Пациент с ещё искрящимися у сердца глазами всё чаще стал заглядываться за душу своего двойника. Близнецы делили одну палату лентой с чёрно-белыми крестиками через каждый сантиметр по всей длине. Когда один отворачивался к стенке, чтобы, не дыша уснуть под гул стадиона за оградами больницы, второй же уже пробуждался и лёжа тянулся рукой к тумбочке за пачкой табачного нектара. Так случалось, и ночью, поэтому спали они по очереди, никогда не видя друг друга в глаза, и встречались взглядами лишь во сне, когда к луне спьяну подлетал ангел в повязке на правой щеке, чтобы прислониться болящей стороной челюсти к холодненькой оправе ночного зеркальца между жёлтыми лапками за спиной. Когда одного из близнецов отзывали в процедурный кабинет для укола в десну, второй начинал мучиться от зубной боли и чтобы избавиться от головокружений плотно прижимал указательными пальцами пульсирующие виски. Бывало, что близнец уходил домой и возвращался к стеленной койке своего брата, который приходя ночью, находил покрывало скомканным на полу и пятнышки на наволочке от зелёной слюны с губ ещё вчера не исцарапанного медикаментами зеркала. Один отходил от больницы слишком далеко, чтобы только наблюдать из-за сосен, как над главным входом сияют окна этажей и как между запоздалым больным и его тенью с хлопком ударяются о каркас напружиненные двери. Другой же старался уйти в глубину коридоров и с сигаретой затаиться под шваброй, чтобы тихо проветривать свою мнимую дыру в правой стороне запутавшегося сердца. Лишь однажды они шли рядом, чтобы опять же без зрительного контакта прибиться к лезвию кольца и выбросить все свои скользящие мысли в подгоревший от газов снег. Один близнец старался смотреть почаще на луну, когда другой не различал оттенков жёлтого в глазном дне своего двойника и чтобы снять пелену с очков уклонялся от слепящего из окон солнца. На голове одного сияли голубые волосы, когда другой с койки смотрел ему в нос голубыми линзами. Близнец с ещё более глубокими глазами часто хмурился если с ним сближалась чья-то женщина у которой были дети от третьего брака. Чтобы не поддерживать связь он рано ложился спать и доставал плотно посаженный в сердце шнур питания. Иногда перед засыпанием близнец прикладывался к залитой чернилами тетрадке, чтобы искать свободное место в душе для росписи рассудка, который отрывисто стонал по клеточкам из розовой белизны текстов. Для этого он касался зелёной кнопочки портативной лампады на полке и в чуть освещённом пространстве стола стоя набрасывал предложения с расчётом на то, что утром эти предложения сумеет распознать по буквам и смыслу. Близнеца эти тёмные записи утомляли, потому что просились без его ведома к гелиевому лучу, пока его звезда уже падала под подушку и не собиралась метаться по комнате для поручений. Самым мучительным для него стала бессонная черта между ночью и подходом утра, когда сквозь соломенную синеву к окну поднимались подарочные гнёздышки из фонарной стайки. В этот момент он мог приникнуть к избитой подушке и ещё пытаясь скрыть взгляд от рельс света с мучительным треском в голове ждал столкновения с поездом приближающегося дня. Близнец не дожидался, пока из зала к кухне подтянется двойник, чтобы тихонько дверь в спальню закрыть и тут же зажечь салатовый светильник над плитой. Близнец тянулся к кувшину в который с вечера заливалась вода из-под крана, чтобы осадок после бессонницы ушёл на дно и не поднялся больше на святую поверхность. Внутренняя борьба с родителями мешала сердцу всматриваться в очертания деревень, которые были уже воспоминаниями на горизонте из огоньков в речном силуэте. Двойник же тянулся к материнскому фартуку, чтобы по пятнам жира находить путь к детской обиде в школьной тарелке со слезами. Близнец всегда помнил, где лежит книжка или пропись. Двойник же напротив собирал рюкзак исключительно утром, всегда забывая самый необходимый на сегодня учебник. Близнец подсаживался к соседу по парте, который был не так рассеян и клянчил у него линейку например или запасную ручку. Близнец нервничал перед контрольной по химии, которая никак ему не давалась, хотя в любовной химии он прекрасно ориентировался даже без помощи дневника. Все ладони