Я накидываюсь на фразы и прогоняю свою тоску в озеро, где по прежнему живут сны. Я не могу её любить и поэтому становлюсь ребёнком, который ищет столкновения со сверстником и пытается ударить брата в щёку. Я не могу больше изучать своё тревожный поток, который необходим для дальнейшего убегания в туалет с мойкой, куда отбрасываются все мои мысли. К лету подобрались зеркала из клуба и эта маленькая фея решила захватить с собой плед, чтобы мы могли посидеть под дубом и наслаждаться ветвями, которые луна уже затронула и сочла нужным пригреть. Я довольно долго выхожу на прямую с осенью и в пару от каминов, нахожу дядю, который выходит из сеней, чтобы с ключом покопаться за капотом военного внедорожника. Он совершенно измучен и на военной рубашке в спине появилось широкое пятно пота. Я не могу больше превращаться в озлобленное туманом существо, которое ночью не может закрыть глаза, чтобы попытаться сделать глаза серым. а не голубыми. Неуютная во мраке ноября улица и мы мчимся до хаты с офицерами, чтобы подбросить их до бутылки с пивом, которое они пью прямо с кресел. Я давно не поднимаюсь к ручью, чтобы не забрать из него всю воду ведром, когда гнусь от мостика до самой поверхности. Я кричу брату о помощи, пока он ещё спит в зале и не может отогнать снотворную часть ночи, чтобы прильнуть ко мне с вопросом. Я хочу справиться со своими сновидениями самостоятельно и поэтому говорю вслух мало и иногда зову по имени девушку с которой был знаком и которой отчасти доверял. Я совершенно выпадаю из крыла и все мои акции на остановке с подходом к незнакомке, которая больше не промелькнёт на переходе, пока я буду пропускать урок и не идти к встрече реальной. Я довольно долго убегаю с пропасти на урок французского жевания роз, которые после сентября уже вянут за шкафами раздевалок. Я помню его выражение и его удар кулаком по столу, когда он якобы злится, но по сути лишь делает вид, что готов нас растерзать. Звонок прозвучал и все переводы оказались напрасными попытками лить ненужные слёзы к луне, которая будет явно заглядываться на моё одеяло, когда я закрою шторками одну часть всей широты пейзажа. Композитор долго выстаивал у дверей в балкон, чтобы не находя себе места смотреть на порог и с потупленным взглядом отказываться от сценки в кухне. Я довольно давно люблю поиздеваться над своими выдумками и поэтому не сумев заснуть вскочу на край кровати, чтобы вбежать в стену и упасть в объятия отца, который свои несвежим взглядом проявит открытую злобу оппонента, который не умеет держать себя в руке. Я увижу этот его взгляд и оценю всю детскость столкновения, хотя сам при этом вспомню дяди зелёный гараж и почти картонный дом с низкими окнами и стенами. По рельсам прокатится вагон, чтобы ещё долго тревожить на сигналом светофора, который никак не может завершиться победой нашего ожидания. Я погружаюсь дальше в степенные исчезновения теней в цветке парка, который уже не может держать моё воображаемое тело на своём лепестке с кровью. Я могу выдержать ещё одну ночь и поэтому иду в сеть с фонарём, который так устало светит в мои глаза, что хочется всё бросить и остаться у карниза под лечебницей. Я не могу вырваться из плетей и все мои руки устали от бредней заката, который обвинит меня в чепухе и все мои тайные предложения станут у подушки и замочат ею пол. Я не могу смотреть на пол и видеть все эти узорчатые разводы после персика, который я поедаю с упоением, держа над подбородком салфетку. Этот парень знаком с продавщице, которую обожает за пухлость и открытость. Я давно не выбираюсь из линий и углов, которые содержит в себе фигура, чтобы ночью накрывать своим грузом мои крылья, когда я ими укрыт. Запуганность и нежелание лежать в той же кровати, где я лежал после избиения рядом с мамой и мне хотелось улететь из одеяла от боли потому что я чувствовал