Описание книги
Граф Сессин вот-вот умрет – в последний раз. Главный ученый Гадфий вот-вот получит таинственное послание, которого ждала много лет, из Долины Скользящих Камней. Юный ходок Баскул вот-вот погрузится в хаос криптосферы, отправляясь на выручку другу-муравью. И все на свете вот-вот безвозвратно изменится. Ведь за кулисами терпеливо дожидается своего часа «безатказнае арудие»

=========================================

2.3
----------
Граф Сессин умирал много раз. Один раз в авиакатастрофе, раз во время несчастного случая с батискафом, раз от руки убийцы, раз на дуэли, раз от руки ревнивой любовницы, раз от руки ревнивого мужа любовницы и раз от старости. И вот он вторично умер от руки наемника. Теперь наемником оказался мужчина, причина убийства была графу неясна, и — что самое главное — это была его последняя смерть. Теперь он был мертв физически и навсегда.
Местом первого инкриптового воскрешения Сессина была виртуальная версия его апартаментов в штабе Аэрокосмического клана в Атлантической башне; обычно возрождения примимортис1 осуществлялись в привычной для них спокойной атмосфере в присутствии образов друзей и семьи.
Для своих последующих воскрешений он избрал необитаемый и уменьшенный в масштабе макет Серефы: именно здесь он и очнулся на кровати в одиночестве и, судя по всему, превосходным весенним утром.
Он лежал на кровати и поглядывал вокруг. Шелковые простыни, парчовые занавески, картины, написанные маслом, ковры на полу, стены, обитые деревянными панелями, высокие окна. Он чувствовал себя до странности спокойным и чисто вымытым.
читать подробнее

Он проснулся в одиночестве в спальне, располагавшейся в башне Серефы уменьшенного масштаба; судя по всему, стояло превосходное весеннее утро.
Он лежал на кровати и поглядывал вокруг. Шелковые простыни, парчовые занавески, картины, написанные маслом, ковры на полу, стены, обитые деревянными панелями, высокие окна. Он чувствовал себя вымытым и обеспокоенным.
Закрыв глаза, он произнес «Speremus igitur» и снова открыл глаза.
Он улыбнулся встревоженной улыбкой. «Так-так», — сказал он.
Он поднялся с кровати, оделся в то, что было на нем раньше, и вышел на балкон.
Внимание его привлекла точка вдалеке, где-то над куртиной. Вокруг нее было что-то вроде светового ореола, тонкий, неясный след за ней...
Он видел, как точка увеличивается, потом представил себя на крепость-башне.
/Он снова стоял на ярко разукрашенной деревянной платформе, над ним на ветру развевался флаг. Он увидел, как ракета пробила кровлю крыши внизу и исчезла в башне, в которой он стоял несколько секунд назад. Башня взорвалась; на балкон вырвалось бледно-желтое пламя, разметав по всему уровню камни. Рухнувшую от взрыва крышу подбросило; словно стая вспугнутых птиц, разлетелась во все стороны черепица.
Прямо через балконные окна. Сессин был удручен и ошарашен.
Он не видел и не слышал, что ударило его сзади, лишь уловил взрыв света и оглушающий удар.
Он проснулся в кровати один; судя по всему, стояло превосходное весеннее утро.
Он полежал несколько секунд, потом представил себя на вершине крепость-башни.
/Он увидел первую ракету, пролетающую над куртиной на западе. Он повернулся и увидел другую, приближающуюся с востока. Они летели на одном с ним уровне и быстро приближались. Он вспомнил ощущение, которое испытал, когда услышал выстрелы внутри камнехода, и нырнул внутрь — узнать, что происходит. Он представил себе вид, открывающийся из внутреннего двора замка,
/потом из башни на южной куртине,
/потом на северной,
/потом из комплекса восточных ворот, /потом с низких холмов внутри замка. Все сооружение задрожало и исчезло в сотрясшей его серии взрывов, огненных вспышек. Высоко в воздух взмыли обломки камней и дерева — черные в окружающем их пламени.
— Сессин?
Он повернулся и увидел образ первой своей жены — она стояла на тропинке за ним, хорошенькая, как в день их первой встречи. Она никогда не называла меня...
Она набросилась на него с куском рояльной струны — он и двинуться не успел. Обхватила его, опутала, продемонстрировав силу, никак не свойственную человеку.

Он проснулся в кровати один. Что это? Что происходит? Кто?..
Свет в окне, что-то...
Глупец!
Потом свет повсюду.

Он проснулся на кровати.
— Аландр, — выдохнула молодая горничная рядом с ним, потянулась к нему.
Он был на палубе яхты клана, стоявшей вечером на якоре вблизи Стамбула; внизу темнел Босфор, наверху виднелись арки мостов-близнецов. Сердце его колотилось. Он быстро оглянулся. Никого. Он поднял взгляд вверх. Что-то вывалилось из-за перил моста... он стал представлять себе... потом снова весь город осветился атомно-ярким светом...