двойника были исписаны маркерами и пальцы к вечеру не отмывались даже с мылом, которое мама со злости выхватывал из его рук, чтобы самой стирать подушечки до царапин и уже успокоившись улыбаться в дверях ванной комнаты. Двойник всё порывался сбежать с урока и для этого поднимал в душе все силы, чтобы решительный шаг совершить, но увидев классную в коридоре от затеи отказывался, хотя силы при этом таким же крайним потоком от сердца продолжали подступать к голове в виде тревожного ливня, который в обратном порядке по каплям с асфальта летел до верхушек небес. Близнец делал лишь полукруг, когда двойник резво совершал полный и в конце пути смеялся с травы над плачущим братом, который обидчиво шёл в свою комнатку без стен. Двойник толкал близнеца в грудь, когда тот всматривался в шпаргалку перед экзаменом, чтобы заучить мелкую формулу между сдавленными абзацами текста. Все попеременно смеялись над близнецом, когда тот стоял у дипломной стены в подчёркнутом одиночестве зачётной книжки, которую позабыл дома двойник. Двойник ещё находил точки соприкосновения с отдыхающими во сне рассудками, которые ставились чуть выше над сердцем, чтобы отбросить линейное отражение в чувства. Солнце освещало фигуру двойника в воротах, когда близнец уже почти бросался с мячом на вратаря, но лучи сбивали его с толку и он слезясь отступал. Близнец не жал руку двойнику, потому что побаивался заражений от нежной руки двойника. Деревья под двойником не отбрасывали тени, пока его слушал, рядом стоящий близнец. Присев с ручкой над тетрадью двойник не мог связать и пары слов, чтобы не утомиться или не зазеваться. Дверь в комнату близнеца всегда была приоткрыта в то время как двойник всегда заботился перед сном о запасной паре ключей в тумбочке над подушкой. Двойник шнуровал кеды близнецу, когда тот засыпая перед садиком на пуфике не мог поднять головы от колен. Двойник вёл близнеца в группу и сам плакал за него перед воспитательницей, чтобы тая зло в раздевалке поправлять сердце на вешалке. Близнец жаловался на слёзы, которые сами падали воспитательнице на сухие ладони, когда она прислоняла их к щекам двойника. Близнец провожал птичий веер к солнцу, пока двойник собирал этот веер к луне. Лепестки стали чернеть при сердце близнеца, пока двойник эти лепестки самовольно стягивал от бутона живыми. К вечеру двойник обходил по кругу школу в которой учился, близнец же обходил школу стороной. Близнец очень любил класть ложку в крем на кусочке торта, а двойник жадно из рук покусывал по вкусностям слоя весь вырезанный участок. Близнец расчёсывал двойнику крылья, пока ветер приподнимал все перья с балкона и уносил их к колыбели озёр. Двойник брал с нижней полки молоток, когда близнец уже ощущая промах в ударе хватался за прилив чувств на кончике пальца. Солнце держалось за спину двойника, когда он не мог идти из-за обидчиков в корпус и поэтому прячась в уголке ожога ждал, когда за ним прилетит близнец, который ещё к тому времени не научился управляться крыльями. Луна упала ему в расправленную над бездной майку, хотя он ждал, что первой упадёт именно звезда. Над ручьём в серебре грелась звезда, и близнец спустился к ней, чтобы огладить её по шёлку струнок между настроенными звонко плакать лучами. Двойник всегда старался попасть близнецу в глаз, когда тот душил его одеялом в зале и не выпускал из душной пещеры, даже если близнец свой глаз старательно закрывал всей ладонью двойника. Двойник разбиваясь по вискам падал в снег, когда близнец уже терял сознание между трав и собираясь удержаться в смиренном одиночестве ещё провожал плывущую к рассечению по звёздам пшеничную луну. Близнец был загнан в дымчатый угол с цветами, когда двойник уже жёг в пластмассовой клумбе осыпавшиеся по контуру венки. Уголок между губ близнеца воспалялся после поцелуя, когда двойник заставлял своё сердце молчать и для этого прикладывал указательный палец к сухим от молитв губам, касаясь им затенённого призрачностью спален кончика носа. Близнец спрятался за сосной, которая кривясь от влаги выглядела больной в позвоночнике девушкой, которую ставили у парты и заставляли стоять перед небом, где можно было различить мелом выведенные угрозы. Двойник вёл на поводке