Много есть на свете баллад старинных,
Пели мне их в детстве под треск камина,
Черных королей побеждала лютня,
Белым королем становился скальд.
Замок мой стоит на семи холмах,
Бродит влага винная в погребах,
Плющ ковром зеленым обвил фасад,
А беда случилась семь лет назад.

Был осенний вечер, мела пороша,
В двери постучал менестрель продрогший,
Он сказал, что бродит давно по свету
И просил за песни очаг и кров.
Сталь его зрачков высекала искры,
Лютню он сжимал, словно ствол баллисты,
Я его впустил, обещав за вису
Дать ему и кров, и ночлег, и стол.

В пиршественный зал собирались гости,
Пили добрый эль и играли в кости,
Жемчуг рассыпали улыбки женщин,
Винная роса через край лилась.
"Сыт ли ты? - спросил я певца, смеясь.
- А теперь сплети гостям висы вязь!"
Волосы отбросил певец назад,
Боже, как горел его дикий взгляд!

Боже, как он лютню схватил свою,
Боже, он проклятие затянул,
На мою главу призывая ад
И на дом, и плющ, что обвил фасад.
Вывел я из зала тогда мальчишку
И спросил: "Наверно, ты выпил лишку?"
Крикнул он в ответ: "Ты меня боишься,
Испугал тебя моей лютни звон."

Я ему сказал: "Придержи коня."
Он сказал: "Ты мне пока не патрон!"
Я ему сказал: "Убирайся вон!"
Он ответил: "Нет, ты убьешь меня."
Я его спросил: "Что тебе я сделал?"
Он ответил мне, став белее мела:
"Хватит и того, что ты власть имеешь,
А любой владыка - тиран и вор.

Жизнь твоя проходит во тьме разврата,
И пока не взял тебя демон ада,
Пение мое - вот твоя расплата,
А пока верши свой приговор."
Я ему сказал: "Не спеши судить."
Он сказал: "Ты трусишь, какой позор!"
Я ему сказал: "Так тому и быть!",
И упал он замертво на ковер.

Много есть на свете баллад старинных
Про зеленый плющ и хмельные вина,
И про менестрелей, чей век недлинный
Оборвался, как недопетый слог.
Маленький фанатик, зачем же в руки
Лютню ты берешь, а не стрелы с луком,
По живой мишени палишь от скуки
На пересеченьи больших дорог?