У нас собаки
Анчар
[изображение]
Большой, как телок, белый в желтых пятнах пес. Некрасив, но есть в нем какой-то шарм, какое-то аристо­кратическое достоинство и благородство, что-то в нем от Пьера Безухова, как я его себе представляю.

Отец - ирландский сеттер, мать - русская гончая. В сыне - нелепое сочетание признаков обеих пород.

Детство и юность были ужасны. Голод, холод и незаслуженные унижения от своих и чужих. Большой нелепый щенок совершенно не умел драться. Его нежные уши вечно были изодраны в бахрому. Его никто не ласкал, не учил, о нем никто не заботился. Не на кого было ему излить неисчерпаемый запас нежности, таившейся в его собачьей душе.

А он не мог как дворняга. Голоса многих поколений предков сеттеров и гончих - возмущались в нем против беспризорной жизни, голода и одиночества. Он видел странные смутные сны: белые здания с колоннами среди зелени, скачущих всадников, освещенные закатом крылья взлетевшей из-под ног птицы... синие дымки выстрелов... В его жизни ничего этого не было, то были воспоминания, переданные ему далекими предками.

В этих смутных сладких и волнующих снах с ним рядом всегда был человек. Единственный Хозяин, всемогущий и всемилостивый. Были вещи Хозяина, лошадь Хозяина: женщины, которые тоже принадлежали Хозяину. Он охранял все это и был счастлив, выполняя свой долг.

Наяву было только прозябание в подворотнях чужих домов. У него не было ни одного шанса найти себе настоящего Хозяина. Если бы он был хотя бы красив или достаточно свиреп, чтоб можно было сделать из него сторожевую собаку... Но кому мог понадобиться такой огромный абсолютно никчемный нелепый пес? Однажды осенью в поселке появился новый человек. Анчар впервые увидел его утром, когда вылез из-под кучи бревен, под которой ночевал, и отправился на помойку поискать чего-нибудь съедобного.

Он остановился и посмотрел из него. В этом человеке было что-то от тех туманных волнующих снов, что снились ему иногда. Что именно? Анчар, конечно, не сумел бы ответить. Походка? Манера носить дешевое потертое полупальто, как роскошную шубу с бобровым воротником?

Человек был уже очень не молод.

Его некогда красивое лицо с большим прямым носом и холодными серыми глазами, было изборождено сетью глубоким морщин. Благородную четкую линию губ портили спущенные книзу уголки, придававшие ему выражение старческой усталости. Подняв воротник пальто в защиту от резкого ветра, он проходил по улице твердым неторопливым шагом - стареющий, изломанный жизнью больной человек, пытающийся казаться здоровым и сильным. Он не терпел, чтоб его жалели. Он был самолюбив, горд и скрытен, даже с самыми близкими людьми.

Жизнь не пощадила его. Ему довелось пережить много тяжелого и страшного, вытерпеть много унижений. Умный, даже незаурядно талантливый, он сумел, упав, снова встать на ноги, сумел переспорить судьбу. Теперь он снова проходил по жизни, как один из ее хозяев. Он все еще, несмотря на седину, нравился молодым хорошеньким женщинам. Его уважало начальство и любили сослуживцы. Он умел быть душой любой компании, в которую попадал.

И только он сам знал - как изломаны его тело и душа. Как беспредельно его одиночество даже среди самых близких ему людей.

Может быть, оттого он любил собак. Независимо от породы и прочих формальных достоинств. Просто за то, что они - собаки - живые чувствующие существа, с которыми можно быть самим собой, перед которыми не нужно притворяться.

Кожаная перчатка упала на снег, когда он доставал папиросу из кармана. Он нагнулся за ней... И тут взгляд его встретил Анчара. Улица была еще пуста в этот ранний час. Их было только двое - человек и собака.

- Фу!- сказал он серьезно и строго: - Как не стыдно! Породистый пес бродит по помойкам!

Анчар виновато вильнул хвостом - он и сам находил это стыдным.