двойную жизнь, близнец же заставлял эту собачонку мило скулить, когда в доме перекрывали воду и за стенками над солнечным ведром слышался любовный лай. Близнец не прикасался к двойнику, даже когда всеми точками тела ощущал прилив забвения и в темноте без глаз, срывался к кухне, чтобы переворачивать по плечу отцовский манекен. Ночью близнец становился под оранжевое стёклышко матового счётчика, чтобы было не так страшно столкнуться у печки с бессонницей фигур, которые сами собой передвигались по кухонной доске в поиске закрытого огня. Воды к дождю уходили из устья вен, которые удерживались порхающими крылышками за бабочку на сексуальной иголочке сестры. Близнец вскарабкался на дубовый стол и пугая сестру талыми от пота таблетками в ладони, глотнул одну, чтобы от сладости подавился под столом двойник. Дерево над макушкой двойника роняло свои потрескавшиеся листья ему на узкие плечи, когда близнец сотрясал ветви всем своим длинным телом, которое обливалось, как из скользкого чрева потом его напавшей матери. Мать кормила близнеца своим молоком, а двойник сам брал из пелёнок губку, которую кормилица смазывала на ночь уксусом. Отец не уходил из квартиры, пока двойник не сядет в собственную лужу, чтобы вылавливать там ракушки слёз с мелодиями загулов матери. Двойник клал раскалённые ножницы в перья спящего близнеца, который был хитрее и ночами крепко спал под плакучим огоньком из ладони приподнявшегося в крыле двойника. Любой вор мог проникнуть в душу к близнецу, пока двойник точил гвозди под присмотром солнца, чтобы они не достались прибившейся к озеру луне. В нежный голос близнеца на серебряные связки попалась звезда и от этого двойник песню свою за деньги слил в рекламный ручей. Двойник поднял книгу, которую выронил на пол палаты близнец и все оставшиеся до конца ночи тени смеялись до упада потолка. Вода из ведра покрылась пятнышками ржавчины и двойник эти пятна старался оттереть до блеска глаз близнеца. Двойник коснулся пальцами, только что залитой кипятком чашки и не успев обжечь ладонь близнеца - руку свою резко убрал. Близнец остановился у самой хорошо подсвеченной жилы фонаря и проходясь от верхней сияющей точки к сонной нижней - глазами опускался под луну в асфальте. Близнец схватил двойника за ладонь, когда тот уже почти соскочил с тротуара и бросился бы под грузовик сердцем, если бы не крепкая спасительная рука внимательного близнеца. Лунная часть двойника была черна, как лёд на который опрокинули кофейный пепел после долгого выгорания бессонницы в дыре демисезонной печки. Двойник гулял по городу в смятении лиц, которые проникали сквозь тьму по встречной и не пересекались с близнецом глазами, потому что были выкинуты из себя поселившейся слишком близко душой. Болью скованный берег деревни у самой её ограды перед сердцем был покрыт жёлтыми до омерзения реками воспоминаний, которые выкручивались из люстры лишь на бессонной высоте электрического полёта в кресле. Влага села на коробок свечей в баре, когда в бутылку вина плюхнулась пробка, которую столовым ножиком пихнули в красную жидкость. Свет в зале тускнел, когда лампы начинали мерцать по кругу от перепадов звёзд над пожирневшим оврагом кухонной арки. Близнец входил в арку и курил над балконным подоконником, пока двойник прыгал до потолка, чтобы изловить в две ладони чёрного голубя. Пепельница дымилась от избытка окурков и фольги из пачек, которые складывались до верху близнецом к стенке серебристого балкона. Двойник доставал портсигар и клал его под солнце, пока лучи могли касаться крышечки и слепить глаза близнецу, когда тот коробочку приоткрывал, чтобы взять папиросу в золочёные от стажа пальцы. Близнец входил в пятно света от округленной луны, когда двойник выходил в тень, чтобы остудить и смахнуть горячую пену с крыльев в лужу между миражами звёзд на бензиновой стекляшке с разводами мошенников при луне. Близнец любил стоять на самом краю крыши, даже когда над домами поднимался отчаявшийся найти хоть одно самоубийственное облако ветер. Двойник боялся приближаться к высотной лесенке, которая вела на чердак, а там уже на крышу, где уже падал с кромки растрёпанный по рубашке близнец. Вкладка в луне становилась розовой волной над