20-02-2006 17:49
папе
Когда идет дождь...
Трасса до Мирного (или от Мирного, не суть важно) всегда была такая: как только дождь, она раскисает. Хоть и дорога федерального значения… она никогда не была бетонирована. Ни в жизнь — просто утрамбована БЕЛАЗами и засыпана гравием. По зиме под 50 — дорога жизни для многих, многих сотен тысяч: для Айхала, Мирного, Удачного, Сунтара. Как впрочем и в октябре, сентябре, августе, да когда угодно. Но — как дождь, так грязи по половину колеса КАМАЗу. Вот и сейчас дождь. Не ливень, нет, просто моросящий сутками дождик. Мелкий, колючий, проникающий в кости, мозг, душу, коленную чашечку. Вот реально: мои выбитые коленные чашечки натурально начинали скрипеть, как у робота на Шелезяке.
***
Прилетев — чудом, чудом купив последний билет на самолёт — в Мирный из Члб-Иркутска в 10 утра, выйдя на аэродром под темным свинцовым небом, что казалось — сумерки, а не утро, я поняла что, на трассе, видимо, вообще пиздрец, что ждать кого-то просто нет смысла. И ленских машин в порту раз-два, а ведь постоянно видишь знакомых, что могут тебя увезти до дома, просто потому что им все равно туда ехать. А теперь я и не знаю, как мне ехать эти 237 километров. Но сама же хотела сюрприз, вот он и оно. И мобильных не было. Да чего там не было! Про них даже и не слышали еще все мы. Пришлось мне выйти на дорогу, что идет от аэропорта и голосовать.
Когда в глаза свет
Проходящих мимо машин
И никого нет
Стою, курю, 19-летняя дура. Сигарета мокнет, потому что стою вдоль трассы и ничто мне не служит тентом. Мимо едет девятка, останавливается. Там моя давешняя попутчица, с котом: встретились в Челябе, две подруги по несчастью. Я потеряла в Екб паспорт, вернее таки его у меня украли, когда порезали сумочку, но не суть. Так вот, была у меня справка по форме. Занюханная уже такая, я ее чаще всего в джинсах носила, о, ужас. Разобрать там чего-то мог истинный погранец-таможенник-чиновник. Приехав поздно вечером в Члб я отчего-то вполне спокойно прошла регистрацию с этой писулей и стояла себе в сторонке, мечтая о посадке в этот чертов ИЛ, который разгоняясь, чуть ли не рассыпается сцукоопасный. Тут я замечаю краем глаза: девица моих лет, с котом (!) в клетке (!!). Ну котам я противиться не могу, стою на него глазею, а у девицы тем временем проблемы: у нее там что-то с документами, и на стойке регистрации с ней напряженно говорят. Я стою рядом, прислушиваюсь, вдруг понимаю: у нее тоже справка, но если меня не маяли, то ее все-таки — да.
Подхожу, встаю рядом, спрашиваю меж делом: куда, мол, летите? Они — в Мирный. О, говорю, и я тоже. И к тетеньке-регистраторше: мы вместе летим, тетенька. И глаза такие жалобные. Тетенька, помня меня со справкой: у вас там что паспортов не дают? Я: да, кончились, говорят, паспорта, больше нету. После малых препирательств регистрирует дивчину и в самолете мы летим вместе (когда я увидела ее бумажку, то поняла, что моя — просто образец, такое впечатление, что деваха ее стирала раз 5). Вт сейчас она в машине, останавливается, спрашивает: тебе куда, а то довезем. Не, говорю я, не довезете, мне в Ленск. Хотя, говорю, может до диспетчера добросите? Нет проблем, хотя не до конца, но полтора км сама-то осилишь, говорит ее, видимо, друг.
Диспетчер, это такая добрая фея в 7 километрах от Мирного, недалеко от начала картера «Мир»: она регистрирует все въезжающие-выезжающие машины. У нее в комнате минимум один дальнобойщик, идущий в Ленск. Но вот идти 7 км под дождем я себя пока уговорить не могла. А тут — повезло, довезут почти до конца. Все таки я не зря знакомлюсь с людьми по своему личному внутреннему порыву. Так-то я редко испытываю желание познакомиться, да и многие люди вокруг меня тоже, видимо, нордическая черта: самодостаточность.
