Продолжаем летописи неустрашимого и легендарного даймё провинции Осю! Ну, и ещё одна ссылочка - на не менее неустрашимого, и не менее легендарного наставника и друга Господина Одноглазого Дракона, Катакуре Кодзюро посвящённая! Если интересно, можно заглянуть и сюда: https://journals.ru/journals_commen...940661#comments
[изображение][изображение][изображение]
А теперь - баечки))) Не устаю восхищаться стилем рассказа и лёгким способом подачи сложного исторического материала! Итак, Датэ Масамунэ от господина Антрекота во всей, как говорится, красе))))
Баллада о птичкиных глазках
Посвящается Наве, как успешному провокатору.
Вводная. Место действия - Япония. Время действия - 1591 год. За год до того в стране к общему удивлению внезапно кончилась эпоха воюющих провинций. Хасиба Хидеёси, к тому времени уже сменивший фамилию на Тоётоми, великий министр и регент при императоре, а исходно – не то крестьянин, не то совсем мелкий самурай-ашигару - взял крепость Одавара и на том увоевал всю страну.
Самый север, впрочем, остался несколько неувоеван - поскольку тамошний князь, за шесть лет до того (на момент Одавара ему было 23) вломившийся во всеяпонскую политику со всей грацией и тактом невовремя разбуженного Герцена, посмотрел-посмотрел - да и решил мирно присоединиться к победителю, а Хидеёси, не испытывавший особого желания там воевать, особенно с этим конкретным невменяемым противником, ему это позволил.(*)
В общем, они и есть главные действующие лицы: господин неизвестно кто правитель страны, Тоётоми Хидеёси, по прозвищу Обезьянка, и господин хозяин севера, Датэ Масамунэ, Одноглазый Дракон.
Положение сторон на год спустя после договора выглядят примерно так "не могу поверить, что я его мог убить и не убил, ну что уж теперь, будем делать вид, что так оно и было задумано" с обеих сторон. То есть сочетание крепкой (и вполне оправданной) паранойи и нежелания усугублять, потому что только ж начни - и где оно закончится?
И вот тут начинается собственно история. Дело в том, что Хидеёси был практичен. А потому, заключая соглашения, решительно отказывался полагаться на добрую волю противной стороны. А поскольку новый... вассалосоюзник был человеком очень серьезным и не очень предсказуемым, то и меры следовало принимать основательные. Так что, распределяя земли, Хидеёси пристроил Датэ в соседи одного из лучших своих генералов – Гамо Удзисато. Ну и земли ему даровал вдоволь, чтобы тот не испытывал нехватки в ресурсах. Ходил, надо сказать, слух, что Хидеёши оного Удзисато сам крепко побаивался и не очень ему доверял – так что, видимо, надеялся, что стороны друг друга уж как-нибудь займут. Надолго.
А в 91 поступает от Гамо в ставку донос - мол, Датэ Масамунэ под него, Гамо, копает с целью, естественно, расширения территории. Вассалов переманивает и подстрекает. Вопреки распоряжениям господина регента, который, как все мы помним, сказал, что у нас в стране мир. Мир у нас. А не что-нибудь.
Надо сказать, обвинение сидело как родное - потому что это у семейки Датэ любимый номер был: переманить у соседа кого-то ключевого, вызвать переполох, сосед на ослушника-переметчика пойдет с карательной операцией, ослушник попросит помощи, помощь явится мгновенно и тут наступит ам всего, то есть, не только ослушника, но и соседа, а также всех, кто с соседом рядом стоял и сбежать не догадался. Аккуратненько так, в одну кампанию. В идеале - вообще за пару дней (были прецеденты). И в людях дешево. И инфраструктура почти не страдает.
Так что звучало убедительно.
Но Япония – страна, в которой сложно сохранить секрет (особенно, если у вас под боком живет Токугава Иэясу, состоящий в активной переписке со всеми на свете). Так что Датэ о доносе узнал почти мгновенно, а узнав, добрался до Киото не то за девять дней, не то вовсе за неделю - что с учетом расстояния и принадлежности межлежащих территорий несколько поражает воображение.
Приехал и был почти сразу принят.
Прием был какбыимператорски официальным, потому что Хидеёси был какбыимператорским чиновником, только он как раз тогда и решал – каким именно. Какой бы ни был, железо на такие мероприятия носить было, понятное дело, запрещено и следили за этим строго, но Масамунэ как-то умудрился протащить на себе короткий меч - а уж для какой именно надобности, теперь не установишь, потому что оружие в тот раз опять не понадобилось.
В общем, явился и поинтересовался - а с какой, собственно, стати меня тут расследуют. А вот так и так, соседи ваши, Гамо, жалуются, что вы им отравленные лучи в форточку пускаете, то есть их вассалам письма пишете - и вот одно такое письмо, оным бесчинно соблазняемым вассалом представленное.
Датэ пожал плечами и потребовал бумагу и письменные принадлежности. Сказать, что все это было вопиющим нарушением процедуры, значит ничего не сказать – но всем же интересно. Принесли. И Датэ тут же у всех на глазах скопировал то самое компрометирующее письмо. И показал Хидеёси оба документа. Не отличить, да? Хорошая работа. Кто-то знающий подделывал. Подделывал? Скорее всего, кто-то из секретарей. Знающий, но не совсем свой. Почерк скопирован идеально, сам бы перепутал, а вот с подписью напартачили. Это как? А так, на гражданских бумагах я в виде подписи птичку-трясогузку рисую. Вот такую. А на военных и... почти военных птичка слегка отличается - у нее глазки есть, то есть дырки для глазок. Вот и вот. Кто когда письма такого рода от меня получал - возьмите и сравните.
Сравнивают. Так и есть. Глазки. То есть глазницы. А на компромате - нету. И так по каждому пункту.
Хидеёси вскипел и решил, что раз так, то ему такие интриганы (бездарные) не нужны. Глазки от трясогузки они нарисовать не могут. Дракону сказал, что он свободен и вообще нехорошо вышло, а с каллиграфами-провокаторами и их сообщниками пусть поступает, как хочет. Ну тот и поступил, замок взял, территорию оттяпал, а головы действующих лиц замариновал в спирту и отослал Хидеёси - официально: в доказательство, что распоряжения достоуважаемого исполнены. А неофициально - ну мы ж тут все знаем, кто их подбил.
А Гамо вскоре как-то неудачно пообедал, сильно заболел – и так и не оправился, умер. Впрочем, в этом как раз деле подозревали, скорее, другого хидеёсевского генерала, Исиду Мицунари – очень уж завидовал покойному. Впрочем, Исиду Мицунари подозревали всегда и во всем. Впрочем, часто – оправданно. В любом случае, когда дело все же дошло до войны, опасного соседа в подбрюшье у севера не было.
А окружающим стало несколько понятнее, почему Датэ Масамунэ не только стихи пишет, но и корреспонденцию ведет собственноручно.

