"В беспощадно точной книге The Case of the Female Orgasm («Дело о женском оргазме») феминистка и философ Элизабет Ллойд проанализировала результаты сорокалетних исследований и рассмотрела более двадцати теорий о том, почему женщины испытывают оргазм.
Она пришла к выводу, что наиболее убедительной и достоверно обоснованной выглядит теория о том, что женский оргазм - не эволюционное приспособление. Женский оргазм не влияет на успех репродуктивного процесса, не способствует оплодотворению яйцеклетки и не предотвращает невынашивание плода, он даже не помогает «втянуть» сперму в матку. Напротив, выясняется, что наиболее эффективно сперма продвигается в нестимулируемой спокойной матке.
Женский оргазм — просто побочный продукт, результат гомологического развития женских и мужских гениталий. Мужская эякуляция, неразрывно связанная с оргазмом, имеет важнейшее значение для воспроизводства, поэтому оргазм вписан в сексуальную механику мужского мозга и гениталий. В результате оргазм оказался вписан и в женскую сексуальную механику: гомология.
Женские оргазмы, таким образом, напоминают девственную плеву. Культура поднимает вокруг них много шума — за и против, — но с эволюционной точки зрения они более или менее второстепенны. И оргазмы, и девственная плева отличаются таким разнообразием, потому что их разнообразие никак не отражается на репродуктивном успехе. Женщины испытывают оргазм по той же причине, по которой у мужчин есть соски.
Моим студентам обычно очень не нравится эта идея. Они интуитивно восстают против мысли, будто мужской оргазм крайне важен с точки зрения эволюции, а женский оргазм — всего лишь побочный эффект. В этой гипотезе чувствуется риторика в духе «ребро Адама», она будто бы утверждает, что женские оргазмы не важны.
И за этим ощущением действительно стоят исторические реалии: за три столетия, с момента, когда до ученых дошло, что женский оргазм необязателен для зачатия, и до момента, когда они поняли, что это не эволюционное приспособление, в науке постепенно сложилось мнение, что женский оргазм и клитор «не имеют практической ценности». Что это рудимент, такой же как аппендикс. Поэтому если фраза «Это не эволюционное приспособление» звучит для вас как «Это не важно»… ну что ж. Именно так думала наука".
• Оксюморон зашёл в бар и попросил какого-нибудь дешёвого «Хеннеси».
• Переходные глаголы посетили бар. Они пили пиво, танцевали бачату и пели песни.
• Непереходные глаголы зашли в бар. Они сидели. Они общались. Они ушли.
• Деепричастный оборот зашел в бар. Попивая коктейли и общаясь с барменом он провел отличный вечер забыв свои запятые.
• Рыдающее причастие, осознавшее, что у него нет будущего, допивало отливающий янтарем коньяк.
• Сослагательное наклонение сходило бы в бар, если б только могло.
• Гипербола буквально влетела в этот безумный бар, разрушая абсолютно всё на своем пути.
• Фразеологизм зашел в бар, забыв, что алкоголь его ахиллесова пята.
• Метафора зашла в бар с каменным лицом.
• Перифраз посетил питейное заведение.
• Одев генеральный мундир, пароним каждый день заходил в бар осудить последние новости, эффективно облокотившись на стойку.
• Омонимы сидели в баре, развалившись, как баре.
• Синоним заглянул в таверну.
• Анадиплосис вошёл в бар. Бар был темён и пуст. Пуст, как жизнь без стакана горячительного по вечерам.
• Плеоназм зашел в бар и поднялся наверх, чтоб занять более хорошое место.
• Хиазм зашел в бар и начал кричать, что пиво должно быть в бокале, а не бокал в пиве.
• В конце дня в бар зашло клише: свежее как ветерок, хорошенькое, словно куколка, и острое как нож.
• Запятые кажется, зашли в бар но не все.
• Зачем риторическому вопросу идти в бар?
• Заглянули эти, ну, типа, слова-паразиты. Эээ... Вот.
Ваш пассивный словарный запас — 104000 слов. Ваш индекс внимательности — 100%, вы не отметили ни одно ненастоящее слово как знакомое и правильно уточнили значения всех проверочных слов.
Ваш результат лучше, чем у 99% опрошенных. Если сравнивать только с респондентами вашего возраста, ваш результат лучше, чем у 95% опрошенных.
Левиафан — возникновение современного национального государства и судебной власти «с монополией на законное применение силы», которое может ослабить искушение к агрессии, подавить импульс к мести и обойти корыстные склонности;
Коммерция — рост «технического прогресса, позволяющего обмениваться товарами и услугами на более длинные расстояния и с большими группами торговых партнеров», так что «другие люди становятся более ценными живыми, чем мертвыми» и «с меньшей вероятностью станут объектами демонизации и дегуманизации».