Он проснулся.
— Ала...
/Он лежал в кровати в своей квартире в штабе Аэрокосмического клана в Атлантической башне.
На него смотрел врач, лицо которого показалось ему знакомым, смотрел с сожалением. Молодой доктор разрядил пистолет, наведя его точно между глаз Сессина.
Он проснулся. — Ал...
/Он был в яслях цитадели клана Сиэтл. Над ним склонилась нянька. Его плач был вспорот ножом. И что-то внутри его вскрикнуло: Семь!

Он проснулся.
Он был в номере отеля — маленьком, безвкусно отделанном. Занавеси были задернуты, в номере горел свет. Он сидел. Сердце его стучало, холодный пот покрывал тело. Он отменил ложные физические симптомы своей паники, а потом начал представлять себе, что находится где-то не здесь... но больше бежать ему было некуда, а поскольку он не знал, где находится, то решил, что это место ничуть не хуже других и можно побыть здесь некоторое время.
Что произошло? Что затевалось?
Он поднялся и подошел к окну, осторожно отодвинул краешек занавески, оставаясь при этом за стеной. Он предполагал, что, как только он выдаст свое местонахождение, на него сейчас же обрушится град пуль или еще одна ракета.
Он увидел темный город, порт в огромном тусклом пространстве, сплошь усеянном маленькими огоньками. Вдалеке за кранами и причалами плескалась темная вода. На равном расстоянии друг от друга в сумерках за чернильной водой виднелись огромные столбы, возникающие из широкого и низкого моря, как невероятно идеальной формы скалы, уходящие ввысь, к черному как смоль небосводу, который он скорее вспомнил, чем увидел.
Он по-прежнему был в Серефе, точнее под ней, на контейнерном уровне. Порт назывался Ублиетт1. На узкой улочке внизу все было тихо-спокойно. За тенями высоких узких зданий напротив светились какие-то огни, а в самом порту он видел корабли у причалов, краны, медленно ползущие туда-сюда над ними, и некое движение в лужицах тускловатого желтого света на самих пристанях.
Он отпустил занавеску, оглядел комнату. Здесь почти ничего не было — небольшая кровать, стул, стол, ширма, шкафчик у кровати. Табличка на внутренней стороне двери гласила, что это седьмой номер на седьмом этаже гостиницы Спасения.
В ящике шкафчика он нашел бумажный конверт.
С надписью: Аландр Жованкс.
Так его звали до повышения.
Внутри лежал сложенный лист со словами: «Прочти меня».
Он прочел.

