снова вспыхнул, - я уже пробовал. Не тут-то было. В конце концов, оказалось, что номером один помечены шесть кубиков, а номерами два и три - ни одного, зато получились два четвертых номера - на одном из них четверка выведена зеркально и зеленым цветом. - Он помедлил. - А я все помечал красным карандашом. - При этих словах он едва приметно содрогнулся, хотя говорил самым беспечным тоном. - Я стер все цифры мокрой тряпкой и больше… не пробовал. - Угу, - сказал я. - А как ты это назвал? - Пентаракт.

Он снова уселся в кресло. - Разумеется, название это условное. По-моему, пентарактом можно назвать четырехмерный пятигранник, а тут изображен пятимерный куб. - Изображен? - Вещица показалась мне слишком осязаемой для изображения. - Понимаешь, не может быть, чтобы он характеризовался пятью измерениями - длиной, шириной, глубиной, еслиной и деньгиной… во всяком случае, так я считаю. - Тут он стал слегка заикаться. - Но мне хо… хотелось со… создать иллюстрацию предмета, имеющего все эти пять измерений. - И что же это за предмет? - Я покосился на вещицу, лежащую у меня на коленях, и несколько удивился, заметив, что успел вложить довольно много кубиков один в другой. - Представь себе, - пояснил Фарнзуорт, - что ты выстроишь в ряд множество точек так, чтобы они соприкасались; получишь линию - геометрическую фигуру, характеризующуюся одним измерением. Проведи на плоскости четыре линии под прямыми углами друг к другу; это квадрат - фигура в двух измерениях. Шесть квадратов, расположенные в реальном трехмерном пространстве под прямыми углами друг к другу, образуют куб - фигуру трехмерную. А восемь кубов, вынесенные в четырехмерное физическое пространство, дают четырехмерный гиперкуб, или так называемый тетракт… - А десять тетрактов образуют пентаракт, - докончил я. - Пятимерное тело. - Именно. Правда, у нас тут лишь изображение пентаракта. Может быть, таких измерений, как еслина и деньгина, вообще не существует. - А все же непонятно, что ты подразумеваешь под изображением, - сказал я, с увлечением вертя в руках кубики. - Непонятно? - переспросил он и поджал губы. - Это довольно трудно объясиить, но попробую. Вот, например, на листке бумаги можно очень похоже нарисовать куб - знаешь, пользуясь законами перспективы, затушевывая тень и все такое. Это ведь изображение трехмерного тела, куба, при помощи только двух измерений. - И конечно, - заметил я, - мы можем дать развертку, а потом свернуть бумагу в кубик. Тогда получится настоящее трехмерное тело. Он кивнул: - Но тогда мы прибегнем к третьему измерению: ведь чтобы свернуть бумагу, надо отогнуть ее кверху. Так что, если только я не научусь свертывать кубики в еслине и деньгине, мой пентаракт останется жалким изображением. Или, точнее, десятью изображениями. Здесь десять тетрактов - изображений четырехмерных тел - соединены между собою и изображают пятимерный гиперкуб. - Ага! - сказал я чуть растерянно. - И что же ты с ним собираешься делать? - Да ничего особенного, - ответил он. - Это я просто из любознательности. -

Тут он перевел взгляд на меня, вытаращил глаза и вскочил с кресла. - Что ты с ним сотворил? Я посмотрел, что же у меня в руках. Там были восемь кубиков, сложенных крестом. - Да ничего, - ответил я, чувствуя себя не в своей тарелке. - Просто я взял и вложил их друг в дружку. - Не может быть! Начнем с того, что незамкнутых кубиков было всего-навсего двенадцать! У всех остальных по шести граней! Фарнзуорт стремительно ринулся к своему творению - он явно потерял голову,- да так внезапно, что я отпрянул. Бросок Фарнзуорта оказался неудачным, я выронил вещицу из рук, она упала на пол и основательно ударилась одним из углов. Послышался слабый стук, что-то звякнуло, и вещица очень странно смялась. И вот перед нами на полу остался один-единственный кубик объемом в один кубический дюйм - и больше ничего. Мы тупо глазели на него с минуту, никак не менее. Потом я встал, оглянулся на сиденье кресла, внимательно осмотрел весь пол, даже опустился на колени и пошарил под креслом. Фарнзуорт следил за мной и, когда я кончил и снова уселся, спросил: - Больше нет? - Ни единого кубика, - подтвердил я, - нигде.