***
Прусь по трассе. Голосовать не пытаюсь, смысла нет: все едут к диспетчеру, левака не возьмут, да и не логично, проще у теть Тамары вписаться самой. Всего-то полтора километра. Хорошо, что моя давнишняя привычка брать в путь минимум от того минимума вещей, что есть у меня, мне не изменила. В общем, иду налегке, хотя промокшая сумка гораздо тяжелее, оттягивает плечо. Но это ничего, это путь : ) Даже определенный кайф в этом: ты все знаешь наперед, то редкое чувство, когда ты действительно знаешь, а те, к кому ты едешь, даже не догадываются. Можно назвать это чувством превосходства, глупого и мелочного, а можно — предвкушением. Предвкушением Дома.
Вот и диспетчерская. Хотя это звучит гордо, но на внешний вид ничего такого: небольшая постройка, внутри пара комнат: в одной работают, в другой полуспят по ночам диспетчеры. Они тут как матери дорог — святые женщины, которые первой тебя встречают на Пути, когда
Четверть века в пути
Третью жизнь за рулем
Три века без сна
Завевает наши сердца серым дождем
И кажется все:
По нулям кислород и бензин
И с кем-то она
Но все-таки знай —
Ты не один!
Им привозят все, что только можно — просто в подарок, просто за то, что они есть, потому что, честное слово, ничего так не радует, как свет в окне диспетчера, когда ты в 45-градусный мороз доперся-таки из Айхала по зимнику, — слава Богу! — до Мирного. Ты готов просто целовать машину и землю, и теть Тамару, потому что не встал, не сломался, и пока ехал по трассе не видел ни одного вставшего, и опять же слава Богу, и можно позвонить домой и сказать, что через сутки будешь дома, если все будет нормально, тьфу-тьфу. Ты просто рад всему. Хотя обветренное лицо чаще мало что выражает, но тут — улыбаешься. И вот по такой вот дороге, размытой дождем — тоже рад, что доехал без особых проблем, потому что хоть и привык за 20 лет ремонтироваться по пути, а в дождь-то как не хочется… поскорей бы кончился этот чертов август что ли... на севере бы уже грязь «встала», не месилась бы...
— Тамарочка, вот отметь путевочку, — так мужики подходят к ней.
— Тетя Тамара!!!! — счастливее я бывала редко. Кинула сумку на входе под кресло.
— Шеинская дочь? — теть Тамара делает суровое лицо, но потом смеется. — Иди сюда, мокрая.
Уводит меня во вторую комнату, дает большое полотенце, вытираю им свои длинные, до задницы, волосы. Она наливает чай.
— Ты какими судьбами, отец вроде не звонил…
А я сюрпризом. Э-э-х, сюрпризом, говорит она, глупая ты все-таки. Сижу, пью чай, сохну. Греюсь, морозит заметно все-таки. Теть Том не ругайтесь, говорю я. «Дак разве на вас заругаешься».
***
Высохшая и приличная выхожу к ней в «официальную комнату». Надо все-таки к кому-то напрашиваться, и желательно, чтобы КАМАЗ поновее, тот где спальник широкий: хотелось бы в дороге поспать, а то перемена поясов, 8-часовой перелет и дождь всю душу вынули, а... А в прочем, главное — в дорогу. Двигаться на севере главное. Возможно, дойдешь до цели, если в этом суть. А возможно, просто не обмерзнешь, если повезет. Меня от того и захватывает движуха, что она в крови. От того же я люблю сидеть дома, раз уж туда добралась. И то, и другое — самоцель, и одновременно начало друг друга.
— О, Мишкина дочка никак — слышу я громкий довольный голос рядом. Оборачиваюсь: бронзовое от якутского яростного летнего солнца лицо, наполовину седая голова, карие глаза с разбегающимися морщинами-лучиками. Очень знакомое лицо. Да, у отца в цехе часто встречала его, папин товарищ в «Дортрансе», кажется...
— Дядь Витя! Здравствуйте — память моя всегда мне была услужлива. Вот казалось бы: ну как мне, два года не бывшей дома вспомнить водилу, машину которого ремонтирует в своем «экспериментальном цехе» мой папа. Однако ж.
— Домой?
— Ага.
— Ну беги, садись. Тамар, прозвонись в «Дортранс», пусть… — что «пусть» я уже не слышу, а взявши сумку, залезаю в машину.
***
Я всегда любила поторчать у папы на работе. Конечно, это вообще не место для торчания, тем более, ребенка. Но, когда ходила на тренировку и с нее, то всегда срезала лишний путь и перлась через промзону «Дортранса», а значит, через папину автобазу и его цех. По пути со всеми здоровалась, иногда в цеху у него чай пила, крепкий, в «каморке» в которой все равно заметно пахло сварщицким запахом. И вот за все эти годы запомнила кучу лиц и имен, и многих знала, даже тех, кто к нам не приходил никогда домой.
