Рвануть воротник, внезапно почувствовав удушье. И поспешно вытащить из пачки сигарету. Чиркнуть зажигалкой. Вот, теперь хорошо, отпустило…. И, теперь уже можно не торопясь, покурить. И посмотреть – ничего ли не забыто? Вот он – небольшой бумажный свёрток.
Мамуля, это тебе. Ты же любишь смотреть фотографии, да ещё и гостям их показывать.
Вот, поглядите, это наш Вовочка в 1 год и 2 месяца. И эта идиотская шутка про «маленькую штучку»! Так что владей всем моим фотоархивом! Дарю. Только одна просьба – ничего не переставлять, никуда не вытаскивать, гостям можешь показывать, но (!) не вытаскивая фотографии из кармашков. Вот такой у меня бзик – не люблю, когда фотки вытаскиваются и куда-то там (к тёте Любе, Зинаиде Васильевне, соседке Маше) показываются. И очень часто на место не возвращаются. Вот такой вот бзик. У меня их много. Этих самых бзиков. Мирных. По большей части.
- Вова, а зачем ты их мне отдаёшь?
- Мамуль, они мне больше не нужны. По-крайней мере, пока не нужны. Понадобятся – заберу.
- Не понимаю….
И не надо. Да и объяснить-то я толком не могу. Разве можно вслух сказать, что дорогая мама, понимаешь, на этих фотографиях все ещё живые, а закрываешь альбом и….
Пока я с этим не примирился. И, наверное, не примирюсь никогда.
- Мам, я бы поел чего….
- Сейчас, я быстро.
И пока готовится нехитрый обед, я выслушиваю последние местные новости. О новом рецепте, который дала Мария Васильевна, о том, что соседский сын женится и – взгляд в мою сторону – я не проявляю никаких эмоций, кроме вежливого хмыканья и пожимания плечами. О том, что сосед Виктор Петрович совсем спился, если куда и ходит, то только с палочкой. О том, что такая клюшка скоро может и ей самой понадобится. Тут надо сделать соответствующее лицо и начать возмущаться. В ответ последует поток бесконечных жалоб. Но без этого нельзя. Если не начать возмущаться, будет ещё хуже. И не дай Бог вам сказать, - ну, хорошо, мамуль, давай купим тебе эту самую клюшку. Цунами, землетрясения, извержения вулканов – просто детские ссоры в песочнице, по сравнению с праведным маминым гневом.
А здесь так хорошо. Сесть на порожке, вытянуть ноги и закрыть глаза. Или пойти поковыряться на огороде. Или ещё что-нибудь. И тут же:
- Мам, а помнишь, вот там была яблоня? А на ней ещё качели висели….
- Какие качели?
- Ма, ну ты что? Не помнишь, что ли? Такая простая верёвка и доска. А потом яблоню спилили.
Вот такое вот состояние последнее время. Стоит что-нибудь зацепить, посмотреть, найти какую-нибудь старую вещь и начинает в голове прокручиваться какая-то странная киноплёнка. На которой записаны старые детские воспоминания. Совершенно случайно найдя на чердаке керамический обломочек, сразу же вспомнил – это же был сервиз! Кукольный, чайный сервиз. Сестре подарили его на пятилетие. Очень красивый – белый, с синими цветочками. Как настоящий, только размером меньше. А когда рассказывал об этом сестре – та так и не смогла вспомнить. Стоило вспомнить про чердак и тут же…. Треск и шуршание плёнки…. Осень. Пора уборки дома, огорода, засолки и маринования всяких вкусностей. Мать, чтобы мы не мешались под ногами, отправляла нас с братом на чердак. И мы там играли.
Это я зря. Про брата. Нельзянельзянельзянельзя……..
Иначе заметит мама. Мама, она всегда чувствует это моё состояние. Нельзя ей показывать. А то она кинется меня утешать и будет ещё хуже. И опять напьюсь вечером. А водка не будет брать, и буду глухо тосковать. Курить и не спать. Думать. Вспоминать.
Треск и шуршание плёнки…..
- Я тогда работала на заводе, и была вся вечно чёрная. И вот, однажды, приходит к нам врач. Вся такая чистенькая, беленькая, аккуратненькая. А я смотрю на неё и такая меня зависть меня взяла, что на следующий день я написала заявление по собственному….
- Ой….
- Вот и всё. Как я тебя заговорила? Даже не пискнул.
Шприц и использованную ампулу аккуратно уносит на кухню.
- Ма, ну когда мне эти уколы отменят? У меня уже не задница, а сито!
- Уколы лучше, чем таблетки. Задница поболит и перестанет. А вот с печенью шутки плохи. Ясно?
- Ага. А что у Петьки?
- И чтоб кашу ел обязательно, понял?!
- Да понял, понял. Мама, ну что у Петьки?
- Туберкулёз.
- Смешно. А я думал – свинка! Я насчёт анализа.
- Не знаю пока. Я же медсестра, а не врач.
Уже потом я узнал, что у брата уже была «устойчивая» палочка, не поддающаяся обычному лечению. Время было упущено…..