себя ничтожеством. Я не могу смотреть на этот повторяющийся шкаф, который в том майском интерьере был необходим, чтобы мне смотреть на него с тревогой и не понимать этого лакированного свечения на дверце. Водохранилище под солнце начинало париться и вонять. Мы подойдём к этому охотничьему домику, когда в траве повыше для снимка окажется мой племянник, чтобы улыбаться. Всё это как-то знакомо и мои пятна и моё столкновение с артистом в туалете, когда она сидит и рассказывает о встрече с другим недостойным человеком и мне за неё стыдно неимоверно. Я поднимаюсь, чтобы плакать и слёзы мои не могут быть поняты или скрыт, когда на вахте сверкая глазами засядет военный руководитель, чтобы не пускать слюни в лагере. Я довольно долго молчу при ней и не желая сливать все свои любовные обиды целую у руля, чтобы ничего не чувствовать. Эта игра с чувствами и присущи мне артистизм, когда важнее смотреть на луну от камня, чем на лицо этой пышки в позе влюблённости. Я не могу разбираться с нотами и меня одолевает страшная тревога, которая бросает с глазами на шкаф, чтобы его раздавить с одеждой внутри. Я не могу больше ждать и поэтому оброню свои стрелы где-нибудь у кладбища без логики. Я оказываюсь любовно закрытым и мне хочется бежать из кобуры в лес, где меня давно уже ждут бездомные псы с кусками цепи в паст, которую не хотят разжимать. Мы подходим к этому малюсенькому участку леса и стараемся не спать у звезд начеку, пока на костре варится котелок с чаем и в печке уже пыхтит корзинка с блинами. Я долго вожусь со снотворными чашечками, которые не могут меня напоить и я протягиваю свою руку в ночь, чтобы оказаться беспомощным. Я не могу соединиться с апатией и поэтому вижу на высоте лишь облако боли, которая не прекращается войне или преступлении. Мои ощущения велики и необъятно сложны, чтобы взять и выбросить свои ручки к младенцу на облаке. Он словно солнце повернётся на кладке, чтобы сделать моё лицо побелевшим и избитым когда-то. Я чувствую свою немощь и все попытки сдаться уже обречены на победу с финишем для переодевания.
Я открыто запускаю руки в эту боль и поэтому хочу увидеть попадание мяча в кольцо, до которого могу не дотянуться из-за бессонницы, когда попытаюсь пройти мимо ночи и отойти в кресло для бабушки, которая спит у холодильника. Я не могу стоять в лечебнице рядом с этим воняющим женским телом и поэтому смещаюсь к столику с мужчиной, который кажется благоприятен в отношении. Я дохожу доц церкви и учуяв страх за свои молитвы убегаю к солнцу, которое молчаливо стоит над речным течением и приказывает мне не плакать на скамейке, а ждать новой волны. Под вечер мы соберёмся у летней кухни и попытаемся разбить плитку надвое, чтобы укрепить порожек ступеньки. Я довольно долго собираюсь ко сну, чтобы сделать себя беспомощным и прямым, как эти все ребята с книжками вместо груди. Он не узнает меня и пройдёт мимо соседей, когда в комнате будет лежать его дядя. Дядя любил читать и ночью тоже не закрывал книгу, пока все птицы прогибались на ветке с иголками. В лагере я чувствую себя ужасно, потому что меня притесняют и я не могу соединиться с телом, которое давно лежит ночью в кровати и не может собрать свои крылья в органы. Я становлюсь упрямым и не находчивым в общении. Мои все самые достойные качества загоняются в вешалку с самоубийцей в петле. Я подумываю о смерти, когда все идут плавать в озере и молиться на воздух, чтобы тот был горяч и свеж. Я наблюдаю за купанием с трибуны, того же стадиона, который не был оформлен ещё в одно обширное воспоминание с сильным человеком, который приходил меня поддержать во время матча. Я не нашёл в нём изящества, но нашёл силу, чтобы выбраться из лечебницы на поверхность любви. Эта девушка забыла обо мне из-за своей лени. Я провожаю свои волны и не стою на берегу, пока жду церквушку со