— На каникулы? — дядь Витя вел свой КАМАЗ не торопясь, да и торопиться не было возможности: грязевые колеи в оба направления. «Да не, так… в отпуск», говорю я. Спрашиваю: закурить можно? Можно, говорит. Но глазами не одобряет. А мне что? Я девятнадцатилетняя деваха, студентка журфака, крутая.
Ехать по такой хляби будет, по моим прикидкам, часов 7, не меньше, хотя по суху, да на Ниве тут 4 часа — и тока в путь. Спать уже не хочется. Дядя Витя мне рассказывает про жизнь в Ленске, что у них да как. В общем, ничего не меняется. Устоявшая жизнь людей в маленьком городе. Работа, дом, небольшие радости, свои горести. Все как у всех.
— Вот тут ужас был: свадьба на гитаре разбилась, говорит он мне… Хоронило половина города, ребята-то молодые, красивые. Как не повезло...
***
У каждого, кто живет в Ленске и Мирном кто-нибудь из близких или друзей либо разбился, либо покалечился в аварии на гитаре. Это такое узкое и извилистое место на трассе. Назвали «гитарой», потому что … ассоциация такая у народа прошла. Задолго что я родилась. Мне было лет 13, когда там нелепо и ужасно погиб один из наших дворовых друзей. Я вышла во двор, собиралась идти на тренировку, и увидела его отца, который нес Леху на руках к дому... Хоронили всей школой. Я дома, позже, отчего-то разрыдалась просто ревмя, а папа запретил мне садиться на мотоцикл и кататься с пацанами. И свадеб там разбилось немеряно, на этой гитаре. Зачем они вообще туда ездят, я не понимаю до сих пор. Да, там есть памятник разбитой свадьбе, прямо по трассе. Некоторые туда едут, мол, почтить память. Некоторые из них — не возвращаются. Там вообще по трассе хватает могил и венков.
На дорожных столбах венки
Как маяки
Прожитых лет
Почти в каждый на трассе потерял кого-то любимого и близкого. Я знаю, как всегда боялась моя подруга, у которой отец дальнобойщик, что он однажды не вернется. Особенно зимой. Они жили вдвоем с отцом, у них был хороший большой дом с печью, мы все, когда курили у нее дома, то курили «в печь» : ). Не знаю, как сейчас, а тогда ее отцу всегда везло. Но эта трасса тот путь, который ведет домой. Его просто не избежать. Где бы ты ни был, но когда ты едешь в город, где родился, ты едешь по этой трассе. Можно самолетом прямо в Ленск, но не всегда попадаешь на билет. Это смешно, но чтобы купить билет до Ленска, надо озаботиться дней за 20. А мои всегда покупают за 1,5 месяца, они привыкли размерено планировать будущее... А я летала до Мирного, туда гораздо проще лететь: больше рейсов, и ездила по трассе. Прямо до дома: моя Заозерная выходила на Мирнинский тракт.
… Желтые уже березы, мокрые, поникшие. И зеленые, всегда зеленые сосны и кедры — трасса идет по тайге. Вернее сквозь нее. Мы останавливаемся у памятника водителям «Дортранса». Новый, вернее, еще один венок. Ещё не побитый градом и не размытый дождем. Дядя Витя как будто просто так остановился — размяться. Но я не первый раз еду. Отошла в сторонку, пусть постоит спокойно, один.
Ветви старых дорог
Хлещут тебя по лицу
Нас гоняют по свету ветер и рок
Золотая листва
Полыхая огнем,
Вместе с верностью рвется к концу
Лишь ночной чернозем, чернозем
И в небе — звезда.
***
— Отец твой сегодня вроде как в отпуск ушел, так что тебе как: домой подвезти или все-таки на базу?
— Дак уйти-то ушел, но все равно в цехе ж.
А то я не знаю папу. Все равно будет на работе торчать, если никуда не уедет. Хотел когда-то стать хирургом. Но в такой глуши как им стать? Вначале поступил в медучилище, но пришлось уехать и вернуться, кстати, в Лебединый, а потом — женился, сходил в армию, а вернувшись переехал в Ленск с мамой и сыном. Вот там и живет. Но руки-то никуда не деть, тем более золотые. Я знаю, почему дядя Витя хочет сразу на базу: за ним придет еще машины три, а он хочет первым успеть в цех, чтобы начать ремонтироваться.