Баллада об уважении к чувствам

Нужно сказать, что семейство Датэ было вполне почтенное семейство, но периодически на них находило и тогда внутри клана происходили дела, достойные кисти даже не Шекспира, а, скажем, Босха, с отравлениями, инцестицидом и непременным братоубийством. Если же в конфликт вмешивалась еще и политика, то результатом могла стать «именная» - то есть получившая имя собственное – распря на несколько лет, с применением всех видов тяжелого вооружения, или не менее длительное и скандальное судебное следствие. В общем, литература и особенно театр от отсутствия макабрических сюжетов с данного направления не страдали. См., например, zajcev-ushastyj.livejournal.com/324622.html

В промежутках же между мероприятиями в клане ценились – по понятным причинам – люди чуткие и деликатные, склонные действовать взвешенно. Образцом такого подхода считался, например, отец героя предыдущего эпизода Датэ Терумунэ, человек настолько тихий и мирный, что даже собственного отца умудрился сместить, никого, кажется, не зарезав в процессе, что, согласитесь, вызывает уважение – особенно если учитывать, что у этого отца с дедом Терумунэ дело дошло до гражданской войны. А вот как выглядела деликатность в его исполнении.

Дошло до него, что один из вассалов, некто Мунетоки, задумал недоброе, то есть совсем недоброе, то есть желает господина просто-напросто убить. Нехорошо. Однако, расследовать вассала тоже нехорошо. Во-первых, если окажешься неправ, обидишь хорошего человека (а возможно и идею ему подашь). Во-вторых, даже если и окажешься прав, как-то оно неудобно и неловко, соотношение сил разное – и вообще беспокойство сверху вниз уважения у окружающих не вызывает. В-третьих, вообще нехорошо, если прочие вассалы подумают, что ты за ними все время следишь и подозреваешь. Отсутствие доверия, если и порождает что, то разве что дальнейшее отсутствие доверия, что в наших суровых условиях ни к чему полезному не ведет. Но делать что-то нужно. А что? Советники и князь посовещались и решили: а вот есть тут у нас такой сильный и лояльный соседний вассал – Катакура (*). А не сосватать ли нам его сына и дочь предполагаемого мятежника? Брак логичный, выгодный, подозрений не вызовет, стороны довольны будут. И если там что-то на самом деле готовится, то новая родня о том узнает непременно. А уж как она на то отреагирует, и гадать не надо. Так и сделали. Одна беда, молодой человек взял и в жену влюбился, а потому стал тестю помогать во всем. Но когда уж дело дошло почти до самой резни, своего отца все же предупредил, пожалел. Тот поднял тревогу, поднял войска, заговор пошел прахом, заговорщики остались без голов, а несчастному молодому человеку – по разным источникам – не то позволили зарезаться, так сказать, без потери статуса, не то вовсе отпустили из уважения к отцу и довольства общим результатом интриги. И никаких зряшных подозрений.