священниками, которые выйдут среди сумерек, чтобы идти с флагами к пару. Они все как-то угловаты и грубы, пока я сижу под елочкой и жду прихода отца. Я каждый раз машу ему рукой на прощанье. Я хочу убить себя и не могу больше висеть на стене с бессонницей, которая меня разъедает в дожде. Яма становится шире и она так неудобно уложена цветами, что хочется выйти из кризиса в аромате роз и больше не падать. Это очень трудно, когда мне нет места в бутылке, которую заговорили и она не разбилась, когда её бросили с девятого этажа о стену. Я довольно долго сижу в душной спальне, чтобы не идти к столкновению с этим школьником, который пропускает в маршрутке пары. Я очень зажат в маршрутке и не могу наблюдать из окна на рельсы без дрожи. Я очень вял и пустынен под звёздами, которые висят над дымящимся вагоном. Я не могу больше идти к выходу, пока рядом раскуривает сигарету водитель из ресторана и его приятель бьёт его в бровь каблуком и делает это очень точно. Бессонница стоит у люка и я кидаю это создание в пропасть с паром, чтобы она не могла за лесенку зацепиться и все мои мысли улетают с ней в желтизну дна. Я запутался в форме комнат, которые не могут уйти в одно здание и сломать всю лечебницу, я гоняюсь с тревогой за ощущениями в школе, которая теперь не пустит меня в свою математику. Я сижу в уголке и помалкиваю, пока они кучкой стоят в фойе и поедают один шоколадный батончик. Только бы не встретить её в коридоре и не снять с себя ответственность. Я запуган чувствами, которые достались мне просто так, но я бежал с поля и мне противно за этот свой гремучий поступок. Я не могу соединиться и все мои связки для дружбы давно упали под кровать. Я абсолютно потерян среди сигналов и фраз без фальшивой части оттенков. Я давно боюсь за жизнь формы во мне и не хочу рожать пустоту. Я заключён в капсулу одиночества и отдалён от мира, когда жарким полднем подбираюсь к двери соседки, чтобы продавать календарик из отцовской топки. Я уединяюсь на диване с ковриком, где откровенной фотографией обнажена женщина. Я совершенно подавлен перед второй сменой, когда бросаю солдатиков из огромной коробки под телевизор. Я ищу лёд, чтобы не упасть по дороге в школу. Брат приходит, чтобы видеть мой уход от людей с лживой отмазкой. Я не хочу выбираться из бездны и поэтому мочу голову в холодной воде, чтобы заболеть честно. Я разламываю своё тело и мой слух совсем меня не волнует, когда я уже падаю в призму на вершину, чтобы заболеть. Я не могу выбираться из геометрии и поэтому падаю на песчаный овраг, чтобы кашлять. Удаляясь от рынка с пакетами гранатов, моя фигура не боялась разбиться ил умереть и все вешалки с майками упали под ряд с пылью. Я не могу убираться в парте, потому что на подходе урок плавания. Я не хочу подходить к воде и поэтому у бортика стоит мой отец. Меня выпроваживают от сеней за воротник и мне стыдно за своё поведение. Я встаю у окна под луну, чтобы не спать. Я не схожу с кровати, пока брат отгоняет меня от одеяла. Он взволнован моей тревогой и всё лето переворачивается в моей голове с музыкой из дурной страны. Я говорю слишком быстро, чтобы себя разобрать по словам. Я спешу залиться дрожью в арке, когда меня разлюбят. Я совершенно подавлен в темноте у садика. Люди откололись от стаи и хотят правды во лжи. Ещё одна мерзость в аптеке, когда красивая девушка начинает настаивать у окошка с продавщице и не может выпрямить свой носик перед пакетиком, чтобы зашуршать им на выходе. Вход был украшен огоньками, которые ещё только вешали над вывеской, чтобы сделать здание привлекательнее. Я миную всю эту улицу с желанием умереть в пасмурности этого безостановочного дня, когда мне всё же захотелось купить эту мрачную книгу и унести в зал. Я открою её над тусклой люстрой, когда родителей не будет дома и я не смогу вчитаться в невнимательный текст. Я оставлен