Улыбаюсь: давайте на базу, бешеной собаке семь верст не крюк. Меня там, как и брата, неплохо знают, особенно в папином цехе. Чайком напоят опять же. Да и папа там, я более чем уверена. Вместе домой и пойдем. Раньше-то, когда я не приезжала сюрпрайзом, он меня встречал в Мирном на машине с другом семьи дядей Лешей. Почти у трапа: в маленьких портах пускают встречающих на поле. А сейчас я самостоятельная, и сама могу доехать.
***
— Привет, пап. — Уже давно не висну на его шее — выросла, особо не повесишь. — Теть Тома звонила ж, да?
Звонила, говорит, жду тебя тут. Сейчас домой поедем.
***
На дороге туман
Нам мерещится дым
Ты уехал за счастьем,
Вернулся просто седым
И кто знает, какой новой верой
Решится эта борьба
Быть, быть на этом пути
Наша судьба.
... Десять лет не была. Скоро поеду домой. Увидеть отца
Когда идет дождь...
Трасса до Мирного (или от Мирного, не суть важно) всегда была такая: как только дождь, она раскисает. Хоть и дорога федерального значения… она никогда не была бетонирована. Ни в жизнь — просто утрамбована БЕЛАЗами и засыпана гравием. По зиме под 50 — дорога жизни для многих, многих сотен тысяч: для Айхала, Мирного, Удачного, Сунтара. Как впрочем и в октябре, сентябре, августе, да когда угодно. Но — как дождь, так грязи по половину колеса КАМАЗу. Вот и сейчас дождь. Не ливень, нет, просто моросящий сутками дождик. Мелкий, колючий, проникающий в кости, мозг, душу, коленную чашечку. Вот реально: мои выбитые коленные чашечки натурально начинали скрипеть, как у робота на Шелезяке.
***
Прилетев — чудом, чудом купив последний билет на самолёт — в Мирный из Члб-Иркутска в 10 утра, выйдя на аэродром под темным свинцовым небом, что казалось — сумерки, а не утро, я поняла что, на трассе, видимо, вообще пиздрец, что ждать кого-то просто нет смысла. И ленских машин в порту раз-два, а ведь постоянно видишь знакомых, что могут тебя увезти до дома, просто потому что им все равно туда ехать. А теперь я и не знаю, как мне ехать эти 237 километров. Но сама же хотела сюрприз, вот он и оно. И мобильных не было. Да чего там не было! Про них даже и не слышали еще все мы. Пришлось мне выйти на дорогу, что идет от аэропорта и голосовать.
Когда в глаза свет
Проходящих мимо машин
И никого нет
Стою, курю, 19-летняя дура. Сигарета мокнет, потому что стою вдоль трассы и ничто мне не служит тентом. Мимо едет девятка, останавливается. Там моя давешняя попутчица, с котом: встретились в Челябе, две подруги по несчастью. Я потеряла в Екб паспорт, вернее таки его у меня украли, когда порезали сумочку, но не суть. Так вот, была у меня справка по форме. Занюханная уже такая, я ее чаще всего в джинсах носила, о, ужас. Разобрать там чего-то мог истинный погранец-таможенник-чиновник. Приехав поздно вечером в Члб я отчего-то вполне спокойно прошла регистрацию с этой писулей и стояла себе в сторонке, мечтая о посадке в этот чертов ИЛ, который разгоняясь, чуть ли не рассыпается сцукоопасный. Тут я замечаю краем глаза: девица моих лет, с котом (!) в клетке (!!). Ну котам я противиться не могу, стою на него глазею, а у девицы тем временем проблемы: у нее там что-то с документами, и на стойке регистрации с ней напряженно говорят. Я стою рядом, прислушиваюсь, вдруг понимаю: у нее тоже справка, но если меня не маяли, то ее все-таки — да.
Подхожу, встаю рядом, спрашиваю меж делом: куда, мол, летите? Они — в Мирный. О, говорю, и я тоже. И к тетеньке-регистраторше: мы вместе летим, тетенька. И глаза такие жалобные. Тетенька, помня меня со справкой: у вас там что паспортов не дают? Я: да, кончились, говорят, паспорта, больше нету. После малых препирательств регистрирует дивчину и в самолете мы летим вместе (когда я увидела ее бумажку, то поняла, что моя — просто образец, такое впечатление, что деваха ее стирала раз 5). Вт сейчас она в машине, останавливается, спрашивает: тебе куда, а то довезем. Не, говорю я, не довезете, мне в Ленск. Хотя, говорю, может до диспетчера добросите? Нет проблем, хотя не до конца, но полтора км сама-то осилишь, говорит ее, видимо, друг.