- Этого я и боялся. - Фарнзуорт ткнул дрожащим пальцем в сторону оставшегося кубика. - По-видимому, все они здесь. Его возбуждение постепенно улеглось, - я думаю, ко всему можно привыкнуть. Чуть погодя он задумчиво спросил: - Что это ты такое говорил насчет того, как можно сделать куб, свернув бумагу с его разверткой? Я поглядел на него и выдавил из себя извиняющуюся улыбку. Ведь и я подумал о том же самом. - А ты ведь что-то толковал о другом измерении, которое для этого необходимо? Он даже не улыбнулся мне в ответ, только буркнул, вставая: - Ну, навряд ли эта штука кусается. - С этими словами он нагнулся, поднял с пола кубик и подбросил его на ладони, прикидывая вес. - Похоже, весит ровно столько же, сколько все шестьдесят четыре, - сказал он, окончательно успокоенный. Вгляделся в кубик и вдруг снова разволновался. - Силы небесные! Смотри! Он протянул мне кубик. На одной из граней, точнехонько в центре, появилось аккуратное отверстие - кружок диаметром примерно в полдюйма. Я склонился над кубиком и подметил, что на самом деле отверстие не было круглым. Оно походило на лепестковую диафрагму фотоаппарата - многоугольник, образованный множеством металлических пластинок правильной формы, которые находят одна на другую и как бы сплетаются, но оставляют дырочку, куда проникает свет. В отверстии ничего не было видно, только безграничная чернота. - Не понимаю, каким образом… - начал было я, но тут же осекся. - Я тоже, - сказал он. - Давай-ка разберемся.

Он поднес кубик поближе к глазам и стал боязливо всматриваться. Потом осторожно положил его на стол, подошел к креслу, сел и сложил руки на округлом брюшке. - Джордж, - сказал он, - там внутри что-то есть, - Теперь голос его звучал ровно и в то же время как-то необычно. - Что именно? - спросил я. (А вы бы как спросили?) - Какой-то шарик, - ответил он. - Маленький круглый шарик. Он весь будто туманом застлан, но видно, что шарик. - Да ну?! - сказал я. - Джордж, принесу-ка я джина. С неимоверной быстротой он извлек из буфета высокие бокалы-хайболы, наполнил их терновым джином, подлил воды, добавил льда. Отвратительный был вкус у напитка.
Осушив свой бокал, я сказал:
- Восторг! Давай повторим.
Так мы и сделали. После второго бокала ко мне вернулась способность мыслить логически. Я поставил бокал на стол: - Фарнзуорт, мне пришла в голову мысль. Разве по Эйнштейну четвертое измерение - это не время? Он тоже допил свой бокал: - Да, по теории Эйнштейна выходит так. Я назвал это измерение "еслина"… или "деньгина", как тебе больше нравится. - Он опять взял в руки кубик - на сей раз, я заметил, с гораздо большей уверенностью. - А как насчет пятого измерения? - Ума не приложу, - ответил я и покосился на кубик, который стал мне казаться воплощением зловещих сил. - Не могу постигнуть, черт побери. - И я не могу, Джордж, - сказал он почти игриво; у Фарнзуорта такое настроение бывает не часто. Он повертел кубик в пухленьких пальцах. - Все это каким-то непостижимым образом погружено во время и пространство. Поразительно, не правда ли? - Поразительно, - кивнул я. - Джордж, я, пожалуй, взгляну еще разок. - И он опять поднес кубик к глазам. - Ну-ну, - сказал он секундой позже, - все тот же шарик. - Что же он делает? - полюбопытствовал я. - Да ничего. А может быть, медленно вращается. Я не уверен. Понимаешь, он какой-то мохнатый и весь в тумане. К тому же темно тут. - Покажи-ка, - попросил я, сообразив, что, в конце концов, если видит Фарнзуорт, значит, увижу и я.

- Сейчас. Интересно, в какое именно время я заглядываю: в прошлое, будущее или еще куда-нибудь? - И в какое пространство… - подхватил было я, но внезапно Фарнзуорт заорал не своим голосом, отшвырнул кубик, словно тот вдруг превратился в змею, и закрыл глаза руками. Он упал в кресло и завопил: - О ужас, какой ужас!