Феминизация — растущее уважение к «интересам и ценностям женщин», что также усиливает влияние пацифизма.
Космополитизм — рост таких сил, как грамотность, мобильность и средства массовой информации, которые «могут побудить людей взглянуть на других иначе и расширить круг сочувствия».
Эскалатор разума — «усиливающееся применение знаний и рациональности к человеческим делам», которое «может заставить людей осознать бесполезность циклов насилия, уменьшить привилегии своих собственных интересов перед другими и переосмыслить насилие как проблему, которая должна быть решена, а не соревнование, которое должно быть выиграно».
Пять внутренних демонов:
Хищническое насилие: насилие «используется как практическое средство для достижения цели»;
Доминирование: «стремление к власти, престижу, славе и власти»;
Месть: «моралистическое побуждение к возмездию, наказанию и справедливости»;
Садизм: «преднамеренное причинение боли только для того, чтобы наслаждаться страданиями человека»;
Идеология: «общая система убеждений, обычно включающая видение утопии, которая оправдывает неограниченное насилие в поисках неограниченного добра».
Четыре внутренних ангела:
Эмпатия, которая «побуждает нас чувствовать боль других и согласовывать их интересы с нашими собственными».
Самоконтроль, позволяющий нам понимать последствия содействия импульсам и подавлять их соответственно.
Мораль, которая «освящает набор норм и табу, которые регулируют взаимодействие между людьми в культуре» (иногда бывает демоном).
Разум, позволяющий нам выйти за пределы наших узких точек зрения.
«По нескольком времени увидели мы две большие рыбачьи лодки, к нам приближающиеся, и, при настижении их до нас, увидели в одной из них нашего спасителя, который, прошед каменною грядою до берега, сыскал сии лодки для нашего извлечения из явной гибели. Мы, не мешкав ни мало, вышли из нашего судна и поплыли в приехавших судах к берегу, не забыв снять с камня сотоварища нашего, который на оном около семи часов находился. Не прошло более получаса, как судно наше, стоявшее между камней, облегченное от тяжести, всплыло и развалилося совсем. Плывучи к берегу среди радости и восторга спасения, Павел — так звали спасшего нас сопутника — рассказал нам следующее:
«Я, оставя вас в предстоящей опасности, спешил по камням к берегу. Желание вас спасти дало мне силы чрезъестественные; но сажен за сто до берега силы мои стали ослабевать, и я начал отчаяваться в вашем спасении и моей жизни. Но, полежав с полчаса на камени, вспрянув с новою бодростию и не отдыхая более, дополз, так сказать, до берега. Тут я растянулся на траве и, отдохнув минут десять, встал и побежал вдоль берега к С… что имел мочи. И хотя с немалым истощением сил, но, воспоминая о вас, добежал до места. Казалось, что небо хотело испытать вашу твердость и мое терпение, ибо я не нашел ни вдоль берега, ни в самом С… никакого судна для вашего спасения. Находясь почти в отчаянии, я думал, что нигде не можно мне лучше искать помощи, как у тамошнего начальника. Я побежал в тот дом, где он жил. Уже был седьмой час. В передней комнате нашел я тамошней команды сержанта. Рассказав ему коротко, зачем я пришел и ваше положение, просил его, чтобы он разбудил Г…, который тогда еще почивал. Г. сержант мне сказал: «Друг мой, я не смею». — «Как, ты не смеешь? Когда двадцать человек тонут, ты не смеешь разбудить того, кто их спасти может? Но ты, бездельник, лжешь, я сам пойду…»
Г. сержант, взяв меня за плечо не очень учтиво, вытолкнул за дверь. С досады чуть я не лопнул. Но помня более о вашей опасности, нежели о моей обиде и о жестокосердии начальника с его подчиненным, я побежал к караульной, которая была версты с две расстоянием от проклятого дома, из которого меня вытолкнули. Я знал, что живущие в ней солдаты содержали лодки, в которых, ездя по заливу, собирали булыжник на продажу для мостовых, я и не ошибся в моей надежде. Нашел сии две небольшие лодки, и радость теперь моя несказанна; вы все спасены. Если бы вы утонули, то и я бы бросился за вами в воду».
Говоря сие, Павел обливался слезами. Между тем достигли мы берега. Вышед из судна, я пал на колени, возвел руки на небо.
Ярость вступила в мое сердце. Возможно? ли, говорил я сам себе, чтоб в наш век, в Европе, подле столицы, в глазах великого государя совершалося такое бесчеловечие!
