Я как-то выплываю из своей тюрьмы с сырыми стенами, которые отрываются от пола и поднимаются над своими линиями к солнцу, где долго висят плоскими облаками, чтобы в результате рассеяться (рассмеяться) и уже беспрепятственно пропускать насквозь тёплые лучи к губам. Город по ступеням роняет к лучам под спираль фонаря затуманенные связки цветов от заснеженного в фейерверке мелка, которым будут вычерчены мои серые маршруты для доставки крыльев к мягкой спине ангела. Ангел присядет на окружную скамейку луны, чтобы дождаться чая с крупинками печатного инея в чеке, который будет приложен к рисунку ладони милой девочкой с нулевыми окулярами на гладкой веснушчатой скрепке переносицы. Золотая цепочка была дерзновенно сорвана с луны и брошена к не высоким иконам сада, чтобы ночью затянуть все верхушки лип изумрудными тенями от молитвенной подтасовки звёзд в сцене. Они подойдут к свече и собьют хрупкое пламя своими обожжёнными в луне ветрами, чтобы присев на кроссворд заполнять через щёлочку звёзд ночью расставленные клеточки этажей. Мужчина будет всю весну выпрашивать у ночи лепестки для глаз, чтобы вслепую душить любовью своё сердце при сорванном с тела головном яблоке. Спуститься к выходу с сигаретой и разложив свои тонкие чёрточки тела на изящно приподнятой скамейке у стен, вытянуть губами из свёрточка первый клубок дыма. Я стою к ней боком и вижу её смятый между щёк нос в розовом нитевидном сиянии всего изболевшегося лица. Собрать под стенами ворон вокруг объедков, которые будут вывернуты из кастрюль, чтобы с паром унестись вновь в корпус. Злободневная тишина к обеду станет возможной и поэтому я отвернусь к своей личной стене, чтобы пойти ко дну бессонницы, которая выставит передо мной новые барьерные рифмы и выбросит на берег палаты с полузакрытыми глазами и чужим лицом в отражении океанического потолка. Высокая кружащаяся над тумбочкой фигура больного гнулась над дверцей, чтобы по успокоительным капелькам из бутылочки бросать тянущиеся к ответу секунды за пределы бесконечно взлелеянного опросниками временного круга. Я выгляну из-за плеча ангела, чтобы как в первом поцелуе застыть на школьной черте журнала, когда за шторками лесенок площадки скроется неудержимый на весу дождевой матч. Нас выгоняют в школу и мы ищем в холоде уроков зацепки для драки с учителем, который разогреет нашу печаль на контрольной резьбе ножевым списыванием узоров в уклоне сердца. Окружить луну из студенток сеткой, чтобы вылавливать только чувственные ответы для души, которая изголодавшись с открытым для света озером ждёт встречи с приливом взглядами. Жаловаться на боль в боку и спешно хвататься за мягкий журнал с перечнем аппендицитов, который весь уместился в открытой библиотечке груди и теперь постраничными соприкосновениями бинтов щекочет сердце спящего на обложке читателя. Видеть, как за витринами воюют припухшие в теле женщины, чтобы только подступиться к лунной выпечке с розовыми побегами звёзд среди жирного в уголке неба. Лопать свою порцию мук из выкупленного к бессоннице оврага на который накинут фату, чтобы выкрасть под снос для утех. Она ляжет ему на живот и вдохновенно ноя у сердца, поднимет из глубин пульс и выбросит в пасть души, которая ещё с вечера просилась с балкона к столу, но забыла чем же пахнет её голос и поэтому просто замёрзла. Под звёздами ещё случалось выйти к чувствам без ранений, когда лес был тих и удобен для тайн, которые устраивались у костра, чтобы греть битые коленки дат и не стыковок своими свёрнутыми в летней четверти языками. Сползти по лежалым листьям в овраг и уже на земле попасть бедром в оранжевую лужу, которую сложно заметить под слоем кленового сиропа. Одиночество картин и представлений ужасает и сердце в обмундировании уже не может спастись от ветров и температурной дрожи, которая так раздражает своим появлением в лёгочном пугале болезни. Сойти с волны на листве тумана и отдышавшись в облаке, прижаться к покрытой льдом коре срубленного сердца, чтобы растянувшись уснуть в тишине не бьющего фонтанами из корней пульса. Люди покинули мою пустоту и отдалились к более плодородным клеткам для взращивания злости и пены у ртов, которые будут орошать жён и вязать им зубами на сердце мёртвые косы. Автомобили будут утаивать в салоне парные игры без кислорода с летальным проникновением сердец в один лотос, который будет полностью развязан и собран в цветочный узелок до похорон. Расти в её отчаянии и становиться надменно крепче, когда к сериям жизни снимут продолжение с окончанием в точке города, где все дома пеплом уходят под воду, чтобы воскресить бессонную ночь бурными приливами огней к уже плохо видящему сердцу. Дом остался без крыши и можно было долго вглядываться в его однокомнатный квадрат, чтобы потом вылететь из стен и сверху двинуть всю эту иллюзию до разрушения вспотевшими ладошками к центру ковра.