Я со страхом следил за тем, как падает кубик, но ничего не случилось. Он не свернулся в ничто и не распался на шестьдесят четыре составные части. - Что с тобой?! - воскликнул я, подбежав к Фарнзуорту, который корчился в кресле и не отнимал рук от лица. - Глаз! - простонал он, едва сдерживая слезы. - Он мне выколол глаз! Живо, Джордж, вызови скорую! Я метнулся к телефону и стал перелистывать справочник в поисках нужного номера, а Фарнзуорт все твердил: - Поскорее, Джордж! - Тогда я в отчаянии набрал номер бюро повреждений и попросил телефонистку вызвать санитарную машину.

Я вернулся к Фарнзуорту. Он отнял руку от здорового глаза, и на другой его руке я заметил струйку крови. Фарнзуорт почти перестал корчиться, но, судя по его лицу, боль еще не утихла. Он встал. - Надо выпить, - сказал он и неуверенной походкой направился к буфету, но зацепил ногой кубик (тот по-прежнему валялся у самого кресла), споткнулся и чуть не упал. Кубик откатился на несколько шагов и остановился отверстием вверх возле камина.

Разъяренный Фарнзуорт процедил: - Ну, погоди же, тварь такая, я тебе покажу! - нагнулся и выхватил из камина кочергу. Она все время лежала на горящих углях и успела накалиться докрасна. Фарнзуорт обеими руками стиснул деревянную ручку и всадил раскаленный конец в отверстие, прижав кубик к полу. - Я тебе покажу! - повторил.он. Я сочувственно смотрел, как он налег всем телом на кочергу и с силой заталкивает ее в кубик.
Послышалось слабое шипение, из отверстия повалили маленькие клубочки темного дыма, они окутали всю кочергу. Затем раздался странный чмокающий звук, и кочерга стала погружаться в кубик. Она ушла туда дюймов на восемь, а то и на все десять - вещь совершенно немыслимая, если учесть, что кубик был объемом ровно в один дюйм, - и даже Фарнзуорта это настолько перепугало, что он рывком вытащил кочергу из отверстия. Дым повалил столбом, через секунду раздался такой звук, словно из бутылки шампанского вылетела пробка, и кубик распался на сотни квадратиков из пластика и алюминия. Как ни странно, на алюминиевых квадратиках не оказалось следов копоти, ни один пластиковый квадратик не обгорел. Не обнаружили мы и никаких признаков затуманенного шарика.

Фарнзуорт снова поднес правую руку к глазу, уже распухшему и залитому кровью. Здоровым глазом он рассматривал нагромождение квадратиков. Свободная рука его тряслась. Потом пронзительно взвыла сирена; вой становился все громче и громче. Фарнзуорт перевел на меня обреченный взгляд: - Это, наверное, за мной. Захвачу зубную щетку. Одного глаза Фарнзуорт лишился. Однако через педелю он выписался из больницы, почти такой же, как раньше, со щегольской черной повязкой. Любопытная подробность: врач обнаружил у него на веке следы множественных ожогов и заключил, что глаз пострадал от слабого взрыва. Он полагал, будто у Фарнзуорта неудачно выстрелил пистолет - патрон каким-то образом взорвался при открытом затворе. Фарнзуорт не разубеждал врача - такое объяснение годилось не хуже всякого другого. Я посоветовал Фарпзуорту носить зеленую повязку - под цвет сохранившегося глаза. Он усмехнулся и высказал опасение, не получится ли чересчур эффектно. Он уже начал делать новый пентаракт: хотел выяснить, каким же образом… Однако ему так и не пришлось довести эту работу до конца.