Воздохнул я во глубине души. Между тем дошли мы до С… Я думал, что начальник, проснувшись, накажет своего сержанта и претерпевшим На воде даст хотя успокоение. С сею надеждою пошел я прямо к нему в дом. Но поступком его подчиненного столь был раздражен, что я не мог умерить своих слов. Увидев его, сказал: «Государь мой! Известили ли вас, что за несколько часов пред сим двадцать человек находились в опасности потерять живот свой на воде и требовали вашея помощи?»
Он мне отвечал с наивеличайшею холодностию, куря табак: «Мне о том сказали недавно, а тогда я спал».
Тут я задрожал в ярости человечества: «Ты бы велел себя будить молотком по голове, буде крепко спишь, когда люди тонут и требуют от тебя помощи».
Отгадай, мой друг, какой его был ответ. Я думал, что мне сделается удар от того, что я слышал. Он мне сказал: «Не моя то должность».
Я вышел из терпения: «Должность ли твоя людей убивать, скаредный человек; и ты носишь знаки отличности, ты начальствуешь над другими!..» Окончать не мог моея речи, плюнул почти ему в рожу и вышел вон. Я волосы драл с досады. Сто делал расположений, как отметить сему зверскому начальнику не за себя, но за человечество. Но, опомнясь, убедился воспоминовением многих примеров, что мое мщение будет бесплодно, что я же могу прослыть или бешеным, или злым человеком; смирился.
...В Петербурге я о сем рассказывал тому и другому. Все сочувствовали мою опасность, все хулили жестокосердие начальника, никто не захотел ему о сем напомнить. Если бы мы потонули, то бы он был нашим убийцею. «Но в должности ему не предписано вас спасать», — сказал некто. Теперь я прощусь с городом навеки. Не въеду николи в сие жилище тигров. Единое их веселие — грызть друг друга; отрада их томить слабого до издыхания и раболепствовать власти. И ты хотел, чтоб я поселился в городе».
Психология – это одна из областей человеческого знания. Однако далеко не всякое знание в нашем мире является научным. Разновидностей знания много. Например, опытное (субъективное) знание – то есть знание, полученное человеком на личном опыте: «если стукнуться ногой об кирпич, то будет больно». Религиозное (традиционное) знание: «В воскресенье люди отдыхают, потому что так заповедал Бог». Художественное (эстетическое) знание: «Лучшую подругу Гарри Поттера звали Гермиона Грейнджер». Для простоты можно даже построить табличку:
"Я читал об этом в книге, видел фильм, картину или скульптуру" = художественное знание
"Я в это верю, так принято, так все делают" = религиозное знание
"Я испытал это на собственном опыте, я ощутил это сам" = опытное знание
Каковы же признаки, которые отличают именно научное знание? Когда мы можем говорить, что имеем дело именно с наукой, а не чем-то другим?
Для этого существует пять признаков:
показать
1. Строгая терминология
В научном знании недопустимы слова и термины, которые можно толковать «то так, то этак». Все химики всех стран мира знают, что такое молекула, и что она состоит из атомов. Все математики всех стран мира знают, что такое простое число. Все биологи всех стран мира знают, что такое живая клетка и из чего она состоит.
2. Исчислимость и измеримость
Научное знание неотделимо от измерения. Как описать планету? С помощью измеримых числовых характеристик: массы, плотности, расстояния от Солнца, периода обращения. А как описать ядовитость яда? С помощью летальной дозы на килограмм массы, снова измеримая числовая характеристика. Причём результат измерения у всех исследователей во всех странах мира должен (с учётом погрешности) совпадать – если мы измеряем линейкой длину листа бумаги А4, она будет одинакова у всех, верно? Кстати, о погрешности – в настоящей науке она ни в коем случае не должна принципиально менять характер полученного результата. Грубо говоря, измерение расстояния с погрешностью «плюс-минус сто метров» – это наука, а вот ответ на вопрос «существует ли Бог» с погрешностью «да плюс-минус нет» наукой не является.
3. Воспроизводимость (проверяемость) и неизменность полученных результатов
Решая одно и то же математическое уравнение, учёные в Австралии и в Китае обязаны получить один и тот же результат. При соединении одного и того же количества хлора и натрия в любой лаборатории мира будет получено одно и то же количество поваренной соли. Повторив физический опыт, который Ньютон делал в 1682 году, в 2019 году мы получим тот же самый результат.