(*) судя по всему, либо источник, который пересказывает Мэрриуэзер (собственно излагающий эту историю), либо уж сам Мэрриуэзер путают отца и сына Катакура, Кагенагу и Кагецуну – потому что дают верному вассалу имя младшего, а тот в то время был пажом при дворе Терумунэ и своих взрослых детей у него, ясное дело, не было, биология не позволяла.

О пользе поэзии

А это уже о герое первого эпизода. В одном из ранних рейдов, когда действующему лицу было не то 16, не то 17, преследуя противника, угодили в сильный туман - вокруг ничего не видно, какое-то смутное шевеление, грохот нездоровый, в общем, понятно, что противник опомнился, перегруппировался и сейчас как нападет со всех сторон... Начинается паника. А на предводителя, то есть на Датэ Масамунэ, поскольку отец его, как мы помним, был человек мирный, как раз стих нашел, в буквальном смысле слова. И он начинает там распевать про море, которое изнутри, под водой видит себя белым и не знает, что оно синее, про то, как волны режут ветер и куски одного звука разлетаются в разные стороны, чтобы никогда не встретиться, даже в ушах человека - и прочую красоту. Окружающие от этого дела как-то успокоились, в общем, стыдно бежать, куда глаза глядят, когда прямо тут так хорошо поют. А тем временем, туман то ли рассеялся, то ли они из него выехали - и оказалось, что шум - это близлежащий довольно крупный водопад, еще сильно раздувшийся по весеннему времени. Ну а догнать, кого надо, они конечно, догнали. Тем более - вдохновение.

О воистину беззаветной любви к поэзии же

В один прекрасный день князю Датэ Масамунэ преподнесли подарок – прекрасно сохранившийся древний свиток со стихотворной антологией, лично составленной и переписанной знаменитым поэтом и каллиграфом тринадцатого века, Фудзивара-но Иэтака. Описать чувства князя на сей предмет я затруднюсь, свиток немедля сделался личным сокровищем, следы влияния Фудзивара-но Иэтака обнаруживали и в поэзии самого Датэ... в общем все было прекрасно, пока князь в какой-то момент не поинтересовался происхождением свитка. И тут ему объяснили, что происхождение, как оно часто бывает с сокровищами, анекдотическое. Бесценный сборник оставил в заклад в лавке какой-то ронин. Представьте себе. Датэ Масамунэ, водивший войска с четырнадцати лет, как раз представлял – видимо, в отличие от тех придворных (которые иначе бы не ляпнули такого при нем). Он вздохнул и приказал отыскать того ронина. Потому что где ж военному бездомному человеку хранить такую ценную вещь во время кампании? Не тащить же с собой в бой?
Ронин, некто Имагава Мотомэ, на удивление, отыскался сравнительно быстро. Получил обратно свой свиток – и пять рё к нему. Чтобы впредь ценная вещь не попадала в такие двусмысленные ситуации.
Почему? Ну право же. Любой, кто по-настоящему любит стихи, тут понял бы, как тяжело было бы владельцу этой вещи вернуться с войны и обнаружить ее отсутствие.
Что ж, Имагава Мотомэ показал себя человеком благодарным. Он не подарил князю снова пресловутый свиток – это и правда было выше его сил. Имагава поступил к нему на службу, а поскольку был он совершенно бесстрашным солдатом и талантливым тактиком, то довольно быстро стал одним из пехотных генералов клана и весьма преуспел в этом качестве.