Спустя девять дней после злополучного происшествия газеты внезапно запестрели сообщениями из другого полушария - фантастическими россказнями, от которых приходили в восторг все редакторы воскресных приложений. И тут-то мы постепенно сообразили, что же произошло. Незачем было сооружать новый крест из шестидесяти четырех кубиков и выяснять, каким образом он складывается в один. Теперь мы все поняли. Кубик, действительно, был пятимерный. И одним из измерений, в которых он существовал, было время - точнее, будущее: девять, дней вперед. А другим измерением было в высшей степени своеобразное пространство, весьма необычно искажающее размеры физических тел. Это стало совершенно ясно, когда еще три дня спустя все повторилось в нашем полушарии и явление, которое по самой своей природе не нуждалось в газетной шумихе, сильно подорвало тираж воскресных приложений. В Западном полушарии на всем небосводе появился (до того огромный, что от Аляски до мыса Горн отмечалось солнечное затмение) исполинский блестящий зеленый человеческий глаз. Наблюдалась также часть века, и все это было окаймлено гигантским кругом. Вернее, не совсем кругом, а многоугольником, похожим на лепестковую диафрагму в затворе фотоаппарата. Перед тем как стало смеркаться, глаз мигнул, и пятьсот миллионов людей вскрикнули одновременно. Он оставался в небе всю ночь - зловеще мерцал в отраженном свете солнца, затмевая звезды. В ту ночь появилась тысяча новых религиозных культов, а тысяча старых провозгласила, что настал День, Который Был Предвещен Издревле. Быть может, большинство жителей Земли полагало, что созерцает око божье. Лишь двое твердо знали: это Оливер Фарнзуорт, сощурясь, разглядывает затуманенный вращающийся шарик в пятимерной коробочке - разглядывает девятью днями ранее, не подозревая, что шарик - это сама Земля, заключенная внутри маленького кубика с гранями площадью в один квадратный дюйм, а кубик - тело в разросшемся времени и сжатом пространстве. Когда пентаракт выпал из моих рук и каким-то образом вывернулся в два новых измерения, он очутился в пятимерном пространстве и вобрал в себя наш мир, а после стал ускорять в этом мире время, так что, пока в кабинете Фарнзуорта прошла минута, в мире внутри кубика уже миновали целые сутки.

Мы догадались, потому что во второй раз Фарнзуорт держал кубик перед глазами около минуты (первый раз - это, конечно, появление глаза в Восточном полушарии), а когда через девять дней мы увидели то же событие в наших краях, должны были пройти еще двадцать шесть часов до того момента, как глаз почувствует неожиданный "укол" и отпрянет. Это случилось ранним утром - солнце толькотолько выглянуло из-за горизонта и устремилось к зениту позади гигантского круга, - окаймляющего глаз. На одной из станций защитного пояса у какого-то высокопоставленного военачальника сдали нервы. В космос вылетели пятьдесят управляемых ракет - самых мощных в мире. Каждая несла на себе боеголовку с термоядерным зарядом. После чудовищного взрыва глаз исчез. Я знал: где-то корчится и вопит невообразимо огромный Оливер Фарнзуорт, осуществляя точь-в-точь ту же цепь событий, свидетелем которой я уже был в прошлом и которая тем не менее развертывается сейчас заново в неизменном пространственновременном континууме, позволившем кубику каким-то образом охватить его. Врач заметил ожоги. Интересно, что бы он подумал, если бы знал, что Фарнзуорту в глаз попали пятьдесят исчезающе малых водородных бомб.

Целую неделю весь мир больше ни о чем не говорил. Два миллиарда человек только об этом и спорили, только над этим и ломали голову, только это и видели во сне. С самого сотворения Земли и Солнца не было зрелища более потрясающего, чем глаз Фарнзуорта. Однако двое из всех задумывались и о другом. Думали о незыблемом пространственно-временном континууме, где за день, протекающий по нашу сторону пентаракта, проходит всего одна минута, тогда как в ином времени, ином пространстве мы с исполинским Оливером Фарнзуортом не сводим глаз с валяющегося здесь на полу кубика, где замкнут наш мир. В среду мы могли сказать: "Вот сейчас он подошел к телефону". В четверг: "Листает телефонный справочник". В субботу: "Сейчас, наверное, вызывает бюро повреждений…" А утро вторника мы встретили вдвоем - вместе любовались восходом солнца. Мы не разлучались уже несколько суток, потому что потеряли сон и страшились одиночества. Когда занялся день, мы ничего не сказали: боялись произнести вслух. Но про себя подумали…

…Представили себе, как колоссальный макро-Фарнзуорт говорит: "Я тебе покажу!" и изо всех сил тычет в круглую дырочку светящейся, шипящей, дымящейся, докрасна раскаленной кочергой.

1957 г.



https://t.me/scifan
Присоединяйтесь!