Эпинэ, несколько невежливо отстранив принца, вошел первым. На всякий случай. В Агарисе поговаривали, что первый чужак, вошедший в гоганское обиталище, умрет раньше, чем второй. Кто бы ни сидел за занавеской, маршал не позволит ему причинить вред Альдо!
Мы, как и вы, верим, что мир сей создан в шестнадцать дней, и создавший его, имя коему Кабиох, ушел по звездной Нити, но далее наше знание и ваши заблуждения расходятся, как расходится торная дорога и след ослепшего осла.
— Блистательный гость — последний в роду Раканов, правителей земных, в чьих жилах течет кровь всех сынов Кабиоховых. Раканы — внуки Кабиоховы, гоганы лишь правнуки.
Ара:
— Иноверец не может коснуться ары, — пояснил Енниоль, — но залог блистательного примет правнучка Кабиохова, вступающая в пору расцвета и до сего дня не видевшая мужчины, кроме отца своего.
Одна из толстух принесла оправленную в золото створку раковины, другая — четырехгранный стилет.
— Согласен ли блистательный Альдо из рода Раканов нанести себе рану этим ножом и позволить Мэллит отереть выступившую кровь?
— Ради глаз прелестной Мэллит я готов на все, — галантно ответил талигоец, но вовремя спохватился и добавил: — Если таков обычай, я согласен. Куда и как колоть?
— Туда и так, как это сделаю я. Да убедится наш гость, что лезвие чисто от скверны, и да будет кровь правнучки Кабиоховой нашим залогом, а кровь блистательного Альдо — его ответом.
Робер вздрогнул, когда Енниоль, все еще держа Мэллит за волосы, взял в другую руку стилет и кольнул девушку в ложбинку меж грудями. Брызнула кровь. Алое на белом! Ранка была неглубокой, но крови вытекло достаточно. Гоган положил окровавленный клинок на блюдо-раковину и выпустил Мэллит. Девушка поднялась с колен, даже не пытаясь унять струящуюся кровь, приняла поднос с ножом и, часто моргая, подошла к Альдо, торопливо расстегнувшему колет и рубаху. Наследник Раканов нежно улыбнулся окровавленной красавице, уверенно взял стилет и нанес себе рану.
— Пусть моя кровь отвечает за мои слова.
— Да будет так, — пророкотали гоганы. Мэллит приняла из рук Альдо клинок, на котором ее кровь смешалась с кровью иноверца, и зажала рану принца подсунутым толстухой неподрубленным полотном. Хитрый Ракан перехватил ткань таким образом, что его рука на мгновение накрыла пальчики Мэллит. Девушка вздрогнула, высвободилась и, покачнувшись, шагнула к золотой пирамиде. Енниоль что-то сказал на своем языке, гоганы и гоганни подхватили, залитая своей и чужой кровью Мэллит подняла стилет, словно намереваясь вонзить его в гладкую золотую поверхность.
Золото мягче стали, но не тонким девичьим рукам всадить клинок в золотой монолит, однако окровавленное острие вошло в пирамиду, словно в масло, а Мэллит без сознания упала на руки толстух, которые потащили ее вон из Чертога.
Одетая в белое девушка казалась совсем юной. Невысокая, чтобы не сказать маленькая, гоганни была темно-рыжей, ее густые, слегка волнистые волосы были подняты на затылке в подобие конского хвоста и все равно достигали колен. Белоснежная кожа, нежный, крупный рот, большие глаза, более светлые, чем у соплеменниц, испуганные, но решительные…
Мэллит вздрогнула. Робер снова глянул на крошечные ручки:
Мэллит присела на краешек стула, по-прежнему прижимая к груди розы, на крохотной ладошке виднелись три ссадины. Неужели этот мерзавец ни разу не принес ей цветов?
Франимец оказался совсем крохотным, казалось, обшитая парусиной корзина переломит его пополам,
Эпинэ не верил в предчувствия, но, глядя на бредущую через площадь крохотную фигурку с огромной корзиной, трясся от страха.
Угодливый стук в дверь возвестил о приходе слуги, за которым маячила крохотная фигурка в огромной шляпе. Мэллит! Он и не надеялся…
Воспитанница Матильды и впрямь дрожала, в огромных золотистых глазах плескался ужас. Хорошенькая девушка, только глупенькая, ничего не знает, всего боится, кроме качелей.