- Что же у тебя нет хозяина? - спросил человек, что-то поняв. У него давно не было своей собаки.

В это время из ворот вышел тот, кому Анчар принадлежал. Он спешил на работу.

- Пошел домой, Анчар! - крикнул он сердито и, проходя мимо, пнул пса ногой.

Анчар весь сжался. Незаслуженное унижение было в порядке вещей, и все же он никак не мог привыкнуть к подобному обращению. Он повернулся было и, опустив хвост, поплелся прочь, но внезапно остановился и посмотрел на того, другого.

- Значит, тебя зовут Анчар? - спросил тот негромко. - И у тебя есть хозяин.

Они стояли и смотрели друг на друга. Пожилой усатый человек и большой нелепый пес.

«Слишком нежные уши, слишком тонкая шкурка, - подумал Человек. - Нелегко тебе жить, дружище»...

- Ничего не поделаешь, - сказал он сурово. Поднял воротник пальто и пошел, стараясь забыть немую тоску умных собачьих глаз.

Назавтра они снова встретились. Они стали встречаться каждый день.

Иногда теперь Анчар провожал этого человека до его дома. Он запомнил этот дом, лестницу и дверь, за которой тот всегда исчезал. Он ничего не просил у этого человека. Не лебезил, не унижался перед ним, как это делала бы голодная дворняжка. И человек никогда ничего не обещал собаке, которая ему не принадлежала. Не ласкал ее, не кормил. И все-таки Анчар уже точно знал теперь: это он, Хозяин его смутных снов. Единственный.

Он догадывался, что там наверху, за таинственной запертой дверью, где исчезал Единственный, все так, как снилось ему в его смутных снах. Тепло и свет. Оружие на ковре над изголовьем постели - неотъемлемая принадлежность настоящего Господина. И конечно, женщина, которую нужно зорко стеречь, чтоб ее не украли. Настоящая жизнь. Потерянный рай его предков. Однажды они снова встретились по дороге на работу - Единственный и тот, кому Анчар принадлежал. Они стояли и курили на углу, разговаривали о том, о сем. Анчар дрожал в соседней подворотне, прячась от ветра.

- Это ваша собака? - спросил вдруг Единственный небрежно, как принято говорить у мужчин о предметах, не стоящих их серьезного внимания.

- Моя, - ответил законный владелец также небрежно.

- Она вам нужна?

- На черта она мне сдалась? Проклятый ублюдок... только и умеет что жрать! Кормил бы такого телка!

- Отдайте ее мне, - сказал Единственный и непонятно было по его тону, говорит он серьезно или просто пошутил.

- Берите... А вам-то она на что? Уж лучше заведите породистого боксера или, на худой конец, - лайку! - Хотите я вам устрою?

- Не знаете, какую погоду обещают на завтра? - ответил Единственный вместо ответа.

Они поговорили еще несколько минут, и тот, другой, ушел. Тогда Анчар вышел из подворотни. Он не понимал слов, и не знал, что произошло. Он просто хотел приветствовать Единственного - как это было между ними заведено.

В эту минуту из переулка выскочило несколько дворняжек. Они увидели Анчара и надумали как всегда поразвлечься. Анчар прижался к забору, полупарализованные задние ноги мелко задрожали. Единственный обернулся, крикнул властно, гневно: собаки резко затормозили на бегу, поджали хвосты и кинулись прочь.

- Пойдем, - сказал Единственный сурово, - большой трусливый дурак, который не умеет за себя постоять!

Анчар пристыженно поплелся за ним. Он еще не смел верить своему счастью: Единственный защитил его, приказывает ему, Единственный взял его себе в собаки! Он дошел до угла и остановился. Единственный не оглянулся, не позвал его за собой - уходил твердым решительным шагом. Анчар несмело двинулся дальше. Вот дом, вот лестница, вот заветная дверь: зеленая дверь его собачьих снов! Сейчас Единственный исчезнет за ней, как всегда.