Доброй охоты всем нам

1632 год. В стране мир. У власти Токугава Хидэтада, второй сёгун из дома Токугава, а на тот момент уже сёгун-на-пенсии, поскольку официально передал власть старшему сыну, дабы обеспечить порядок наследования. Одна беда, Хидэтада болен и умирает. И в этой связи он очень озабочен предыдущими прецедентами. Так что в один прекрасный день он вызывает к себе всех серьезных "внутренних" и "внешних" князей и просит у них совета, как избежать смуты. Потому что смута носится в воздухе. Токугава Иэмицу молод, и многим может показаться, что его легко устранить, что такое регентский совет, мы все уже видели – наследника Тоётоми Хидеёси этот совет не спас, наоборот, погубил... в общем, что делать, чтобы избежать следующего раунда? Может быть кто-то здесь хочет и возьмется обеспечить порядок в обмен на власть?
Понятное дело, что никто из присутствующих вслух "да" на такой вопрос не ответил бы, да и про себя бы поостерегся - но видимо Хидэтаде было интересно, какие подводные течения начнутся в ответ на такое предложение - или он еще что-то имел в виду.
Но это осталось неизвестным, потому что в этот момент встал Датэ. И сказал примерно следующее.
"Мы здесь все обязаны процветанием Иэясу Токугава и хотя бы поэтому не желаем вреда его потомкам. Не мне осуждать тех, кто захочет большего. Если кто-то из собравшихся - или все - собирается опрокинуть сложившийся порядок, действуйте. Но учтите, что сёгунат станет вторым препятствием на вашем пути, потому что первым буду я. Сумеете пройти через меня, ваше счастье - тягайтесь с армией сёгуна. И удачи всем нам."
После некоторой паузы, вызванной как самим заявлением, так и странным источником оного, поскольку взаимоотношения Токугава и Датэ последние эн десятков лет можно было описать как «затяжной взаимно-предынфарктный тактический союз», прочие присутствующие уже почти хором начали говорить, что они, вообще-то, примерно того же мнения - и намерены поддерживать молодого Иэмицу, потому что благодарность есть благодарность и ну ее эту разруху.
В общем, ни тогда, ни потом ничего не произошло. Разве что в записях Токугава данная речь стала куда более верноподданной - а вот очевидцы излагали ее примерно так, как приведено выше.

(Автор сих заметок не знает, чего господин князь добивался - что не в лояльности было дело, ясно по умолчанию, плохо там было с лояльностью. Может быть, и не столько решал свои задачи, сколько ломал игру кому-то еще - возможно, самому Хидэтаде. А может быть - тоже не исключено - считал, что все еще должен покойному Токугаве за парочку очень опасных случаев и как минимум одну качественно спасенную жизнь.)

Баллада о свободном времени

Когда Датэ Масамунэ приехал под Одавара (приехал, заметим, один в прямом, а не феодальном смысле этого слова), Тоётоми Хидеёси сначала его попросту не принял. То ли был раздражен предыдущими отношениями, вернее, черной дырой на месте оных - поскольку все предыдущие распоряжения "имперского регента" Датэ просто игнорировал, то ли хотел посмотреть, что будет дальше, то ли сам не знал, как себя вести в ситуации, когда ты приказываешь главе доселе независимого и вообще мало кому когда подчинявшегося рода приехать и выразить, а он (пусть и с опозданием) берет и как последний буквалист... приезжает без войска и свиты, потому что они в распоряжении не указаны. Как к себе домой.
В общем, не принял. Датэ никакого беспокойства или негодования не проявил, поймал какого-то курьера, вызвал слуг, оставшихся довольно далеко позади по дороге, расположился, приказал узнать, кто в лагере (хотя прекрасно знал и с частью этого лагеря состоял в активной переписке) - и отправил очень вежливое приглашение господину Сэн-но-Рикю, мастеру чайной церемонии сначала при Ода, потом при Тоётоми - и в тот момент по общему согласию величайшему мастеру из живущих (и второму или третьему в истории как таковой), находившемуся в ту пору при войске. Когда тот прибыл, Датэ почтительно попросил его ввести его в курс последних изменений в направлении (а Сэн-но-Рикю произвел настоящую революцию, собственно, своим нынешним видом чайная церемония как минимум наполовину обязана ему). И больше из чайной церемонии не вылезал.
Когда у него прибывшие наконец чиновники регента поинтересовались, а что это он, собственно, Масамунэ очень удивился - как что, время есть, второго такого случая наверняка не представится. Что значит не представится? (Оно конечно очень могло и даже более чем очень, но говорить вслух о том, что Тоётоми Хидеёси способен убить гостя, которого сам зазвал, как-то не вполне вежливо, даже если это может произойти в ближайшие пару дней.) То есть как это что значит - ну не будете же вы всерьез думать, что такой мастер как Сэн-но-Рикю снизошел бы к просьбе варвара и невежды в моем лице, если бы не смертная скука этой вашей осады? А больше таких основательных замков с такими бестолковыми хозяевами в стране нет. Соответственно и случая не будет. Вот я и пользуюсь, пока могу.
(И слушая рассудительные речи никак нельзя было подумать, что ближайший по основательности среди замков региона (замок Курокава в Айдзу, нынешний Айдзу-Вакамацу) – тоже, как на грех, с бестолковыми хозяевами - был взят этим поклонником чайной церемонии как раз в прошлом году. Взят за несколько дней и вопреки прямому и очень громкому приказу господина регента.)