4. Предсказуемость
Настоящая наука может и обязана давать точные предсказания. Например, периодическая таблица элементов Д.И. Менделеева позволила предсказать свойства многих химических элементов ещё до их открытия. Астрономы Леверье и Галле с помощью вычислений предсказали, в какой точке неба нужно искать новую планету – и именно там новая планета (Нептун) и была обнаружена. Если проверенные и перепроверенные математические расчёты показывают, что строящийся корабль опрокинется при малейшем волнении моря – ни один идиот не будет достраивать корабль до конца, спускать на воду и проверять предсказанное «на опыте»: конструкцию корабля начнут переделывать, и немедленно.
5. Опровержимость
Научное знание всегда может быть оспорено, опровергнуто – если у нас есть точные факты и данные, опровергающие ту или иную теорию, она должна быть или модифицирована, или вообще отброшена, как никуда не годная. Например, один-единственный физический опыт (Майкельсона-Морли) опроверг авторитетную и существующую столетия теорию неподвижного эфира, – и физикам пришлось создавать теорию относительности.
Математика, физика, химия, биология, лингвистика, астрономия все перечисленные выше требования выполняют. Это – полноценное научное знание, «настоящие» науки. А что же с психологией? А давайте возьмём и проверим по пунктам.
Строгая терминология.
Вы можете точно сказать, что такое «радость»? Или «грусть»? Или «счастье»? А вы понимаете, что «радость» у каждого своя – то, чему радуется вождь племени на острове Мумбо-Юмбо, может совсем не радовать, скажем, профессора МГУ; то, чему радуется бандит, может совсем не радовать жертву преступления, и так далее.
Измеримость.
Вы можете измерить счастье? Или глубину депрессии? Или вообще какую-нибудь там «скрытую агрессивность»? А если измерения будут проводить два разных психолога – как считаете, получат они одинаковые результаты, или скорее всё-таки нет?
Воспроизводимость.
А как мы можем что-то воспроизводить, если каждый человек в каждый момент времени уникален? Для того, чтобы делать какие-то выводы, психологи могут только наблюдать за, по сути, неуправляемыми объектами – а этого недостаточно.
Предсказуемость.
Психологи с удовольствием объясняют нам, почему тот или иной человек совершил тот или иной поступок, а вот точно предсказывать, какой поступок совершит тот или иной человек в будущем, психологи не умеют. 10 психологов сделают 10 разных предсказаний – может быть, один из 10 случайно и попадёт, но куда прикажете девать остальных?
Опровержимость.
У психологических теорий (скажем, теории Фрейда или теории Юнга) нет моментов, которые в состоянии опровергнуть эти теории, «жёстко» проверить их на истинность или ложность. С точки зрения любой из этих теорий можно объяснить всё что угодно – но вот толку от таких объяснений мало.
Как видите, ни под один из критериев «строгой» науки психология не подходит. Это знание довольно близкое к научному, часто очень полезное и нужное, но при этом наукой не являющееся! Психология (кстати, количество психологических школ по всему миру давно перевалило за 30, причём многие школы друг другу противоречат) может что-то рассказывать или объяснять, мы вольны этому верить или не верить; но вот «доказать» психология не может абсолютно ничего и никогда. За доказательствами – к математикам.
К таким же «не вполне убедительным», «нестрогим» наукам, как психология, относятся: социология, футурология, метеорология, экономика, политология и даже история.
До чего же охуенно талантливый парень, красава просто.
***
Поглядел обзоры Ильи Якямсева на наших стендаперов (без предварительного просмотра обзираемых концертов не имеет смысл смотреть его обзоры, если что). Ух ты, неужели есть кто-то внутри цеха, кто разъёбывает коллег по фактам.
Самые интеллектуально рефлексирующие стендаперы припёрлись к Бухарову.
Мне и по отдельности Колю с Сёвой приятней всего слушать из имеющихся на стендап-сцене, и в паре они хороши.
За Эмпориумом (Александрия) находился Великий Цезариум, где стояли два больших обелиска, известные как «Иглы Клеопатры»: ныне один из них установлен на набережной Темзы в Лондоне, другой – в Центральном парке Нью-Йорка.
Фокалор (также Форкалор или Фуркалор) — сорок первый демон «Гоетии» (согласно иерархии Вейера — сорок четвёртый демон). Согласно гримуару демон имеет чин герцога ада, командир тридцати легионов духов (по другим источникам — трех легионов). В его власти убивать людей, топить их в водах и переворачивать корабли, поскольку он управляет морским ветром. Считается, что демон стремится вернуться к Седьмому Престолу Неба. Фокалор изображается как человек с крыльями грифона. Это анаграмма, от имени Рофокал (люцифуг рофокаил), в переводе "бегущий от света", он же Мефистофель, что в переводе имеет то же значение.