Прежде Мэллит не думала, как он высок! Когда первородный стоял, она была ему до подбородка.
Договор с гоганами хранился в тайне. На этом настаивал Енниоль, чему Альдо и Эпинэ были только рады. Связь с правнуками Кабиоха не украшала — с рыжими считались, у них занимали денег и при этом старались держаться от них подальше. Будь на то воля Иноходца, он обходил бы десятой дорогой не только «куниц»[51], но и «крыс»[52], но они жили в Агарисе под покровительством Эсперадора.
Эпинэ терпеть не мог притворяться, но ему пришлось тащиться в гавань, в трактир «Черный лев», где шла крупная игра в кости, и играть с пьяным «судовладельцем», продувшим талигойцу сначала уйму золота, затем привезенный из Багряных земель товар и, наконец, корабль. Корабль и товар у растерявшегося победителя немедленно «купил» косоглазый гоган, разумеется, «надув» простака, ничего не смыслящего в коммерции. Енниоль утверждал, что церковники немедленно узнают о случившемся. Так и вышло.
Вернувшись в Приют, слегка подвыпивший «везунчик» встретил медоточивые улыбки и едва удержался от того, чтобы сказать какую-нибудь гадость. Утром Эпинэ пожертвовал на богоугодные дела сотню золотых и перебрался в гостиницу «Зеленый стриж», хозяин которой возликовал при виде столь щедрого постояльца. Теперь у Робера было все, и это не считая надежды на возвращение и победу.
Енниоль сказал, что понадобится около двух лет! Не так уж и много, но Альдо каждый день казался потерянным. Ракан вообразил, что все очень просто — гоганы дают золото, они нанимают армию, весной высаживаются в северной Придде и к концу лета входят в столицу. Как бы не так! Гоганы и думать не хотели об открытой войне, по крайней мере, сейчас. Альдо был разочарован, а вот Робер, несмотря на вошедшую в поговорку горячность, понимал — «куницы» правы. Полководца, равного Рокэ Алва, у Раканов нет, а задавить проклятого кэналлийца числом не получалось. Может, гоганского золота и хватит, чтобы заплатить полумиллиону солдат, но их надо найти, одеть, обуть, прокормить… Такую армию не выдержит не только Талиг, но и все Золотые земли, вместе взятые, а бросаться на Ворона, не имея десятикратного перевеса, дело безнадежное. Приходилось ждать, хотя Робер не представлял, что можно сделать, разве что убить талигойского маршала.
Убить… Это пытались сделать, и не раз, но, казалось, Алву и Дорака хранит сам Зеленоглазый, впрочем, про гоганов говорили, что они могут обмануть и его. Явись Роберу Повелитель Кошек собственной персоной, Эпинэ, не задумываясь, принял бы его помощь, но гоганам он поверить не мог — уж слишком сладка была приманка и необременительна плата.
Гальтарская крепость у отрогов Мон-Нуар никому не нужна, хотя когда-то Гальтара была столицей всех Золотых земель. Что до древних реликвий, то Эпинэ слыхом не слыхал о чем-то, созданном до принятия эсператизма. Может, в Гальтаре спрятан клад, и гоганы об этом знают, но почему его просто не вырыть? Снарядил караван — и вперед! Конечно, Мон-Нуар место невеселое, но добраться туда через Йагору легче и дешевле, чем ломать хребет целому королевству. Потребуй Енниоль в уплату что-то и впрямь ценное, Эпинэ было б спокойнее.
Мэллит росла тихой, замкнутой и очень послушной, как и положено младшей дочери и к тому же дурнушке. На девочке испробовали множество снадобий, за нее возносили молитвы, ее окуривали отвращающими зло благовониями и поили утренней росой, но никакие ухищрения не помогали — Мэллит оставалась безнадежной худышкой, которую чуть что начинало тошнить. И это при том, что семь ее старших сестер были настоящими красавицами!
Когда девочка подросла, болезнь прошла сама собой, но было поздно — Мэллит так и осталась заморышем. В доме ее жалели и опасались, что дурнушка останется без достойного жениха. Причитания родичей девушка выслушивала молча. Вернее, не выслушивала. Она очень рано научилась кивать головой и думать о своем. Ее считали слабой, послушной и глупенькой, а она лазала по деревьям и крышам не хуже кошки и перечитала все оказавшиеся в доме книги, а было их немало.