Диспетчер, это такая добрая фея в 7 километрах от Мирного, недалеко от начала картера «Мир»: она регистрирует все въезжающие-выезжающие машины. У нее в комнате минимум один дальнобойщик, идущий в Ленск. Но вот идти 7 км под дождем я себя пока уговорить не могла. А тут — повезло, довезут почти до конца. Все таки я не зря знакомлюсь с людьми по своему личному внутреннему порыву. Так-то я редко испытываю желание познакомиться, да и многие люди вокруг меня тоже, видимо, нордическая черта: самодостаточность.
***
Прусь по трассе. Голосовать не пытаюсь, смысла нет: все едут к диспетчеру, левака не возьмут, да и не логично, проще у теть Тамары вписаться самой. Всего-то полтора километра. Хорошо, что моя давнишняя привычка брать в путь минимум от того минимума вещей, что есть у меня, мне не изменила. В общем, иду налегке, хотя промокшая сумка гораздо тяжелее, оттягивает плечо. Но это ничего, это путь : ) Даже определенный кайф в этом: ты все знаешь наперед, то редкое чувство, когда ты действительно знаешь, а те, к кому ты едешь, даже не догадываются. Можно назвать это чувством превосходства, глупого и мелочного, а можно — предвкушением. Предвкушением Дома.
Вот и диспетчерская. Хотя это звучит гордо, но на внешний вид ничего такого: небольшая постройка, внутри пара комнат: в одной работают, в другой полуспят по ночам диспетчеры. Они тут как матери дорог — святые женщины, которые первой тебя встречают на Пути, когда
Четверть века в пути
Третью жизнь за рулем
Три века без сна
Завевает наши сердца серым дождем
И кажется все:
По нулям кислород и бензин
И с кем-то она
Но все-таки знай —
Ты не один!
Им привозят все, что только можно — просто в подарок, просто за то, что они есть, потому что, честное слово, ничего так не радует, как свет в окне диспетчера, когда ты в 45-градусный мороз доперся-таки из Айхала по зимнику, — слава Богу! — до Мирного. Ты готов просто целовать машину и землю, и теть Тамару, потому что не встал, не сломался, и пока ехал по трассе не видел ни одного вставшего, и опять же слава Богу, и можно позвонить домой и сказать, что через сутки будешь дома, если все будет нормально, тьфу-тьфу. Ты просто рад всему. Хотя обветренное лицо чаще мало что выражает, но тут — улыбаешься. И вот по такой вот дороге, размытой дождем — тоже рад, что доехал без особых проблем, потому что хоть и привык за 20 лет ремонтироваться по пути, а в дождь-то как не хочется… поскорей бы кончился этот чертов август что ли... на севере бы уже грязь «встала», не месилась бы...
— Тамарочка, вот отметь путевочку, — так мужики подходят к ней.
— Тетя Тамара!!!! — счастливее я бывала редко. Кинула сумку на входе под кресло.
— Шеинская дочь? — теть Тамара делает суровое лицо, но потом смеется. — Иди сюда, мокрая.
Уводит меня во вторую комнату, дает большое полотенце, вытираю им свои длинные, до задницы, волосы. Она наливает чай.
— Ты какими судьбами, отец вроде не звонил…
А я сюрпризом. Э-э-х, сюрпризом, говорит она, глупая ты все-таки. Сижу, пью чай, сохну. Греюсь, морозит заметно все-таки. Теть Том не ругайтесь, говорю я. «Дак разве на вас заругаешься».
***
Высохшая и приличная выхожу к ней в «официальную комнату». Надо все-таки к кому-то напрашиваться, и желательно, чтобы КАМАЗ поновее, тот где спальник широкий: хотелось бы в дороге поспать, а то перемена поясов, 8-часовой перелет и дождь всю душу вынули, а... А в прочем, главное — в дорогу. Двигаться на севере главное. Возможно, дойдешь до цели, если в этом суть. А возможно, просто не обмерзнешь, если повезет. Меня от того и захватывает движуха, что она в крови. От того же я люблю сидеть дома, раз уж туда добралась. И то, и другое — самоцель, и одновременно начало друг друга.