Баллада о несостоявшихся надеждах

Часть первая, вводная

Итак, у Тоётоми Хидеёси на старости лет родился здоровый сын, а вот с бывшим наследником, племянником, получилось нехорошо. Нехорошо еще и потому, что, кажется, по недоразумению. Потому что сначала Хидеёси пытался уладить дело к относительному общему удовольствию: предложил Хидецугу усыновить маленького Хидеёри, назвать его своим наследником и уступить ему титул регента, сделавшись регентом-в-отставке, Тайко – таким же, как и сам Хидеёси. Судя по всему – поначалу и правда стремился обойтись миром. Что подумал Хидецугу, неизвестно. Может быть, не хотел отдавать власть. Может быть, решил, что два Тайко на одну страну – много, а следовательно одному вряд ли позволят жить и все мы понимаем, кто это будет. Может быть, не был так уж против, но считал, что нуждается в страховке, потому что помимо счастливого отца у ребенка была еще мама, и вот уж в ее готовности снести с лица земли все живое, чтобы расчистить путь сыну, не усомнился бы никто.
Что бы там ни было, но господин кампаку попытался резко расширить свою сферу влияния и совершил при этом ряд совсем уж опрометчивых поступков. Например, попытался прибрать в заложники Токугаву Хидэтаду, наследника Иэясу (и будущего сёгуна). Есть замечательная история о том, как люди Хидэтады отговаривались от посланцев регента всем известной привычкой своего господина спать допоздна (а господин, между тем, гнал коня в замок Фусими) – потому как на приглашения регента не отвечают отказом, а соглашаться в данном случае тоже не особенно разумно.
Всю эту бурную деятельность сложно было не заметить, а Хидеёси не был слеп, а был, наоборот, исключительно подозрителен, а эту подозрительность еще и подогревали все, кто выиграл бы от падения племянника. Кончилось скверно – даже по меркам времени – последовательным уничтожением всей семьи Хидецугу, всех союзников и всех, кто рядом стоял.
zajcev-ushastyj.livejournal.com/216653.html

И вот по этому поводу, некоторое время спустя, прибывает к Датэ Масамунэ комиссия – извольте объясниться, что вас связывало со свежепокойным изменником, говорят, вы охотились вместе, подарками обменивались, совещались о чем-то.
Масамунэ реагирует, как, в теории, и должен реагировать совершенно невинный дракон, к которому – в который раз за последние несколько лет! – прицепились с очередной бессмысленной и беспощадной столичной интригой. Невинный и лояльный, но все-таки дракон. То есть, со злобным шипением объясняет гостям, что с как-его-там не охотился никогда, что легко наверняка проследить по хозяйственным записям покойного, не сожгли ж вы их? И случайно на охоте не встречался тоже – у Тайко, что, в свите племянника шпи... то есть, наблюдателей не было? И не совещался – иначе как по общим государственным делам и в довольно-таки большой компании. А подарками, естественно, обменивался – это как вы себе представляете, чтобы человек моего положения человеку его положения в соответствующих ситуациях не посылал всякой ерунды и не получал обратно такую же? Какой ерунды? Да где-то список есть – и у него наверняка был... Да вы что, ума там все в своей Осаке лишились, забыли, как элементарные вещи проверяются? У вас стыд есть какой-то, ко мне с таким являться?
Стыд тут под вопросом, а вот инстинкт самосохранения точно был – поэтому всю эту тираду Хидеёси излагали в куда более приемлемых и почтительных выражениях.
Эффект был странный.
Если до того при дворе Тайко вполне вслух высказывалась идея, что яростного гада нужно убивать или брать под арест в ставку (для обеспечения вящей управляемости семейки) – то на этой точке разговоры эти прекратились, обвинения словно растворились в воздухе, как не было, а к Датэ после некоего перерыва отправилось официальное письмо – надлежит вам вашу нынешнюю территорию сдать по назначению, а в обмен принять соответствующий (вполне лакомый) кусок на острове Сикоку... в буквальном смысле через полстраны.
Ни с какими обвинениями, подозрениями и прочим, от чего можно было бы отбиться, распоряжение не связано. Просто приказ регента страны от имени императора этой страны. Точка.