открытой книгой реки в которой отражались чуть менее голубые в тине буквы плачущего близнеца. Нервно мечущийся под кабинетом в лёгочном зеркальце двойника близнец зашёл за подрагивающую черту отражений, чтобы рассказывать всем больным сказку про пьяную ложь под дождём. В морозном дворике детского сада с горки катились, как близнец, так и двойник, чтобы у беседки столкнуться и после этого прибедняясь смахивать снежинки со скул похудевшего при спуске соседа. Близнец прижал палец с пузырьком крови к лобовому стеклу, пока покручивая на бутылке пробку с букетом зажигания дожидался своей очередной свадьбы двойник. Двойник сел на поезд до рассвета, пока близнец уже сходил на перрон к своей молодой женщине, чтобы ночью гулять через дождь по улицам. Стать воодушевлённо бледным после бессонной жизни, которая стянет с двойника и близнеца крылья и втопчет поролон в грязь, чтобы над лужей перья закружились и упали в придорожную малину. Двойник окажет зло, когда близнец до бессонницы будет уворачиваться от пьянящей доброты. Бессонница доконает близнеца, а двойник станет к ней щедр и будет вязать ей верёвками локоны, пока та не закричит от ночной уступки. Птица из клетки близнеца забьётся в шторы, тогда как птица двойника выпорхнет к небу и вернётся к хозяину со звездой в клюве. Оранжевые дожди прольют свою кислотную соль в бассейн под открытым стержнем в шариковой палочке для чудес. Чудом раскрыть перед близнецом яркие слёзы в настойчивом огне луны или по-прежнему заставлять солнце ронять лучи в пепел сухих глаз. Прикусить ещё не прикуренную сигарету оставшимися зубами, пока к ней приблизится зелёный чирк с огоньком из зажигалки, чтобы в темноте собеседница увидела зрачки двойника в форме звёзд, которые с выдохом медленно сворачиваются по окружности и гаснут. Звёзды ещё привлекали близнеца, а двойник ложился спать затемно, чтобы звёзды ушли из его памяти навсегда. Только утром он мог поймать на голубой винтик взгляда не исчезнувшую в серебре радуги звезду на крыше с мачтами многоэтажек. Вся влага ночи залила витрины магазинчиков своими прямоугольными светильниками со струйками света по стёклам с бегущими вывесками. Близнец часто умещался в углу спальни, чтобы думать чем же завершится бессонница, когда в дремоте сердца ещё не взойдёт солнце. Близнец скатывал к забору отнятое от оси колесо, пока двойник искал ключ от дверцы, чтобы покопаться в бардачке в поиске Библии. Пепел с окуренной сигареты слетал мимо отсека у самого локтя на ножной половичок, пока двойник уцепившись рукой за горло близнеца вёл машину к оврагу. Близнец уходил от кровати подальше к родительскому дивану, где ночевали под роликами бесконечно молчащие и приподнятые лишь в стыке сердца. Двойник разбудил близнеца к солнцу и все они вместе направились обратно ныть к луне. Деревья сошлись в один ряд по росту, а все остальные деревья, что были повыше выступили к зелёной реке и из волн приняли подмытый приток ментолового тумана. Близнец шёл по горячему песку с окраин и слышал от двойника о музыке, которая летела из ворот и жужжала сильнее в том месте, где краснела иномарка. Двойник видел из маршрутки, как луна дуговой линейкой с градусами села на выщербинки леса. Близнец эту луну старался засучить под самое дно реки, чтобы пассажиры в окне силились её вытянуть на поверхность. Двойник покинул весеннюю прохладу, чтобы вернуться через боль к дыре осени. Племянник поставил ноги между рамы велосипеда и смотря в пол полей, удерживал руль почти перед лицом, даже когда ветер с лучевым стоном щадя гладил его по щекам. Оказаться в неудачном углу между кукурузным и картофельным полями и хватая холодный воздух ртом, уже метаться перед деревней в поиске лавочки, где меня будет любопытно из-за занавесок разглядывать плохо очерченная фигуристая старушка. Близнец разбивал ботинком в луже солнце, а двойник бережно собирал его по капелькам в одно тусклое зеркало. Близнец громко кричал в опустошённый до снега береговой проход, пока двойник сдерживал в себе крик, чтобы не спугнуть высвобождающееся сердце близнеца от тишайшего порыва. Ночь над сияющей макушкой близнеца светлела при луне, когда река медленно несла по течению ломанные ветки с сухими сучьями, которые