А я-то, дурак, радовался, когда его выписали! Выписали, для того, чтобы не портить показатели. Кому же нужна смертность в отделении?! Никому….
Треск и шуршание плёнки…..
Всё, что можно и всё, что нельзя. Всё было испробовано мамой, чтобы вылечить своего младшего сына. Мне-то хорошо, я год провалялся на больничной койке и вот – жив – здоров, Иван Петров! А брат таял на глазах….. Младшенький, у которого обычно бывало полно друзей и подружек дома вдруг оказался один. Совсем. Вернее, не один. А с палочкой. Своей дурацкой «устойчивой» палочкой Коха. А если уж ещё точнее, то один на один со своей болезнью. Он не жаловался. Нет. Только один раз…..
Треск и шуршание плёнки……
День Города. Толпа народа. Некуда приткнуться. Брат умоляющими глазами смотрит на меня.
- В тенёчек бы куда-нибудь.
Раскидистое дерево и бутылка минералки, вылитая на голову, спасают положение.
Мы недолго гуляли. Когда уже сидели на лавочке возле дома, просто сил не было подняться по лестнице, Петька обычно так сказал:
- А там ведь все мои были.
- А чего же? Может, просто не видели?
- Видели. Головой кивнули.
- А чего же не подошли?
Петька долго молчал. Потом нехотя сказал:
- Мать запретила к кому-нибудь подходить. Мол, заразишь кого-нибудь, отвечай потом. Тебя вот….
- Петь, да ты чего?
- Они сами. Просто перестали звонить. Приходить. Здороваться.
- Наплюй на этих уродов!
- Уже. Просто вот так живёшь, считаешь людей своими друзьями, а потом вдруг – раз! И нет друзей.
Только позже я понял, какой ценный урок преподнесла нам жизнь – насчёт друзей и пуда соли. И уже не называл своими друзьями просто хороших знакомых. Мои друзья…. Они все там, на фотографиях. Нет, не все. Осталась ещё одна. Подруга дней моих суровых.
Треск и шуршание плёнки…..
Этой шустрой, невысокого росточка женщины страшилось всё руководство больницы. Её легко можно было назвать девушкой, если бы не двое детей дошкольного возраста.
- Если вы немедленно не примите меры, я с этой червивой кашей пойду в министерство! Пусть там узнают, как тут кормят туберкулёзных больных! Нам полагается шестиразовое питание! Фрукты!
Факт остаётся фактом – кормили три раза в день. Пустым супом или щами, в которых плавал одинокий кусок капустного листа. Было второе: фиолетовая мятая картошка, рыба, непонятного происхождения, да ещё и червивая. Каша, с мышиными фекалиями…..
Было как-то такое: в течение примерно 2-х недель, нас три раза в день кормили кашей. Утром – геркулес, обед- пшёнка, ужин – гречка. Как-то Петька, придя, домой на выходные и, надеясь на «мамкино» угощенье, вдруг увидел, что перед ним ставят опять кашу – просто разревелся.
Ага, вот на этой плёнке остались все улыбки, и беззаботный смех, шутки, анекдоты…. Забросим-ка мы эту плёночку куда подальше. Не до неё сейчас. Сейчас мама меня будет про личную жизнь спрашивать. И про Марину. Марина – это не личная жизнь, это – друг, советчик и собутыльник. Марина – это тот самый пуд соли. Марина – это сама жизнь. Не смотря на то, что жизнь эта мало-помалу угасает….
Треск и шуршание плёнки…..
- Нет, Вован, ты, когда приедешь, а? Меня тут мелкие уже…
Следует нецензурщина полная. Я, как обычно, не успеваю считать этажи. И, как обычно, пеняю ей за то, что она так орёт на своих детей.
- Знаешь что? Я посмотрю, как ты своих матюкать будешь! Если доживу, конечно!
Несмотря на то, что позади у неё тяжёлая, полная ссор жизнь с мужем, «челночество», авария, 3 месяца в онкологии, улыбка. В 32 зуба. Искренняя. И мы с мамой не знаем, доживёт ли Марина до Нового года….. И я не знаю, как смотреть её в глаза. И старательно врать, про то, что операция поможет. Да, ещё одна. Ну и что, Мариночка? Мы прорвёмся, не 41-й! А она хочет слышать эти слова, хотя и знает, что это неправда.

И вот теперь, когда невыносимые боли (зажат нерв в позвоночнике), с улыбкой орать на эту самую боль, ругать свою опухоль и смеяться над своей беспомощностью….. Я бы так не смог. А она может.
И я боюсь. Боюсь, что скоро не к кому будет ездить в гости с подарками - разными «вкусностями» для «мелких». Это уже мамина школа. Не являться в гости с пустыми руками. Хоть шоколадку, но принесу….
Мне уже некому писать письма. И по ночам уже не приходят смс. И даже позвонить по телефону некому. Вот просто так, поболтать о том, о сём. Так, стоп. Нельзянельзянельзянельзя…..
- Картошки возьми. А чего это Катерина не забегает?
