Когда я была маленькая, я иногда дралась с другими детьми. Причины для драк были разные. Чаще всего – несправедливость (в моем детском понимании). Спор, обида, и понеслось… Перед глазами все красное, в ярости не чувствую боли, тормозов нет…
У второй бабушки, на Украине, после того, как взрослые отцепили меня от полузадушенного мальчика, ребята во дворе предпочитали со мной играть мирно и не ссориться. Да и в школе никому бы в голову не пришло меня как-то обидеть. Синяки, ссадины, выдранные клочья волос…
Несколько шрамов осталось до сих пор. От ржавого гвоздя в коленке, например. И ведь боли не помню. Помню, что порванные окровавленные вельветовые штаны было жалко. А Тимке тогда за дело попало: нечего было жулить и папой прикрываться.
Один раз я подралась на даче с соседской девочкой. Мне было года три, а ей пять или шесть. Не помню, что именно послужило поводом для драки. Помню, когда нас растащили, мама спросила: «Чего вы не поделили?» Я ответила: «Она меня ЗАСТАВЛЯЛА!»
Заставить меня сделать что-либо против моей воли и сейчас затруднительно, хотя я уже давно не дерусь.

Когда я была маленькая, мы с друзьями любили качаться на «тарзанке». На сосне привязана веревка с палкой, под сосной – воронка (говорят, с войны осталась.) Держишься за палку и с одного края воронки на другой. И померещилось мне, что я уже долетела. Ручки-то и разжала… А на дне воронки – чертополох. Никакие джинсы не спасли.

Когда я была маленькая, я любила раскачиваться, сидя на табуретке. Мы играли в космонавтов. Приемник «Ленинград» был пультом управления. Я сидела перед ним и раскачивалась. Докачалась… Затылком об пол. В глазах звездочки закружились, кричу «Мама!», а звука нет. Очухалась уже в кровати. Мама сказала, что ни крика, ни удара не слышала, шла на кухню, и вдруг, как развернуло ее ко мне бежать. С тех пор на табуретках больше не качалась. Зато как летела! До звезд…

отредактировано: 02-11-2007 12:16 - Tara