оживлялись в бессонной воде и становились птицами с истерзанными крыльями. Ветви разбивались о камни и спадали в битом виде под мостовые колонны, которые были окружены слоем грязи и несущегося от течений мусора. Достать из карманов мелочь, чтобы опустить в ладонь пьющего инвалида в коляске, которая между голубыми колоннами в арке каждый день вывозилась кем-то из домов. Остановиться перед самой высокой ступенькой и глядя через ограды сада на малюсенькие кнопочки многоэтажки, всматриваться только в самые сияющие. Хозяин остался стоять на возвышенности, пока собака с мерцающим ошейником всё не решалась сойти ко дну впадины и уже остаться под тенью моста. Пёс опустил нос к свежей розе на тротуаре, но был оттянут за верёвку двойником, которого целовал в краюшек губ бегом летящий по мостовой близнец. Дарить глазам утренний свет от фиалок в клумбе, которые спят ещё у подоконника под окном чайной кафешки. Листья продолговатыми лучиками лежали у закрытого фонтана, когда двойник с метёлкой стоял поодаль, чтобы гонять живыми прутьями веника воробьёв. Где-то подгнивающий по бокам рассвет уже выделял из себя все волны недвижимой манны, которую по облакам собирали перед школой ангелы. Сесть на тумбочку и едва не опрокинуться вместе с ящиком на кафель и удержавшись тапочками, увидеть, как настежь подо мной распахнулась дверца и все сладости из тумбочки упали на пол. Двойник упросил близнеца выспаться этой ночью за него, пока тот по лесной тропе выйдет к кольцу и магазину, чтобы прикупить себе малюсенькое солнце по размеру сердца. Близнец обернётся в коридоре спиной к двойнику, и заметит как удаляющаяся худая тень в обе ноги шаркает высокими сапогами на шнуровке по голубому шару лечебницы. После ванны к близнецу заглянет пьяная уборщица с волнистыми разводами на выделяющейся из теней щеке, чтобы рассказывать о своей молодости и мужчине, который не взял её в кухарки. Одна и та же книжка на густо пропитанном белым слоем подоконнике, никем не читалась и только изредка бралась стариком, чтобы искать по плотности бумаги картинки в серединке, книгу при этом не открывая, потому что участок с изображениями хорошо различим среди белизны всех остальных страниц. Раздеть себе перед зеркалом душу и ужаснуться при виде этой горделиво упирающейся девочки, которую проинструктировали перед звёздами класса в его неоспоримой вине. Преступление близнеца двойник скроет и свёртком листа уже протянет к огню печки, чтобы подгорела подпись и текст оранжевыми буквами залил чернеющий лист до пальцев. В спальне при ласкающемся телефоне, племянник будет смотреться с братом на одной подушке милым семейным отражением из двух половин. В комнату запрыгнет солнце и бабушка попытается скрыть наши глаза занавесками ладоней, чтобы мы ещё сумели поспать после не бурной ночи выездного августа. Деревянные рамы были плохо биты кухонными гвоздиками из дубового корпуса в столешнице стола. Близнец кинулся в объятия двойника, но близнец его вытолкнул вновь за территорию лагеря. И по дорожке лагеря мимо клуба он пойдёт почти со слезами и опомнится только через час, когда продолжатся нападки на душу, только уже с новой силой, но покинуть это место двойник не сможет. Отчаяние спрячется сидя за зальную дверь, когда двойник по коридору уже будет идти, чтобы искать близнеца среди стен и найдя бледную точку с глазками снисходительно улыбнётся через обои. Луна выжгла всё поле, когда озеро расступилось и своими волнами залило букет среди трав на который сел в раскачку луч. Двойник пропустил момент вхождения сна в близнецовую пустошь, которая в пепельном укладе бессонницы сносилась ветрами сквозь тюремную вентиляцию на дне коек. Луч лёг на зрачок и приукрасился блеском луны, которая стала замкнутой точечкой в площади расчерченного глаза. Близнец ушёл кроссовками в мокрую от ночей траву и в сквозном одиночестве среди августа, сел подрагивая коленями при остреньком подбородке доктора в образе смотрящего из пенсне месяца. Качнуть перед грозой небо ангел не захотел и из золота выбрал самое пустое облако, чтобы подарить его небу. Сложить двойника и близнеца на рисунке малыша и получить мокрое от гуаши отекающее сердце на листе контрольной по счёту