Творческий кризис миновал. Единственное, что приносит, а не отнимает ноябрь - желание писать - пришло опять. Не знаю, как вышло... Многие хвалят - мне как всегда не нравится. Вобщем, рвите на части, если можно) Пожалуйста)



Темный город, похожий на тысячи других, оставленных им, тонул в тумане, клубящемся за спиной. Рассвет еще не наступил, и все вокруг было окрашено в мерзкий светло-серый цвет, который он так не любил. Цокот копыт по мостовой был единственным звуком, нарушающим липкую заспанную тишину утра. Закутавшись в синий, такой нетипичный для странников, плащ, он выезжал из города, все более углубляясь в туман. Уезжать, не жалея ни о чем – особое искусство, которым может овладеть только тот, кто встречал хоть раз в своей жизни безликий рассвет, не предвещающий нового дня. Он умел это делать. Выезжая из ворот, он ни разу не оглянулся на тающие крыши приютившего его города. Конь, почувствовав свободу, понесся вперед, так часто ударяя копытами, будто хотел раскрошить булыжники мостовой. Казалось, у коня в голове крутились те же мысли, что и у хозяина. “…Дорога как ревнивая женщина: она или будет единственной, или не будет вообще. А если появляется желание уйти, понимаешь, что кроме нее у тебя как будто никого никогда и не было. Понимаешь, что круг замкнулся, лента дороги крепко связала лодыжки тревожным чувством страха. Да и как теперь понять, где заканчивается странник и начинается дорога? Что такое странник, ушедший от дороги? – Никто. Что такое я, если скину свой синий плащ? – Не знаю. А вдруг тоже “никто”? Вот и схватило дорожной лентой горло – не продохнуть – замкнулось…”. А дорога, еще более равнодушная, чем пойманный ею в сети наездник, уверенно петляла между высокими соснами, вгрызаясь в мутную линию горизонта. Под звонкий цокот копыт минуты и часы уносились резкими порывами северного ветра. Прячась за стволами темных деревьев, к дороге незаметно подкрадывался вечер. Сиреневые сумерки кокетливо заглядывали ему в глаза, приглашая остаться в этот вечер наедине, но он знал об опасностях, скрывающихся за этой сгущающейся красотой, и все пристальнее вглядывался вдаль. Вскоре появился светлячок окон таверны. Конь, без слов поняв хозяина, поскакал быстрее.
В таверне, как всегда, было тепло, душно и пьяно. Он, как всегда, заказал сухого вина и сел в углу, всем своим видом давая понять, что зашел сюда не в поиске кампании. Винная терпкость разливалась по венам, теплый свет, идущий от камина, окрашивал пьяных людей в желто-красный медный цвет. Раскурив трубку, он стал смотреть по сторонам, изучая людей, сидящих вокруг. Разные таверны стоят на дороге, но чем-то они всегда похожи, и это “что-то” – люди, сидящие за столами. В этой тоже были новые люди, как две капли воды похожие на тех, которых видел вчера, за тысячу миль отсюда: плачущий над кружкой старик, поющий паренек, сидящая за стойкой полупьяная девушка. Ее наверняка бросил жених, и она клянется себе сейчас в том, что не доживет до утра. Сколько он видел таких! Сейчас сидит, убитая, а через неделю появится где-нибудь, счастливая, в розовом свадебном платье, под ручку с каким-то молокососом. Он внимательно следил за каждым ее движением, предугадывая, каким будет следующее, когда заметил что-то странное: в ее глазах не было отчаянья и жалости к самой себе, как у тех, к кому он ее причислил. Казалось, в ее взгляде был поиск, желание найти что-то, за что можно удержаться, не покатиться ниже. Вопреки всем своим правилам, он подсел к ней. Они сидели напротив друг друга и молчали, потом она встала и у самого выхода оглянулась: “Так ты идешь?” В ее глазах читалось, что если уж он подсел к ней, то совершенно ясно, что пойдет за ней и дальше. Не понимая почему, он встал и догнал ее.
Маленький одноэтажный домик оказался на редкость уютным. Она поставила чайник на огонь и устроилась в мягком кресле в ожидании минуты, когда он закипит. Алкоголь быстро делал свое дело, и, не дождавшись чая, она уснула. Он стоял напротив нее, вспоминал свои размышления по пути в таверну, по пути к ней… “…Вот именно, по пути к ней. Ведь дорога куда-то ведет, может, это и есть мой “пункт назначения”? И чем лучше мой синий плащ вот этого мягкого бордового кресла? Чем лучше холодный туман и одинокие вечера теплого света камина и ее сонной улыбки? Почему я должен возвращаться на дорогу опять и опять? Может, она и оказалась в таверне именно из-за того, что кто-то куда-то от нее должен был вернуться? Она же искала кого-то и нашла меня, а если я уйду, кто будет сидеть вот здесь, на моем месте? Ей действительно кто-то нужен, а я могу быть этим “кто-то”…” Она была спокойна, казалось, ее красивое лицо светилось уверенностью, что если уж он пришел, то просто не может не остаться. Он встал и, неловко улыбнувшись, накрыл ее лежащим рядом синим плащом.
Темный город, похожий на тысячи других, оставленных им, тонул в тумане, клубящемся за спиной. Уезжать, не жалея ни о чем – особое искусство. Выезжая из ворот, он ни разу не оглянулся на тающие крыши приютившего его города.

в голове... в ожидании