Часть вторая, гомерическая

Собственно, это распоряжение и было главной катастрофой. Если даже для обычного японского - за неимением лучших терминов - «феодала» один переезд равнялся пятнадцати пожарам (по тогдашним расчетам, средний клан на новом месте восстанавливал прежний статус лет за 10-18), то для Датэ это был обвал и конец всему. Они несколько столетий не вылезали с севера. Под север у них было заточено все, включая сельское хозяйство (вы попробуйте стать активным производителем риса на территории, которая дает один урожай в год). Все связи, вся работа с ресурсами. Перезатачивать все под юг? Под другие типы хозяйствования? Под других (и весьма агрессивных) соседей, которые, в отличие от тебя, знают эту территорию как родную? Под южный флот, которого у тебя нет, а у соседей, наоборот, есть? В общем, все это было очень плохо само по себе.
Но ведь есть еще и контекст – смерть Хидецугу, резня и те самые исчезнувшие обвинения. И в этом контексте все еще более очевидно: хотят не ослабить на годы и взять под контроль, хотят вытащить туда, где можно быстро и сравнительно дешево убить.
И что прикажете делать в этой ситуации? Во-первых, конечно, потянуть время. Во-вторых, выяснить, что у них там делается в столице, кто играет, что можно сдвинуть. Но сначала, еще до всего – поставить в известность всех, с кем состоишь в отношениях.
За список корреспондентов господин регент-в-отставке, вероятно, очень много отдал бы, но точно известно, что он его не получил.
А вот что еще известно точно, что одним неприятным зимним вечером два человека постучались в ворота усадьбы Токугава. Одним из них был дальний родственник Масамунэ, Датэ Коскэ. Провели их прямо к хозяину, тот выслушал, вызвал слуг, приказал накормить, тут же передумал, посадил есть прямо там же, с собой. Когда принесли рис, велел подать им из своего сосуда, стоявшего все это время на жаровне – так теплее. Угостил, побеседовал. А когда те поднялись, чтобы уходить, стукнул кулаком об пол и сказал: "Как посмотришь, так подумаешь, что вы серьезные люди и что господин ваш человек, который понимает, что воротит. А на деле он - идиот и слабак, который дальше своего носа не видит и у которого на серьезные вещи пороху не хватает. Так вот, вариантов у него два - принять предложение и пойти рыбам на корм, отказаться и сдохнуть. Пусть думает, какой ему нравится больше. А еще он может на время перестать быть идиотом, и послушать, наконец, меня!" И изложил, как он видит ситуацию. Гости на этом ночевать не стали и тут же поехали обратно.
Поскольку «идиот» не был Хидеёси, тираду он получил неразбавленной. Выслушал, кивнул «Со своей точки зрения он прав, а сейчас, кажется, вообще прав, откуда ни посмотри.» И принялся действовать по обстановке.

Часть третья, постановочная

Тем временем, гонимая острым дежа-вю, прибывает комиссия, поинтересоваться, как выполняются распоряжения. А видно, в общем, что как-то никак они не выполняются и вокруг кишит (хотя никого пока не режет) нехорошо взбудораженный и хорошо вооруженный народ. Вокруг княжеской резиденции и вовсе не продохнуть, но комиссию пропускают мгновенно, никакого ущерба и препятствий не чинят. Что за сказка? Князь их принимает, разве что дав отдохнуть с дороги, вид у него черный и нетрудно догадаться, что сейчас он и вправду зол и расстроен, а не демонстрирует для порядка.
Как переселение? Сами видите. Когда сдвинется? Понятия не имею. Что нам докладывать? Да что хотите. Я с огромным уважением отношусь к великому господину Тайко, я согласился подчиняться ему в делах страны, если он захочет взять мою голову за пренебрежение его волей, он будет полностью в своем праве - но я не знаю, как выполнить этот приказ. У меня тут, видите ли, мятеж. Мятеж? Как мятеж? Мятеж, как в словаре. Что-то тихо у вас для мятежа. Не знаю, опыта нет, первый случай. А в чем выражается? В том, что мои люди и их люди - и так до самого низу - отказываются переезжать. Ка-те-го-ри-чес-ки. Здесь их земля, они не знают другой, они согласны не жить вовсе, но жить в другом месте они не будут. Объяснить им про законы, императора и имперский мир я не могу. У меня слов нет таких, чтобы они поняли - здесь невесть сколько поколений не видели ни императорского мира, ни императорского закона... а простого мира, обычного, здесь, по-моему, не было вообще никогда. Они отказываются и не отпускают меня. Они меня тут осадили - и требуют, чтобы я не подчинился приказу Тайко. Любым доступным мне способом. Что уже отказываюсь сделать я. Категорически. Пока у нас так. Зайдет ли дальше, не знаю. Может. Подавить силой? Где прикажете эту силу взять? Что... все ли взбунтовались? Ну да, именно что все. Так что если у великого господина Тайко, найдутся на сей предмет какие-то соображения, я буду очень счастлив, потому что у меня идеи кончились.
Ну конечно, осмотрелись, со своими людьми в провинции связались и совершили все положенные следственные действия. Получается, да, так и так. Мятеж. Пока тихий. Но это, кажется, временно, потому что крестьяне тоже нехорошо взбудоражены и на сельских дорогах все чаще встретишь рогатки и недостроенные завалы, а люди за рогатками шипят, что им тут чужой сволочи не надо и они ее к себе не пустят.
Возвращается комиссия с докладом, а тут и Иэясу Токугава по делам в столицу приехал, подгадал. И конечно же, не могло такого стать, чтобы Хидеёси с ним по такому делу не посоветовался.
Иэясу выслушал, подумал и говорит - если бы это был один Масамунэ, то я бы сам поехал и все быстро решил. Убить человека, разбить армию - не такое сложное дело. Но тут же не тот случай, когда змее достаточно отрубить голову. Эти его вассалы, в столице и дома - их же придется выковыривать сначала здесь - из северного квартала, а потом там - из каждой долины и с каждого горного склона. Это тоже можно сделать, если такое решение будет принято, но это тяжело, кроваво и надолго. И наши люди будут им сочувствовать. Северяне - невежи и поразительно неблагодарные дикари, но движет ими естественное человеческое чувство, привязанность к родному дому. Мало кто такого не поймет. Да и потом, есть ли в том надобность? Ведь не то, чтобы они посягали на вашу власть или мешали правосудию... они глупо и грубо отказываются от благодеяния...
Линия поведения была найдена и Хидеёси, уже успевший прикинуть, насколько долгосрочная война на севере повредит его взлелеянному корейскому походу, согласился помиловать бедных деревенских дураков с их естественными чувствами и распоряжение отменил.
Мятеж, естественно, тут же благодарно расточился.

