Н. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ
8 июня 1909 г., Петербург
8/VI 09
Дорогой Серж,
должен Вам, наконец, написать совершенно разочаровательное письмушко. До сих пор еще моя полная апатия и даже хуже — отвращение к музыке и звукам, не прошло, и потому я вовсе не притрагиваюсь к роялю вот уже около двух или полутора недель. Только недавнее получение Ваших манускриптов заставило вновь побренчать. Относительно симфоньетты скажу следующее: я ожидал значительно большего — простота — это одно, а бедность — это несколько иное, к сожалению, Ваша пьеса именно бедна, в ней нет ни изобретения, ни фантазии. Этого мало даже для интермеццо. Кое-какие неприятности и странности я отметил в партитуре, очень мягко. Очень мне не понравилось место С—А—С—А2, невероятно плохая мелодия, и уж очень однообразная инструментовка — этот недостаток относится ко всей пьесе: колыханье вечно у альтов, начальная фигурка вечно у деревянных — это скучно. В общем, я не могу ей отказать в свежести, в хорошенькой главной партии, очень недурном ходе (которым пьеса также кончается), но я никак не могу отвязаться от мысли, что это не более как оркестровая импровизация, нежели настоящее сочинение.
Какие зато превосходные страницы в конце разработки.
Ваш Н. Мясковский
Завет мой Вам: пишите сложно, это Ваша стихия.


Н. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ
25 июня 1909 г., Петербург
Драгоценность моя, что это о вас ни слуху, ни духу, неужели Вы на меня дуетесь за придирки к интермеццо?

С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ
6 июля 1909 г., Сонцовка
Lieber Kola.
Я ни минуты на Вас не «дулся» за Ваш гнусный поступок касательно моей симфоньетты. Я отлично понял Ваше невменяемое состояние, Ваше отвращение от всего и ко всему — и ни чуточки не обиделся. Я только решил до времени переждать и Вас не трогать, пока Вы не отойдете. А теперь позвольте объяснить Вам, что принято называть интермеццом.
Интермеццо — это отрывок для отдыха, а потому оно должно быть, во-первых, просто, а во-вторых, не длинно и не пестро, чтобы не заставлять слушателя напрягать внимание, чтобы он мог отдохнуть; особенно, когда интермеццо попадается между такими двумя частями, какими будут мое скерцо и мое анданте. Интермеццо Вы так укатали, что оно теперь положительно ни на что не похоже. Меня бросает в слезы при виде его. Ну, не сердитесь, дуся, желаю успеха в обете молчания, до свидания.
Преданный Вам Свободный Художник П-в
1909
О, пишите!

H. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ
11 июля 1909 г., Петербург
1909—11/VII
Дорогой Серж. С Вашими доводами о простоте и необременительности согласен, впрочем, мне вся пьеса и теперь и тогда нравилась своей идилличностью и ясностью, но с пристрастием Вашим к эпизодам «цаца», как Вы его величаете, я никак не могу согласиться, по-моему, это просто плохая музыка и очень грубая, и я убежден, что если Вы за нее держитесь, то только потому, что в ней необычайно новая и смелая (по-Вашему) гармония, а по-моему, это не более как клякс в характере самых неприличных пошлостей безумного Рихарда. И что Вы желаете это поместить в финал — не делает Вам чести, ибо даст мне повод ядовито обвинить Вас в отсутствии фантазии, или мягче — в недостаче ее. Я уступаю Вам — пусть Intermezzo имеет скверный эпизод, но заклинаю всеми красотами Скрябина, не портьте финала. Теперь жду от Вас всего, что уже написано. Очень жажду Andante и Скерцо. Жду.
Ваш Н. Мясковский

С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ
12 июля 1909 г., Сонцовка
Через сколько т пишется симфоньетта? Я упорно пишу ее через одно т, но все ж меня начинает брать сомнение.
П.

С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ
18 июля 1909 г., Сонцовка
Lieber Kola.
А Цаца в финале все-таки будет. Право же, в угоду Вам, я очень хочу найти ее скверной, но все мои старания напрасны — Цаца мне нравится еще больше.
Ваш П-в

Н. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ
20 июля 1909 г., Петербург
Mio Caro*, симфоньетта — всегда почему-то обозначалась именно так, как и всякие галльские уменьшительные, так что уж снизойдите до двух т.
Н. Мясковский
* Мой дорогой (итал.).

H. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ
28 июля 1909 г., Петербург
28/VII 09
Обожаемый Серж, получил Вашу симфоньетточку и спешу выболтать свои впечатления. Общее впечатление от этой части самое приятное: свежо, весело, грациозно, местами даже пикантно, слушаться должно легко и с приятностью; если финал будет такой же, то я опять жалею, что в него войдет цаца (саса).
Всего лучшего.
Ваш Н. Мясковский

38. С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ
31 июля 1909 г., Сонцовка
Lieber Kola.
Был крайне обласкан Вашей похвалой симфоньетточке. Когда Вы бестактно-искренне изругали мою бедную интермеццю, я совсем в себе разочаровался, хотел бросить писать всякую «веселенькую» музыку и, следуя Вашему завету, остановиться на одной громоздкой, к которой Bы заблагорассудили найти меня способным. И только зная, что Ваше первое мнение всегда неосновательно, я ограничился лишь тем, что несколько дней пробыл в отчаяньи, а затем снова принялся за свое. Касательно Цацы, Вы несправедливы. И откуда у Вас набралось, столько злобы, что Вы даже изменяете себе и пускаетесь в неприличные остроты! В первой части Вы правильно заметили, что вершины в ней нет. Нo теряет ли она от этого? Благодаря своему характеру и величине, она, мне кажется, может быть как полоска кружев — ровной, без бугров и без вершин.
Вы к нему еще привыкнете.
Ваш Пркфв
Пишет ли Вам что-нибудь Захария?

Н. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ
9 августа 1909 г., Петербург
9/VIII 09
Дорогой Серж! Какой Вы, однако, оказались лукавый; после того, как я разбранил Вашу «Интермеццю» (что, впрочем, все же в некоторой части вполне справедливо), Вы мне писали, что это Вам сошло как с гуся вода, а теперь проговорились о каком-то отчаянии. Последнее меня очень удручило; неужели же Вы такой слабый, неуравновешенный и малоталантливый (в своем мнении) музыкант, что Вам нельзя ничего сказать неодобрительного, а надо лишь все огулом выхваливать, как я поступаю, например, с Саминским и Кобылянским. Зная мое отношение к Вашей Музе, Вы могли бы с меньшим огорчением относиться к моим на Вас нападениям, потому что в основе их лежит не пустое критиканство и (о удивление!) даже не профессиональная зависть, а исключительно желание видеть в Вас, по меньшей мере, русского Вагнера (по общему его значению), а для этого Вам нужно многого остерегаться — пуще всего малодуманья (пока — потом у Вас, при работе, образуется привычка скоро и много думать), а этот недостаток часто у Вас проскальзывает — больше в мелочах или в таких нарочных простотах, которые нередко попадаются в Вашей по заказу простой музыке, но отнюдь не «веселенькой», к которой Вы так же, быть может, способны как и к другой, хотя, конечно, Ваша сила в большом.
Веселитесь и пишите.
Ваш Н. Мясковский
Б[орис] Степанович] З[ахаров] — сгинул