Часть первая, уголовная

В городе Мацуширо, что в провинции Мино, жил-был человек по имени Ихэй, что по торговым делам должен был часто бывать и живать в Эдо. И была у него жена с редким именем Умэ ("Слива"), чья семья проживала в деревне Комабаяши, что в провинции Мусаши. В один прекрасный день, летом 1711 года, к той жене в гости приехал брат и пригласил ее пожить у них - мол, муж твой по торговым делам задерживается, а обратно через нас поедет, так подожди его под родительской крышей. Поехала, отчего же нет. Приехала, живет, а муж как сквозь землю. Нет его и нет. Она родню допрашивать, родня ей - говорил, 28 будет. Срок прошел, вестей нет, а тут еще соседи сказали, что ниже по реке утопленник всплыл. Жена туда. Так и так - утопленник. Зацепился за корягу и висит. Только вот беда - вниз лицом и не близко. А по сложению, вроде, похож.
Умэ домой - а отец с братом помочь отказываются наотрез. Мол, только они еще посторонних утопленников из речки не таскали.
Так что женшина ночь проплакала, а утром пошла к деревенскому старосте и доложила по всей форме. Старосте деваться некуда, пришлось вылавливать. Оказалось - действительно Ихэй и, конечно, мертвей мертвого.
Тут дело переходит в ведомство губернатора, начинаются допросы, в доме тестя обнаруживают вещи покойного, алиби нет, косвенные улики есть, а вскоре и прямые вылезают, потому что из двух крестьян преступники плохие и непредусмотрительные. В общем, позарились на деньги и товар, да и убили зятя.
Ну с убийцами все как бы понятно. А юридическая неясность возникает относительно кого? Относительно, естественно, женщины по имени Умэ. И - нет, никто ее совершенно не заподозрил в соучастии, у нее как раз алиби было, а мотива не было, мужа она любила, жила с ним хорошо, а от смерти его много теряла. Да и вообще раскрылось преступление только благодаря ей. В чем и было дело. Потому что по законам страны непочтительность к родителям, особенно к отцу - это тоже сугубая уголовщина. Ну а стать причиной, по которой отец потеряет жизнь... это, согласитесь, явная непочтительность.

Часть вторая, юридическая

Тут судебная система зависает – у них явная пострадавшая по делу вдруг оказалась обвиняемой – и обращается к специалистам, то есть к экспертам-конфуцианцам. Специалисты говорят, никуда не денешься: "Любой может быть мужем и только один отцом". Да и китайский уголовный кодекс требует предавать смерти тех, кто доносит на преступления отца и матери – детям такие преступления подобает покрывать... И японский тоже к таким людям строг – в диапазоне от изгнания до повешения. В общем, рекомендации оказались суровы. Одни советовали посадить женщину в тюрьму на год, конфисковать ее имущество, а по истечении срока – отдать ее в служанки. Другие - отправить на работы. Один из самых знаменитых тогдашних конфуцианских ученых, Хаяши Хоко, постановил, что женщину следует казнить, если она подозревала родню в убийстве, и отправить в исправительные работы, если нет.
На этой стадии дело дошло до сёгуна и совета старейшин – и их здравый смысл восстал и потребовал развернутого объяснения на каждое решение. А пока ученые писали, сёгун с губернатором тишком заказали отдельную экспертизу. У кого? У человека по имени Араи Хакусеки. Да-да, у того самого товарища, шпаны и рационалиста, финансиста, мастера меча и основателя современной японской историографии, который утверждал, что императорская династия – сугубо человеческого происхождения (и это не должно иметь никакого значения, потому что социальная традиция – вещь бесценная), а сегунам пора бы перестать валять дурака и назваться королями, каковыми они и являются по существу, а не морочить голову своим подданым и не вгонять в штопор окрестных правителей. Ну и да, по совместительству он тоже конфуцианский ученый (и даже сёгуну оное конфуцианство преподавал). А еще он по профессии политик – и никаким образом не дурак. И приличный человек, хотя это не профессия.

Часть третья, казуистическая

Поскольку он приличный человек, Араи тоже понимает, что выходит в деле полное неуподобие. Поскольку он политик и не дурак, ему также ясно, что эту систему и этих людей враз не переделаешь. Поскольку он сам, в общем, поклонник Конфуция, в идее правосудия, насаждающего определенного вида мораль, он проблемы как таковой не видит. А видит он ее в дурацком начетничестве и полном отсутствии человеколюбия, которое вообще-то первый принцип.
Но начетничество, ребята, это инструмент о двух концах.
И Араи Хакусеки пишет докладную записку. В которой объясняет, что путать и сбивать людей не надо, а судейских - особенно. Потому что в разделе о траурной одежде – который должен быть известен каждому уважающему себя конфуцианцу - четко и внятно написано: если у женщины умер отец, а она не замужем, то носит она неподшитые траурные одежды из конопли три полных года. А если замужем – то подшитые, некий неопределенный, но более короткий срок. То есть, траур замужней куда менее строг. Почему? Потому что убежищем и руководителем ей теперь служит муж, а не отец. И вот вам полтонны цитат на сей предмет.
Так что женщина по имени Умэ не совершала вообще никакого преступления. Она, как положено доброй жене, исполняла долг перед мужем и знать не знала, что из-за того, что ее отец и брат преступно пренебрегли узами крови и извратили семейные связи, окажется косвенной причиной гибели родных. Косвенной – потому что прямой было все-таки убийство с целью ограбления.
Конечно, если бы после ареста отца и брата она покончила с собой, она явила бы нам идеал дочерней и сестринской почтительности... но подвергать человека уголовному преследованию просто за поведение, не составляющее идеала – это вообще-то очевидный бред, граждане специалисты. Ее и на личном уровне упрекать-то за это никому не стоит. В общем, прислушаться к таким рекомендациям значило бы уже омерзительно извратить связь между государем и подданым, чего как бы не хотелось бы. Сами понимаете.
И вообще, к вопросу о добродетели, женщина-то осталась без мужа и отца добычей кого попало, да еще под следствием побывала. Она ж, если ей не повезет как-то особо, не сохранит имущество и с вероятностью пойдет по рукам. Что будет попранием морали и, между прочим, поношением закона, который ей отчасти все это устроил. Так что вместо всего этого, занялись бы ее судьбой... хоть монастырь приличный подыскали, если она не будет против.
Артиллерия сказала свое грозное слово, выступать за извращение связи между государем и подданым никому не хотелось, да и против траура не попрешь – текст есть текст. А вдова по имени Умэ и правда ушла – только не совсем в монастырь, а в знаменитое убежище для женщин, где и прожила много лет в относительном довольстве и совершенно неотносительном благополучии. А поскольку имуществом ее управлял храм-убежище, ограбить ее было весьма затруднительно. Государство же, убедившись, что ни мораль, ни закон, более ущерба не понесут, очень решительно и навсегда оставило ее в покое.
(Авторы сих записок напоминают, что здесь изображен случай удачный и благополучный - ибо бедной женщине хотя бы повезло с чиновниками.) (с) https://jaerraeth.livejournal.com/397028.html