литературе. Двойник выйдет из тени близнеца и упадёт в свою тень, которая ляжет с ним в постель и задрожит под его телом, когда двойник настойчиво провалится в матрас. Ложе для парочки было выстлано мёртвыми голубками, которые в бессонном полёте уносились на подносе к клетке бракосочетания звёзд. Луна подбивала свои клинья по краям подушки, пока близнец падал в ноги к начальнику ночи, чтобы тот упросил бессонницу забрать все свои заявления от солнца. Крыть ночь крестами рук на этаже кладбища, на котором застрял бессонный лифт перед закатом луны в подвальчик писателя при свече на печке перед самым огнём его холодной жены. Город между плеч ангела застрял в собственном соку из молочного джема, который долго кис под крыльями, чтобы сделаться у подъездов затвердевшим мёдом. Бесхарактерное вещество... Двойник сел на берег, пока к пяткам близнеца рядом прибивались коричневые волны и тот хохотал от щекотки, даже когда луна была на вид угрюма и неприветлива. Близнец втягивал в сердце свет, пока двойник отталкивал его от ступеней груди, чтобы свет катясь по пролёту с замиранием без лучей бился у стены. Близнец путал серебро с золотом и сеял серебряные семена между пальцев двойника, который ночью просыпался с золотым взошедшим ножом у горла из собственной ладони. Близнец удовлетворённо отходил от поликлиники, когда двойник только-только приближался к входу, чтобы ждать пока случайные люди уступят ему переход между телом и душой. Близнец смотрел на каркас моста через сетчатые оранжереи парка и видел как в уголке над бездной ещё фонтанировал огонёк в бочке, который был одинок, но упрям. Солнце встретилось с луной и закрыло пламенем весь желтеющий бетон, который ночью налип на плоское небо и уже стал до черноты краёв крошиться от утренней изморози. Бездны от всенощного дождя углублялись и двойник вёл близнеца по звёздной окружности, в которой можно было различить твёрдую тропу к первоначальной точке. Близнец дошёл до парка, но среди сосен растерялся и влип в след двойника, который уже сидел на одной из спин ангела и отвязывал новогодние ленточки от крыльев за оранжевыми ветвями. Близнец нашел двойника у разбитой койки на окраине лечебницы, куда свозили ангелов с переломами, чтобы потом отпустить в небо с клеймом на всю вечную жизнь. Луна металась по клетке, когда по лестнице взбирался к дверце охотник с лучами за потной спиной, которые оставили на его рубашке живую выемку для звёздной пули через всё небо. Близнец пил воду из источника, который ему открыл двойник, когда проходил по берегу ночью и сумел устало завершить свой путь лишь на краю бессонной минуты перед пуском звёзд к пульсациям теплотрассы в углублении сердца. Деревня для близнеца сузилась до остановки, когда он вновь остался без ответа и уже готов был заплакать под одеялом на тонкую пластинку сердца, но вернулся к себе по вертящейся дорожке со слезами и мужеством проигрывателя ситуации с иголочки. Цепочка ручья из золотого истока скатывалась по звеньям к подушке гор и поэтому бессонный ливень ударом о треснувший глаз, разбудил над луной всю стайку звёзд, которые молясь уснули в реке. Тень от её лица коснулась его голубой парочки глаз, которые на секунду сошлись и открылись, чтобы проверить присутствие луны за шторами или приобнять в зеркале отражение, которое припало к кровати, когда они пальчиками дотронулись до точки вертикального озера с серебряным дном в котором прекрасно смотрелись после бессонницы. Жирно выведенный на горке души шрам стал проваливаться под солнцем, которое решило прокатиться сидя на скользкой луне к звёздам и плюхнуться с треском в снег живота. Раскрыться для Мира, но остаться в Себе. Мира = Себе.