То, что на ней никто не женится, Мэллит не пугало — ее не привлекала жизнь, которую вела мать, и она не завидовала красоте сестер. Чему завидовать? Тому, что на Фанелли вчера не сошелся Пояс Невесты?[59] Зато Мэллит сегодня увидит того, кого хочет увидеть.
Когда достославный Енниоль из всех девиц общины избрал младшую дочь Жаймиоля, мать и сестры долго плакали. Они надеялись, что девушку все же удастся пристроить, но слово достославного из достославных — закон. Енниоль справедлив — из всех невест выбрал самую безнадежную и сделал ее… самой счастливой. Гоганни не может любить не гогана, но ставшая Залогом свободна от замужества, а наследник Талига достоин любви, как никто другой! Мэллит с нежностью коснулась шрама на груди. Их кровь и их судьбы смешаны, Альдо об этом не подозревает, но это так.
Если Енниоль узнает, что она прочла Кубьерту, он не спустит с нее глаз. Но откуда ему знать?! Женщины не читают, а едят и сплетничают. Конечно, Мэллит поняла далеко не все, но Старшины и Учителя и те понимают не более трети Великой Книги. К счастью, Залог — это совсем просто. Старшины думают, что, обладая ею, они держат в руках Альдо, но для нее Альдо дороже всех сокровищ мира, матери, отца, обычаев.
Мэллит подошла к аре, и та почувствовала приближение Залога — золотые грани ярко вспыхнули и начали медленно таять. Показался стилет, неподвижно висевший в золотистом мареве, кровь на конце клинка по-прежнему была алой. Шрам на груди заныл, девушка присела на корточки, бормоча малопонятные слова, вычитанные в Кубьерте. Мэллит желала видеть того, с кем ее связали Четырьмя Цепями и Четырьмя Клятвами. И еще Любовью, великой и единственной. Так дочь Вентоха полюбила сына Роха, так Сунилли любила Царя Царей, а Эгри — Поэта Поэтов.
Ранка на груди болела все сильнее, но боль — недорогая цена за право взглянуть на любимого. Дважды Мэллит заставала Альдо спящим у себя дома, один раз он пил вино с блистательным Робером, а в прошлую Ночь Луны с принцем была женщина, которую гоганни захотелось задушить. Успокоившись, девушка убедила себя, что первородный свою подругу не любит, а подумав еще немного, пришла к выводу, что все не так уж и плохо. Женщина была маленькой и костлявой, что давало самой некрасивой из дочерей Жаймиоля надежду. Готовясь произнести запретные слова, Мэллит приказала себе не злиться, если Альдо вновь будет не один, но пищи для ревности на сей раз не было никакой.
У юной Мэллит, чья кровь скрепила наш договор, открылась рана. Это может означать лишь одно — нечистый в мыслях посягнул на кровь блистательного, но удар приняла на себя правнучка Кабиохова.
— Робер, — послушно повторила гоганни, — но правнуки Кабиоховы не могут звать первородных по имени.
— Ну, тогда я отказываюсь от этого дурацкого первородства.
Енниоль сделал так, что, если Альдо изменит данной гоганам клятве, он или умрет, или окажется на магической цепи. Эту связь можно разрушить, Мэллит знает, как, но сейчас принцу нужен щит от чужого колдовства. Есть кто-то чужой и злобный, он был с
ними во время разговора с Клементом и пытался читать по крови Раканов, но ему помешала Мэллит. Мэллит и Альдо связаны кровью, она чувствует направленную против него магию
– Он не узнает. – Названный Робером перехватил уздечку и развернул коня, вынуждая лошадей идти голова в голову. – Мэллит, помнишь, в Агарисе… Ты говорила, что знаешь, как освободиться, но не хочешь из-за Альдо. Сделай это сейчас. Альдо Ракан не сто́ит твоей любви, ты ему ничего не должна.
Что есть долг и что есть любовь? Первородный произносит слова, не зная их смысла. И да спасет его Огнеглазый Флох от этого знания.
– Ара умерла, – сказала гоганни. – Кубьерта говорит, что развязать узел Судеб можно лишь там, где он завязан. Блистательный Робер вернется к своему господину?