всеми, когда ухожу в академически отпуск с болезнью. Я слишком подавлен, чтобы проронить по телефону слово для прощения. Я только смеюсь, а потом замыкаюсь, чтобы не суметь оплакать ситуацию. Не взломанный сейф текста, где скрыто солнце и трудно воспринимается луна, которая не может отодвинуть тяжёлую дверцу с небес. Примкнуть к белой иномарке, чтобы смотреть на пышную зелёную траву под днищем и радоваться кладбищу на котором хоронят двоюродного брата после воспаления. Я осмотрю все сосны за заборами, чтобы увидеть, как высоко забираются вороны, чтобы казаться проворнее или громче. Над елями кружатся ласточки и эта любовная вершинка уже изрядно надоела своим остриём, которое вот-вот упадёт к центру стадиона. Тени и все живые отбрасывающие деревья, поникнут в дожде, чтобы меня погрузить в размышления. Лист без фраз упадёт на дно стакан и вся эта яма поднимется с паром чернил до луны, чтобы в ней утонуть с багажом для бегства. Я совершенно подавлен и вновь натыкаюсь на это не развитое чувство тоски, которая буравит всё моё сердце не обращая внимания на ночь. Куски ночи подрагивали у холодильника, когда хозяева возвращались после костёла домой, чтобы дверцу с причитаниями открыть. Она и вправду была мила в закате аптеки, когда я шёл домой, чтобы в одиночестве конспектов зубрить этот разбросанный экзамен и порой ложиться с ним на диван. Я проходи через арку не раз и все мои мысли частенько кружились вокруг этой сбитой девушки, которая случайно смотрела на меня в упор и чего-то ждала. Я не могу опомниться и встречный день не сулит успехов, пока я остаюсь дома без улицы, чтобы караулить его тень у кустов. В доме приятеля прохладно и прозрачные шторы развеваются на подоконнике, пока мы смотрим футбольный анонс на диване. К моей ноге подойдёт собака, чтобы нюхать пальцы и вяло уходить на кухню к миске с кормом. Прикрыв свои лапы мордой, собака ляжет на входе, чтобы мне пришлось переступать её, когда захочется попить воды под шкафчиком с посудой. Я убираю свою одежду от штанги, чтобы друг мог совершить удар и остаться в точке, чтобы смотреть на угол ворот с прицелом. Я не могу себя проявить и поэтому замыкаюсь в отчаянии команды, которая уже готова выгнать меня, но держит из чувства презрения. Я отдам лишь один пас и отойду в защиту подальше, чтобы не принимать участия в жизни. И только на листе бумаги проявятся все мои порывы и только строки не будут меня отвлекать от удара в створ книги, которая даст мне видения и ночную попытку. Я совершенно трезв и все слуги разбрелись по сараям, чтобы спать с любовью в обнимку. Я уже оказался в этом кабинете и этот белобрысый следователь сидит за столом сбоку, чтобы меня держать на одном месте и опрашивать сидящую за моей спиной мать. Я после линейки не смогу сомкнуть глаз от боли и всё лицо станет ныть от глубокой ямы в лице с кровью, которая застынет в подушке. Я дальше, чем мог бы быть и все мои муки в постели не сдадут экзамена при этой женщине с крючками и треугольниками вместо глаз. Подойти к стройке и не найдя там свободного отсека закурить внизу у бочки со смолой, которую подожгли. Я слежу за мостом, который уже почти соединили, чтобы меня держать у бессонницы и делать вид глубокого сожаления перед этой вялой от сладости девушки, которая плетёт браслетики. Ревность и ещё симпатия, чтобы оттолкнуть меня в свой маленький городок с часами на ёлке, которую ещё не разберут к февралю. Мы сидим на скамейке и я чувствую свою пьяную неловкость и ещё желал бы сбежать домой к телевизору, пока дядя с сыном будет пить воду из колодца, который в тумане скроется под вишней. Я не могу больше выбираться из этой трассы, где постоянно мелькают велосипедисты, чтобы и мне хотелось поехать за братом на своём крохотном велосипеде с низкими к асфальту педелями. Мы минует глубокую выбоину для лужи, чтобы больно