==============================================
8.33
----------
Только сновидения тревожили его на пути к этому месту, они и теперь продолжали докучать ему своими образами медленных затмений и смерти звезд, сверкающими над батальными сценами.
По мере его приближения к тому, что, как он полагал и надеялся, было целью его путешествия, сновидения стали изменяться, и вместо всеисторических образов Вторжения на него накатывало то, что казалось предчувствием последствий этого катаклизма.
Он видел ночное небо, совершенно черное, если не считать луны, светившей в половину обычной яркости. Он видел безоблачный день, который тем не менее был сумрачным, и в этой потухшей ясности продолжало светить солнце, высокое и полное, но в то же время тускловато-оранжевое, а не огненно-желто-белое. На это солнце можно было смотреть незащищенным взглядом, не испытывая неудобства.
Он в своих снах видел, как изменяется погода и умирают растения, а потом и люди.
Благодаря местоположению Серефы в ней не было четырех времен года с чередованием жаркого сухого и жаркого влажного сезонов. Внешние воздействия погоды смягчались высотой сооружения, а также продуманно измененной географией ландшафта вокруг него, но он помнил весну, а потом и лето, пришедшие в Сиэтл и Куйбышев в тот год, когда он вышел из базовой реальности, и в его снах то лето продолжалось не так долго, как предшествующее, а потому зима наступила раньше. В Южном полушарии то же самое воспроизводилось с большей очевидностью.
Следующая зима затягивалась на всю весну и наконец разрожалась летом ничуть не теплее осени, в которую оно быстро переходило. А после этого естественным образом наступала зима, зима с тусклым ликом солнца, висевшего высоко в небе, или зима внутри зимы, когда солнце едва поднималось над горизонтом.
Объем пакового льда постоянно возрастал, вечная мерзлота опоясывала землю, посылая ледяные жилы сквозь почву, еще недавно находившуюся в умеренном поясе. Воздушные и океанические потоки изменились, когда замерзли реки и озера, а сердца континентов и верхние уровни океана охладели.
Флора стала умирать, создавая новые пустыни, в которых растительность, привыкшая к обильным жаре и свету, засохла, а растения, лучше приспособленные к холодным условиям, обжить эти места еще не успели, потому что сами пали под внезапным неумолимым натиском снега и льда.
Животные всех видов оказались сосредоточены на все уменьшающемся пространстве вокруг экватора, и борьба за выживание там стала невиданно свирепой. Жизнь в океанских водах, даже относительно теплых, постепенно утратила свое разнообразие, по мере того как белые ставни замерзающих морей медленно смыкались вокруг несущих ледяную шугу волн, а слабые потоки солнечного света, дававшие энергию начальному звену пищевой цепочки, почти сошли на нет.
Словно издевательская компенсация за сокрытое солнце, по ночам в небесах бушевали сильнейшие световые штормы, сверкавшие, как полярные сияния, холодные и бескрайние, безжизненные и студеные.
Но в этих сновидениях он продолжал видеть и людей, сидевших на корточках вокруг костров, пробирающихся сквозь метели со своими пожитками, находящих приют в шахтах и туннелях по мере того, как растут снежные сугробы и надвигаются ледники, а у экваториальных берегов громоздятся айсберги и паковый лед распространяется от обоих полюсов, точно кристаллы в неком усыхающем растворе.
Пи огненные пики, ни двигатели, основанные на более совершенной энергии, не поднимали беженцев в космическое пространство, но, невзирая на все трупы, брошенные на обочинах дорог, несмотря на всех мужчин, женщин и детей, оставленных умирать или замерзать в машинах, вагонах, домах, деревнях, городках и городах, люди еще оставались на земле, хотя и отступали, создавали запасы, закапывались в землю, запечатывая себя в ее глубинах.
Бывшая крепость Серефа медленно падала, сдаваясь нагромождению мегатонн льда, пока не осталась одна только крепость-башня — кренящийся надгробный памятник человеческой гордыне. Потом ледники стали сползать с гор на юг и на север и стерли даже башню с поверхности Земли; единственное, что еще раз напомнило миру о крепость-башне, было непродолжительное вулканическое извержение — выброс термоядерной энергии, порожденный окончательным падением башни.
Вот так человечество уступило поверхность Земли льду, ветру и снегу, а само, униженное и нищее, укрылось в каменном чреве планеты и наконец уподобилось паразитам в холодеющей шкуре некоего огромного животного.
С собой человечество унесло все знания о Вселенной, все воспоминания о своих прежних достижениях и всю закодированную информацию, определяющую животных и растения, выживших, невзирая на все злоключения времени, невзирая на эволюцию и (в особенности) на давление прежде безжалостного рода человеческого.
Эти зарытые в землю цитадели стали маленькими мирками беженцев и породили еще более мелкие сообщества, когда новые машины взяли на себя работу по поддержанию уровней крипта, пока постепенно все большая и большая часть того, что во всех смыслах было человечеством, не перешла жить не просто в рукотворный мир туннелей, пещер и шахт, но в мир реальностей, созданных компьютерами.
Потом Солнце стало разбухать. Земля сбросила с себя мумифицирующий ледяной кокон, быстро прошла короткий лихорадочный период весны, полной водных потоков и штормов, а потом завернулась в растущую тучу, набухшую проливным дождем. Атмосфера сгущалась, росли жара и давление, а между кипящих туч гуляли молнии. Океаны съежились. Распухшая громада невидимого Солнца поставляла энергию в углубляющийся котел с газами вокруг планеты, преобразуя его в гигантскую колбу, где происходят химические реакции, и осаждая множество едких агентов на голую, окутанную нарами поверхность Земли.
Земля превратилась в то, чем когда-то была Венера, Венера стала напоминать Меркурий, а Меркурий взорвался, растекся и распался на части, превратившись в кольцо расплавленной лавы, помчавшейся по спирали к поверхности Солнца, сквозь багровую темноту.
Но то, что осталось от человечества, не сдавалось, оно отступило дальше от открытой топки поверхности и в конце концов оказалось в ловушке между тем, что происходило наверху, и жаром от жидкого ядра планеты. Именно тогда люди прекратили борьбу за сохранение в макрочеловеческой форме, полностью перешли в виртуальную среду и обратились к переводу своего древнего биохимического наследства в цифровую форму, надеясь, что когда-нибудь на лице Земли вновь появится хрупкая оболочка воды и минералов.
Отныне время потекло для человечества медленно, хотя раньше мчалось стремительно. Фотосфера Солнца продолжала расширяться, она поглотила Венеру, а вскоре настала и очередь Земли. Остатки человечества на Земле погибли разом в смятой сердцевине, когда вышли из строя ее охлаждающие системы, а что до незаконченного спасательного космического корабля, который они пытались соорудить, то он расплавился еще раньше, превратившись в никчемную гору металла.
... Он страдал вместе с каждым ребенком, брошенным в снегу, с каждым стариком или старухой, оставленными под грудой промерзшего тряпья и настолько изможденными, что и дрожать от холода уже не могли, страдал со всеми людьми, унесенными ревущими огненными ветрами, с каждым сознанием (упорядоченная информация о котором свелась к бессмысленному набору данных), уничтоженным все более и более мощным жаром.
И он пробуждался после таких снов, спрашивая себя иногда: неужели все, что показывают ему, может и в самом деле быть правдой? А иногда он просыпался, будучи настолько убежден в реальности случившегося, что проникался верой: увиденное им является неизбежным будущим, а не просто вероятностью, предположением или предупреждением.