Вопрос - почему поймались на такой элементарный обман? Ответ - потому что он ни на йоту не был элементарным. Это как с полетами по воздуху: все знают, что вещь полезная и при многих случаях может пригодиться, но никто не умеет самостоятельно летать. Учинить на пространстве княжества псевдомятеж, идентичный натуральному, очень тяжело просто на уровне организации. Даже тяжелее, чем в самом деле устроить бунт. А вот перерасти в настоящий - с непредсказуемыми последствиями - такая подделка может очень легко, с той же легкостью, с какой на войне показное бегство может перерасти в панику. Для этого достаточно лишней пригоршни страха и горстки активно недовольных или просто глупых людей, а добра этого хватает везде. Кроме того, любой из посвященных в дело участников может предать - на этом все и кончится. При таком количестве - кто-то предаст обязательно. А кроме того, есть же соседи. Беспорядок, порождаемый даже мнимым мятежом, это дыра, в которую можно ударить и в которую ударят непременно.
В общем, здесь и сейчас - неосуществимо. Так решила комиссия - и кажется, так решил Тайко.
А северной специфики и того, что там местные почти поголовно думают о центральной власти в его лице, Хидеёси не знал. И насколько хорошо там окопались Датэ, представлял не вполне. И сколько сил, времени и средств вложено в... личный состав. И насколько состав это оценил, когда - благодаря тому самому миру - получил возможность сравнивать. Наверняка были люди, которые все равно воспользовались бы ситуацией - но они неплохо представляли, сколько они после этого проживут. Кроме того, тут уже водились и люди, и кланы, которые считали, что они многое могут себе позволить в отношении господина дракона. Больше пяти лет не протянул, кажется, никто. А дальше - не будем о нехорошем к ночи.
И наконец - соседи. Уже упомянутый сосед с юга, Гамо Удзисато, меньше года назад умер, после тяжелой и продолжительной... его сын молод и свою-то территорию контролирует не особенно (Хидеёси его потом оттуда просто убрал). А неприятный и даже опасный сосед сбоку, близкий родич, Могами Ёсиаки, больше известный как Великий Лис провинции Дэва, как раз предыдущим летом из конкурента превратился в союзника класса "и только сотый пойдет с тобой на виселицу - и в ад". Превратился, между прочим, милостью самого Тоётоми Хидэёси. Потому что была у Ёсиаки любимая дочка, Кома-химэ, и сосватали эту девочку тому самому Тоётоми Хидецугу в наложницы. И только успела она приехать в Киото - а тут обвал. И Хидеёси не посмотрел на то, что ей пятнадцать и что жениха она не видела и в дом его войти не успела. Сказано всю семью, значит всю семью. Обещана? Значит семья. Вмешательство самого Ёсиаки не помогло, а только его самого едва не погубило. Зарезали девочку - и даже тело родне не выдали, зарыли неизвестно где. Так что перспектива рано или поздно сомкнуть челюсти на шее семейства Тоётоми в тот момент (и следующие эн лет после того) привлекала Лиса из Дэва куда больше, чем все, что могло бы ему пообещать семейство Тоётоми, если бы у оного семейства вдруг пробудился инстинкт самосохранения.
Так что, в принципе, может, убедительный псевдомятеж и был тогда в Японии вещью невозможной, а как раз здесь и сейчас - более чем получилось.

И, кажется, единственным, что удерживало Датэ Масамунэ от этого номера изначально, было специфическое представление о допустимом и том, в каких обстоятельствах и до какого предела может правитель рисковать доверившимися ему людьми. Мы уже знаем, что думал Иэясу Токугава о таком бессовестном чистоплюйстве в делах общественных и политических.