Эх, и хорошо я натренировался с Мариной! Не моргнув глазом, вру:
- А, забыл сказать просто. Она же в Москву уехала. Погостить.
Насчёт Катерины это наша с сеструхой тайна. Оберегаемая от мамы. Катерина – это моя личная жизнь. Которая последнее время медленно, но верно превращается в вопросительный знак…..
Был у нас с неё серьёзный разговор. Она действительно уехала в Москву. Только – на заработки. И вряд ли в ближайшем будущем вернётся. И звала меня с собой. Да я не поехал. И даже не уверен, что хочу поехать. Чтобы дальше рука об руку и так далее, как пишут в красивых женских романах. Вот и Катерина наверняка почувствовала это. Не захотела настаивать, упрашивать, просто сказала – нужна буду, найдёшь…..
А я промолчал…..
- У вас всё в порядке?
Поднимаю невинные глаза:
- Дааа….
Петьке она тоже нравилась. Нет, не так – нравится. Петька она тоже нравится.
Не смотрите на меня косо, я просто не могу говорить о них в прошедшем времени. Обо всех тех, кто ушёл вперёд.
Можете считать меня сумасшедшим, если хотите. Это как раз один из моих многочисленных бзиков, о которых я уже говорил.
Мать держалась тогда, как могла, просто почернела вся, и вдруг как-то сразу поседела. Молчала. А я не понимал, что происходит. Нет, понимал. Или не понимал?
Лишь примерно через месяц…..
Треск и шуршание плёнки…..
- Завтра вместе на работу пойдём.
- Зачем?
- Снимок тебе пора делать. Забыл? Хочу, чтобы наши врачи сразу посмотрели.
- Ладно.
И вот мы идём через лес к больнице. И уже войдя в ворота, мать обернулась на лавочку. Здесь обычно сидел Петька, поджидая её.
- Мам, ты чего?
- Да вот, каждый раз иду, и каждый раз жду, что он здесь сидеть будет….
Мать теперь не работает. Но всё равно ждёт….
И я тоже. Потому что поверить в это – нельзя. Можно верить в жизнь. А в смерть верить нельзя. Это исключение из всех существующих на свете правил….
Треск и шуршание плёнки…..
- Ты не можешь сейчас вот так вот опустить руки, - тихий голос Катерины, - ты нам нужен.
Это я в очередной раз напился и пытался порезать себе вены. А она пришла просто так. Говорит, что почуяла страшное и пришла. Как оказалось вовремя.
- Ты нужен своей матери, своей сестре, друзьям, мне. Не бросай нас, пожалуйста.
Она укачивала меня, как маленького ребёнка. И я слушал и засыпал под её голос…..
- Ты можешь быть слабым. Каждому нужна передышка. Даже у железа есть предел прочности, что уж говорить о человеке. Почему ты не пришёл ко мне?
Я всхлипнул:
- Не знаю….
- Мог прийти и сказать – мне плохо, помоги мне. Или хотя бы позвонить.
- Не знаю….
Вот тогда я и понял, почему иногда люди кончают жизнь самоубийством, казалось бы, внезапно. Просто это копится, копится, и в один прекрасный момент крышу вдруг срывает. И если никого нет рядом…. Главное, вовремя заметить, почувствовать, что с человеком творится что-то не то. Успеть протянуть руку.
И вот теперь Катерина уехала.
- Мам, я, наверное, скоро к Кате рвану в Москву. Может, работу, какую найду?
- А университет?
- Переведусь на заочное.
- Подумай, как следует. Если что, я не против, а Ольге рассказывал?
- Сестренция тоже не против.
Может, правда уехать? Уехать и начать жизнь заново. Оставить все эти воспоминания в этом городе. А в новом городе всё будет по-новому? Честно говоря, сомневаюсь. Эта боль, она внутри тебя и убежать от неё невозможно. Это твоё навсегда. С ней можно жить. Нести эту печаль на дне души и знать что это только твоё. Потому что у людей хватает своих проблем. Своих печалей. И им нет дела до тебя и твоей боли.
Вот и живи. Если сможешь. Если не сломаешься. Если не повесишься. Или застрелишься? Неважно….
Мы же ведь живём не для себя. А для кого-то. Для мамы я – любящий сын, немного хулиганистый, ну куда же без этого? Для сестры я – брат, помощник и советчик, защитник от обидчиков. Для Катерины я – её Мужчина. И этим всё сказано. Для Марины я – друг. Тот самый пуд соли…. Для остальных – собутыльник, собеседник, свой парень.
А где я настоящий? Иногда мне кажется, что я тоже остался на тех фотографиях. Как в песне – «июнь, 41-й, все ещё живы….». Так где же я? Вот этот парень, копающий картошку, на огороде – я. Идущий с цветами к любимой девушке – тоже я. Напивающийся иногда до беспамятства от невыносимой тоски – тоже я….
Спастись можно лишь этим способом. Стать кем-то. Для кого-то. Таким вот клоуном, у которого полно волшебных воздушных шариков, 25 кадром, голосом совести, лозунгом – «Мы никогда не умрём!»….
Всё это – тоже я.