удариться о раму бёдрами на скорости преодоления швов. Он оставит меня в неведении и вся группа у беседки мирно поднимет дым с сиянием огоньков из сигарет, которые замерцают за балками в крыше. Я отойду от двора, чтобы только быть на вечеринке и малыши подбегут, чтобы играть со мной в мяч. Я совсем мёртв и из ноздрей подтекает кровь струйкой. Он совершенно туп и ещё пиво делает его важно спитым пингвином у которого есть хозяин с автомобилем мороженого. Он обидит меня и я буду долго кувыркаться в постели, чтобы преодолеть боль в лице и груди. Она будет спать, пока я не отворачиваясь от шкафа стану стонать от волн боли. Утром я закушу кусочек колбасы за столом и родители отвезут меня в больницу, чтобы промыть. Таксист не подаст вида на мой образ и мы благополучно окажемся в лечебнице с моими схватками за луну и спинку кровати, которая меня приютит и оставит в своём прямоугольнике. Ковыряясь в дыре с камнями от маминой болезни, мы проведаем её на заднем дворе с деревянными фигурками, которые и в моём прошлом останутся стоять на дожде, когда палата будет уютна и пуста. Я в темноте спален могу заснуть лишь на миг, когда строю планы и берусь за гитару. Я хочу опрокинуть рюмку и испачкать коньяком скатерть. Я соединю ночь с кроватью и луна в точке забьёт луч, чтобы нас держать у котельной в ночной полыни на крыше. Я полыхаю при ней на стопке шифера, пока все её родители пашут огород за сараем и их сын во дворе не поднимаясь спит у калитки под черешней. Я вижу, как он собирается на улице с силами и зовёт меня за вишнями, которые свисают к забору почти до дороги. Я не могу уйти к свет и поэтому остаюсь бренчать на чужой гитаре, чтобы уже окунуться в закат с трепещущей совестью. Я дрожу под одеялом, пока из материала летит пух и перья, когда кошка забирается в бессонный курятник, чтобы ловить звёзды. Я подойду к ведру и не став на него садиться, усну где-нибудь под липой, а когда проснусь увижу ворона на столбе с катушками и проводами. Продолжу спать в аудитории и староста отпустит меня с лекции, чтобы точно не догадаться о моём снотворном приключении с луной. Я выйду в пыль церкви и перейдя дорогу, сломлю своё противоречивое приближение к ночи с ложкой пустырника в идиотском флакончике. Мне ничего не помогает и поэтому я не сплю в широте сновидений, а только пытаюсь словить малюсенькую точку, чтобы в неё втиснуться. Кармашек отпорот от шва и я болтаюсь у её сеней, чтобы осматривать в стеснении моль на потолке и янтарь из банки. Я сижу в карточной игре и не обращая внимания после избиения на всё происходящее, иду домой, чтобы спать крепче. Я вижу эту их симпатию и провожаю этого пышного школьника к ложке с бензином, который приготовлен в гараже братом ещё вчера. Сложить крылья и довести приятеля до окраины с кладбищем, которое зажглось осенними огоньками и кто-то пройдёт мимо, чтобы испугав нас зайти за угол в исчезновении. Я слышу перелёт птиц над полем пшеницы и чувствую приближение утра, когда в горле звенит чей-то громкий на вечеринке голос. Прощайтесь и летите. Он уйдёт и во дворе один раз зарычит пёс, чтобы нам можно было уходить от сумерек и двигаться обратно к темноте улиц среди кустов и деревьев. Я очень хочу спать, но заставляю себя опомниться и стонать на руке у брата с ругательствами. Он оставит меня на стадионе, чтобы обмануть и все мои комплексы обрушатся на девушку, когда я буду стараться провожать её к площади с дорогой и подъёмом с поручнями. Она остановится у подъезда и я буду смотреть на неё с упорством, я совершенно не знаю трезво чего я хочу и все мои желания скинуты в одну бессонную яму. Я подойду к этой яме не раз, но не смогу точно сказать с чем связано содержимое. Пусть всё во мне умрёт, прежде, чем я откроюсь. Я хочу сжать в себе весь вычитанный материал и опрокинуть сердце к реке и утопить его в глубине глубин.