Двойник плыл по течению, пока солнце близнеца не столкнулось с плотиной в луне, чтобы пробить жёлтое зеркало до фиолетовой изнанки. Звёзды полоскались в речной луже, когда близнец стегал жидкость прутьями от ив, чтобы спугнуть с диска дорожки из созвездий на которые лёг свет. Двойник отыскал ту самую тропу на голой поляне из которой проистекали все боли, чтобы изворачиваясь по ветру ступать на тротуар бессонного кольца с фонарями в сердцевине и по окружности леса. Близнец готовился ко сну, когда вся палата уже вздыхая и покашливая через полночный свист ветра за балконами, которые по утрам сохраняли холодное присутствие луны у карнизов и упрямое свечение на влажном стекле. Двойник подобрался к лицу близнеца, пока тот уже засыпал и прикоснувшись губами к нечувствительным пёрышкам близнеца на плече, сел перед окончанием небес под открытыми настежь крыльями на пятнистый линолеум между подушек. Двойник искал свои звёзды без оправы по корпусу и в стекле образовалась выжженная взглядами серебряная дыра, которую нужно было ещё унести из линз к сквозным на просвет ожогам глаз. Близнец собрал взъерошенный бутон обратно к розовеющей звезде, которую ветер на фоне белой кухни через секунду вновь увлажнит и разобьёт на слабые лепестки. Стать святым перед тюрьмой в луне, которая в халате девственницы будет курить на уличной площадке подъезда и ощипывая в темноте телефон полюбовно прижиматься макушкой к вертикальной полосе из птиц для зажжения лестниц в многоэтажном пролёте. Близнец пойдёт на дно у самого берега, когда солнце выйдет из воды и обернётся поданной с гор простынёй из ручья, чтобы стать на поверхности чистейшей луной. Гневно опуститься над доской реки, чтобы видеть как вдали небес один ученик одёргивает другого, чтобы потом сесть на подоконник берега со слёзным кошельком и уже стараясь против течения отстегнуть внешнюю пуговичку между светящимися воротничками в сердце, опомниться и бросить плачущему лишь упавшие звёздной стопкой в луч визитки луны. Страх уселся на перила моста и не стесняясь улыбок грозы в пролёте облака, первым соскочил с дождём в туманную реку. Свечи при заглавной букве бессонницы к утру стали очерчиваться розовыми тенями, которые прислонив свои угловатые огоньки к стенке печи, уже падали на кривую виска с которого к подбородку катилась пламенеющая капелька пота. В окне было видно, как кошка срывалась по когтям с забора и падала в пышный и высокий куст, который к осени уже иссох. Под крышей соседа горела лампочка в светильнике и кто-то подошёл к курятнику, чтобы долго возиться с дверью и уже пропустить между ступней гордо проснувшегося петуха. Снова столкнуться с часами на шкафчике, которые не подошли к успокоительной черте и поэтому вызывали лишь тревогу за полем, где луна поднимет горизонт и бросит на мёрзлый фундамент участка, когда по секундам расчертит тикающие всю ночь в зрачке глаза. Бессонница упрётся гнущейся линейкой в лоб и оставит писак с погрешностями, которыми плохо поднят тротуар мучений по головокружительной трассе из мыслей за вырезанным кадром ночи. Нечаянно съехать с осыпавшейся стенки оврага вместе с еловой веткой, на которой по сучьям ещё раскинулись зелёненькие иголочки от вчерашнего цветения. Ходить и плакать по лесочку с хвойными старушками, которые будут утирать мне слёзы своими освежающими нос платочками. Карабкаться по снегу к листве на возвышенности, чтобы шевелить кучу мёрзлыми пальчиками, которые растопят дорожки ладони до голубого свечения. Зима войдёт под туманную пустошь за домами и прикажет ноябрю убраться из деревни к заброшенному колодцу, где ему придётся со скрипом упасть в кольцо луны, которую кто-то сверху прикроет навсегда дверцей. Этажи морей то зажигались, то гасли в многоэтажной стене, пока я присматривался к небу и прижимал пальцем плохо светящиеся звёзды к синеве окраин, чтобы те вовсе ушли в океан и не вернулись к пересмотру. Город сместился к луне и все люди перевернулись с линией длинного тротуара к реке, которая замерла в солнечной тропе между берегов, где вся трава приподнялась с лучами к верхушкам клёнов, куда ещё забирались на ночлег вороны, чтобы клевать дохлый до проводов фонарь. Пляж порос полынью и только песчаное пятнышко на горке сияло оранжевыми пылинками, которые уносил к траве ветер с реки, которая беспокойно спала при поверхностном освещении половинчатой луны. Расстелив солнце, небо не успело подняться на этаж выше и поэтому вселенная кричала без одежд над людьми, но люди не заметили пропажи, потому что смотрели в голые кошельки и под трущимися ногами не увидели, как всходят запутавшиеся в дамском белье звёзды. Весы в цветочном уголке наклонились линейкой над клумбой и я ещё долго с градусником смотрел на искусственные всходы, чтобы дрожа с одним только сердцем на пару стать под кабинетом подавленно опустошённым ростком без повышенной почвы.