Человек поднял руку, отпер дверь.

- Анчар! - Позвал он все так же сурово и властно.

Пес переступил порог.

Да все было так, как в его смутных снах: тепло и свет, коврик у кровати. Нож в охотничьих ножнах и ружье - на козьих рогах над изголовьем. И конечно - женщина. Его женщина.

Она была не молода и не красавица, совсем не такая, как женщина его смутных снов. В углу ее рта притаилась усталость - печать нелегко прожитой жизни. Но это была его женщина. Она сидела на его постели, с его книжкой в руках, сжавшись в комочек, подобрав маленькие ножки под уютный домашний халатик, так не сидят те, что пришли в гости, на час, так приходят однажды в жизни, чтоб остаться с мужчиной до конца

Она взглянула на вошедшего - темные глаза ее радостно вспыхнули. Потом ее взгляд упал на большого нелепого пса на пороге: задние ноги его тряслись мелкой жалкой дрожью, на бело-желтой шкуре налипла грязь.

Она многое умела понять - она любила. Но были Вещи, которые ей - даже ей! - были непонятны в нем.

- Зачем ты привел его? - спросила она с удивлением. - Господи, какой большой! Он испачкает пол.

Человек ничего не ответил. Он стоял и смотрел на пса, и пес смотрел на него, замерев на пороге, не шевелясь. «Ждет приговора, - подумал человек. - Не умоляет, не унижается, не пытается бороться с судьбой - просто ждет. Сейчас я прикажу ему - пошел прочь! И он уйдет. Снова - в холодную слякоть, на голод и унижения. И одиночество - страшное безнадежное одиночество пробудет с ним навсегда».

- Он останется здесь, - сказал человек. Глубокая складка пересекла его лоб, линия рта стала жесткой, почти грубой. Хозяин. Господин, который не потерпит противоречия.

Женщина секунду молчала. Его тон больно ударил ее. Но прожитая в разлуке трудная жизнь научила ее многому. Великой материнской жалости и терпению. Материнской снисходительности. И большому гордому искусству прощать. «Господи! - подумала она. - Какие пустяки! Запачкает пол? Стоит ли из-за этого ссориться, что это значит для меня теперь, когда мы опять вместе? Я должна радоваться, что мой большой ребенок снова начал забавляться игрушками!»

И опустив глаза, произнесла древнюю как мир формулу женского ответа тому, кому мы повинуемся по любви: «Как хочешь...»

Он лежит на мягком коврике в теплой и уютной комнате и тихонечко повизгивает во сне. Его мучают кошмары: теперь ему снится поселок его юности. Стая веселых тощих дворняжек загнала его в подворотню, они с лаем рвут его нежные уши, кусают его за хвост, и некому, некому его защитить!.. А на улице холод и слякоть, и чашка пуста - никто не нальет в нее даже прокислых помоев.

Ты кладешь ему руку на голову - и он просыпается.

Какое счастье! Это был только сон! Кошмарный тягостный сон. Пробуждение прекрасно. Вот туфли Хозяина. Книги Хозяина. За закрытыми дверями смеется его женщина. На кресле лежит его портфель с бумагами и кожаные перчатки.

Единственный здесь.

Если попросить, он тотчас даст сухарь или, быть может, сказочно вкусный квадратик бисквита, а когда настанет час, он нальет полную чашку теплой сытной овсянки, и так будет всегда, пока стоит мир.

...Когда его выпускают на улицу, он не радуется подаренной свободе, не носится за кошками, не играет с другими собаками. Он скорее, скорее спешит вернуться к заветной двери - он боится, а вдруг о нем забыли и дверь его рая окажется навсегда запертой? В такие минуты на него тяжело смотреть - так он жалок и несчастен, так унижен.

В другое время он - самый благополучный пес на свете.

Публикуется по книге
Е.А.Крутовская. Были заповедного леса
Красноярское книжное издательство,1990 г.

Материал предоставил В.И.Хвостенко