Краткая баллада о родственных душах

В принципе, соответствующую переписку между господами Токугава и Датэ читать нельзя, потому что хочется немедленно привести форму в соответствие с содержанием.
Время - после сражения под Сэкигахара, то есть вражеская коалиция уже разгромлена, общая ситуация еще не устоялась.
ТИ: "А что это вы со своей армией делаете, где не надо?"
ДМ: "Как что? Подбираю, что плохо лежит."
ТИ: "Но это оно уже мое лежит."
ДМ: "Да, но лежит - плохо."
ТИ: "Ну-ну."
ДМ: "Что ну? Ну вы о чем думали, когда ко мне спиной поворачивались?"
ТИ: "Да ни о чем я не думал, случайно получилось."
ДМ: "Ну так бы сразу и сказали. Кстати, уже все."
ТИ: "Да? Что-то у вас с аппетитом... вы вообще здоровы?"
ДМ: "Да не жалуюсь, а что, есть предложения?"
Предложения конечно были.

Лучше бы, право, зарубил

В каких-то достаточно формальных обстоятельствах Датэ, как всегда не очень смотревший, куда он идет, в буквальном смысле наступил на полы одежды некоего Канемацу, самурая Токугава. А вернее, просто по ним прошел. Канемацу, который действие ощутил, а вот видеть обидчика не видел, пришел в бешенство от такового попрания самурайского достоинства, развернулся и с воплем "Смотри под ноги, ты!" шандарахнул обидчика куда попало. И только потом осознал. Дальше следует общая немая сцена, и все понимают, что легендарно склочный Масамунэ сейчас сначала этого разделит на четырнадцать частей, а потом займется теми, благодаря кому это оно оказалось на его дороге... и главное, даже не возразишь.
Господин дракон посмотрел на застывшего обидчика и вздохнул - ваша правда, сударь, надо смотреть под ноги, а то ведь наступишь на то, с чем даже ссориться неудобно.
Историю эту источники приводят как пример кротости и великодушия.

Где мы находимся?

Во время осады, обычно образуется некоторое количество свободного времени, которое нужно как-то занять. Вот и во время первой осады Осаки (*) собрались как-то люди из разных отрядов играть в угадывание ароматов. Начальство выставило призы - оружие, седла, какие-то довольно ценные безделушки, а Масамунэ, которого привлекли к этой затее по дороге откуда-то куда-то, пожал плечами и пожертвовал в призовой фонд висевшую у него на поясе тыкву-горлянку. Приз не ахти, но сказать никто ничего не сказал, к тому времени граждане уже несколько привыкли к тому, что ожидать от этой особы можно хоть дождя из лягушек. Выиграл этот приз какой-то самурай, пошел забирать. Датэ остановил его жестом и протянул ему повод коня, на котором приехал. А на недоуменный взгляд ответил - разве вы не знаете, что в сказке из тыквы-горлянки непременно выпрыгивает лошадь? В сказке? Ну не реальность же у нас вокруг? Так что лошадь.
И ушел. Пешком.

(*) В крепости засел тот самый Тоётоми Хидеёри с матерью и сторонниками - все еще официальный наследник покойного регента. Осаждает крепость Иэясу Токугава с союзниками. К этому времени он даже уже не сёгун, а сёгун в отставке. Осаждает, при этом делая вид, что происходит недоразумение.

Раздражительность в особо крупных размерах

Да, я все про легендарно склочный характер, легендарно склочный характер – а в чем оно выражается-то у человека, который с подросткового возраста, вообще пытался у себя блокировать непроизвольные реакции как таковые (*) и весьма в этом деле преуспел?
А вот например уже при второй осаде Осаки и сражении вокруг оной, придя, видимо, в некоторое раздражение тем, что соседи с фланга как-то не очень торопятся выдвигаться и, соответственно, создают щель, в которую с удовольствием ударит противник, господин дракон, не затрудняясь перепиской, приказал ближайшим своим акербузирам дать залп по этим соседям – на кого попадет. Общему командованию же потом пояснил, что – с учетом новой моды менять сторону прямо в ходе сражения -, он даже не был уверен, что перед ним не противник. Общее командование, выигравшее сражение при Сэкигахара благодаря именно такому маневру в стане противника, деликатно промолчало.

(*) Есть известная история о том, как Масамунэ, рассматривая особо ценную чайную чашку едва не уронил ее и вскрикнул при этом. Выдохнул и сказал «Да что ж это такое? Я приучил себя равнодушно встречать любые опасности сражений, не говорить лишних слов – и я пугаюсь, чуть не уронив чашку из-за ее цены в золоте? Не пойдет.» И аккуратно разбил чашку.
Примечательно, что все те замечательные слова, которые господин дракон к тому времени успел наговорить с разнообразными взрывными последствиями, он, видимо, не считал лишними.