-
Заставить боль перед сном затаиться до утра, и разговаривать с болью до изнеможения, которое выйдет через чёрный ход души и закроет за собой спешащие к тексту слова. Утренняя нерешительность перед звездой в шторке, которая между складок прольёт свечение и приблизится к спящей фигуре, чтобы озолотить её бессонницей. Ещё оставаться на первой парте, чтобы осмотреть овал предмета на плече ангела, который картинно преклонил глаза к голубому узору в обойной геометрии интерьера и замедлился в музыке из бессонной флейты, которая стихла с болью лишь перед раскалённым на горелке нимба утром. Слёзное поле среди класса становилось в душе глубже и поэтому вся сухая трава оживилась и вздрогнула над луной, чтобы протянуться проводками к звёздам и пропустить к почве мерцание. Луна закружилась по небу и нечаянно столкнула солнечную тарелку со стола, чтобы нарочно разбить на части со сгустками цитруса. Преступник заходил по камере и думая о пропаже луны за решётками, двумя руками схватил прутья, чтобы беспомощно натянуть на себя. Ночью он прислонился к толстой двери с кучей перемычек и отверстий, чтобы услышать шаги слуги, который катил по коридору огромный чан с компотом. Затянуть на поясе бессонной секретарши золотую цепочку с крестиком, который в ванной комнате сорвётся и упадёт в пену на дне горячего пластика. Дождик свернётся к ногам и будет орошать мои ступни, пока я уснув на мокрой спинке ванной буду тревожно заглядывать за край шторки, чтобы перепроверять закрытость дверей в комнату. В спальне соберётся холодный дым из окна, которое приоткрыли под острым углом, чтобы остудить кровать перед сном. Звёзды клеились к стеклу до утра, и только уборщик мог дотянуться своей длинной рукой до рамы, чтобы звёзды размазать до серебряной мокроты, которая по капелькам сойдёт на подоконник и заструится одним ручьём на половую тряпку. Воспитательница заставит ребёнка помочиться мимо луны на подоконник и нервно затянув все шнурочки на резинке шорт, отправит ребёнка спать в угол, пока все дети будут смотреть на его дрожащие коленки, которыми он прикроет своё сердце. Игрушки будут отобраны другими детьми и он останется в центре души разглядывать не отстающую от сердца наклейку с изображением боли, на которую нацепили корону с живыми фиалками и заставили вертеться на голове бессонного алхимика, пока мысли не рассыпятся на золотые зёрнышки. Крики из детской спальни становились всё более истошными и пронизывающими и ещё мне хотелось пить чью-нибудь воду из кувшинок, которые кружась по поверхности зала в танце одаривали комнату светом для звёзд, которые просились в объятия неба без признаний и денег. Нянечка за столом воспитательницы будет поучать рядом стоящий стерженёк ребёнка, который потёк под лампами и превратился в чернильный огарок. Бензинами сдобренная вечерняя мгла у заправки пропускала через себя транспортный поток и молодые люди наискось пересекая дорожную ночь, спешили к остановке, где их уже без тормозов ждала череда любовной лирики в левой душе спутницы. Для неё он впился в розовую дугу рассвета своими пальцами, чтобы до перьев освободить застрявшего в ручье ангела, который не успел до утра уволиться с работы. Цветы в одиночестве росли при берёзе, которая подтягивая свои монетки к солнцу, отдавала цветам сучковатые тени, которые двигали землю под ногами и прохладным веером при костре тушили румяные лица. Звёзды по дуге скользили к горке под ручку с небом, которое по-родительски удерживало отпрыска от забегания лучей за холодное солнце на подходе. Виновато вырваться из крыльев и оставив ангельское прошлое за зубами, прикусить душу перед выходом стона из приостановленного от слёз сердца. Ученик сойдёт между лестниц к свече за стеклом вахты, которая пустует, пока работница слушает своё сердце за экраном включённого в сеть телевизора. Солнце на миг просочиться в щель, когда дверь на пружине со скрипом распахнётся и отъедет обратно в школьное нутро. Полоснуть себя по запястью отвёрткой, которая неловко соскользнёт из пальцев по корпусу монитора, чтобы потом упасть на вымытый пол остриём.