Читаю потихоньку «На заре жизни» Водовозовой.

Вот отрывок, цитата из наставлений отца сестре автора:

Шурок, начинай-ка ты вести свой дневник; писать в такое время, когда ты притомишься от занятий, — нет резона; садись за него в свободное время, записывай все, что с тобой случилось, что ты делала, что слышала, что думала, кого встречала, с кем разговаривала, — одним словом, заноси в свою тетрадь все, что тебя порадует, удивит, опечалит или наведет на резиньяцию {Здесь: размышление (от франц. resignation).}. Но если жизнь твоя за протекшие дни не даст ничего ни для эмоций, ни для резиньяции, то ты кратко изложи все, что удалось тебе прочесть, а к сему присовокупи свое собственное суждение. Все сие, дорогое мое дитя, очень пользительно для тебя: самой любопытно будет узнать, что с тобою было прежде, с кем зналась, что видела, какое обо всем суждение имела, что читала. Оное научит тебя излагать мысли, а к сему у тебя натуральная склонность, всякое же дарование необходимо совершенствовать, а не зарывать в землю. Сие будет приучать тебя, дитя мое драгоценное, внимательнее к людям приглядываться, к разговорам их прислушиваться, — хорошему в них подражать, а за худое не осуждать, не пускать ходить по людям для злословия подмеченное тобою, а крепко про себя держать. Писание дневника еще должно приучать тебя все глубже погружаться в недра своей души, дабы отыскивать причины причин — не только дурных поступков своих, но и недобропорядочных побуждений. Познав без пристрастия самое себя и своего ближнего, ты будешь строга к себе, незлобива и великодушна к другим, и отринется сердце твое и помыслы твои от бабьей суетности, мелочности и пустячного времяпрепровождения вроде сплетен и злословия вообще, от всего того, к чему столь привержен женский пол. Ты пристрастие имеешь к серьезному мышлению, к серьезной книге: постарайся превратить сие пристрастие в потребность твоей природы, вроде как к еде и к другим потребностям человеческого организма. Изложение прочитанного останется лучше в памяти, но все сие, однако, не должно служить поводом к пренебрежению женскою прелестью, то есть скромностью и душевною мягкостью, одним словом, тем, что называется женственностью, при утрате коей девице дают наименование «синего чулка». Таковая особа воистину жалка: прочитав несколько страниц знаменитого творения и не углубившись в его сущность, она с легкостью сердца трактует о нем и даже мнит себя великою ученой, ставит себя превыше облаков ходячих, дерзновенно записывает себя на одну доску с великими учеными и поэтами, а сердце ее остается каменным, не трогается состраданием к людям, не имеет привязанности, внешний же облик и манеры становятся резкими, грубыми и возбуждают во всех насмешку и отвращение.

Чем не пособие по ведению ЖуЖика или днявочки?
Только вот бОльшую часть из такого у нас окрестили бы «лытдыбыром», «кому это интересно» и «зачем вы пишете в мою френдленту фигню».

К тому же – насколько многословными были наши предки, насколько могли расписывать какие-то мысли, чувства и ощущения. Сейчас же – «многабукаф». Или событий было куда меньше, даже в жизни образованного, читающего человека, и на раздумья и расписывание их по бумаге больше времени оставалось?
Насколько могу судить – сейчас мало кто пишет в блоге весь путь мысли – что натолкнуло, о чем подумал, какие референсы вспомнил, да как петляла мысль. В лучшем случае – вход и выход, а то и просто один лишь выход мысли.

И еще. Меня всегда интересовало в дневниках и воспоминаниях – как они так здорово запоминают то, что им говорят? Или это все вольные фантазии вспоминающих? Или люди были внимательнее друг к другу, и лучше запоминали сказанное? Я в лучшем случае могу про обсуждение или разговор написать «он сказал то-то, а она ему ответила, что». А у них – просто-таки кирпичи текста, и со всеми этими вот оборотами цветистыми.

Ну и да. Совершенно иное восприятие, другая реакция на события. Отсюда она даже кажется чересчур экзальтированной и нарочитой.
Удивительно подумать, что и мы будем казаться через 100-150 лет такими же странными, и реакции наши будут вызывать те же чувства.