— О, Мишкина дочка никак — слышу я громкий довольный голос рядом. Оборачиваюсь: бронзовое от якутского яростного летнего солнца лицо, наполовину седая голова, карие глаза с разбегающимися морщинами-лучиками. Очень знакомое лицо. Да, у отца в цехе часто встречала его, папин товарищ в «Дортрансе», кажется...
— Дядь Витя! Здравствуйте — память моя всегда мне была услужлива. Вот казалось бы: ну как мне, два года не бывшей дома вспомнить водилу, машину которого ремонтирует в своем «экспериментальном цехе» мой папа. Однако ж.
— Домой?
— Ага.
— Ну беги, садись. Тамар, прозвонись в «Дортранс», пусть… — что «пусть» я уже не слышу, а взявши сумку, залезаю в машину.
***
Я всегда любила поторчать у папы на работе. Конечно, это вообще не место для торчания, тем более, ребенка. Но, когда ходила на тренировку и с нее, то всегда срезала лишний путь и перлась через промзону «Дортранса», а значит, через папину автобазу и его цех. По пути со всеми здоровалась, иногда в цеху у него чай пила, крепкий, в «каморке» в которой все равно заметно пахло сварщицким запахом. И вот за все эти годы запомнила кучу лиц и имен, и многих знала, даже тех, кто к нам не приходил никогда домой.
— На каникулы? — дядь Витя вел свой КАМАЗ не торопясь, да и торопиться не было возможности: грязевые колеи в оба направления. «Да не, так… в отпуск», говорю я. Спрашиваю: закурить можно? Можно, говорит. Но глазами не одобряет. А мне что? Я девятнадцатилетняя деваха, студентка журфака, крутая.
Ехать по такой хляби будет, по моим прикидкам, часов 7, не меньше, хотя по суху, да на Ниве тут 4 часа — и тока в путь. Спать уже не хочется. Дядя Витя мне рассказывает про жизнь в Ленске, что у них да как. В общем, ничего не меняется. Устоявшая жизнь людей в маленьком городе. Работа, дом, небольшие радости, свои горести. Все как у всех.
— Вот тут ужас был: свадьба на гитаре разбилась, говорит он мне… Хоронило половина города, ребята-то молодые, красивые. Как не повезло...
***
У каждого, кто живет в Ленске и Мирном кто-нибудь из близких или друзей либо разбился, либо покалечился в аварии на гитаре. Это такое узкое и извилистое место на трассе. Назвали «гитарой», потому что … ассоциация такая у народа прошла. Задолго что я родилась. Мне было лет 13, когда там нелепо и ужасно погиб один из наших дворовых друзей. Я вышла во двор, собиралась идти на тренировку, и увидела его отца, который нес Леху на руках к дому... Хоронили всей школой. Я дома, позже, отчего-то разрыдалась просто ревмя, а папа запретил мне садиться на мотоцикл и кататься с пацанами. И свадеб там разбилось немеряно, на этой гитаре. Зачем они вообще туда ездят, я не понимаю до сих пор. Да, там есть памятник разбитой свадьбе, прямо по трассе. Некоторые туда едут, мол, почтить память. Некоторые из них — не возвращаются. Там вообще по трассе хватает могил и венков.
На дорожных столбах венки
Как маяки
Прожитых лет
Почти в каждый на трассе потерял кого-то любимого и близкого. Я знаю, как всегда боялась моя подруга, у которой отец дальнобойщик, что он однажды не вернется. Особенно зимой. Они жили вдвоем с отцом, у них был хороший большой дом с печью, мы все, когда курили у нее дома, то курили «в печь» : ). Не знаю, как сейчас, а тогда ее отцу всегда везло. Но эта трасса тот путь, который ведет домой. Его просто не избежать. Где бы ты ни был, но когда ты едешь в город, где родился, ты едешь по этой трассе. Можно самолетом прямо в Ленск, но не всегда попадаешь на билет. Это смешно, но чтобы купить билет до Ленска, надо озаботиться дней за 20. А мои всегда покупают за 1,5 месяца, они привыкли размерено планировать будущее... А я летала до Мирного, туда гораздо проще лететь: больше рейсов, и ездила по трассе. Прямо до дома: моя Заозерная выходила на Мирнинский тракт.
… Желтые уже березы, мокрые, поникшие. И зеленые, всегда зеленые сосны и кедры — трасса идет по тайге. Вернее сквозь нее. Мы останавливаемся у памятника водителям «Дортранса». Новый, вернее, еще один венок. Ещё не побитый градом и не размытый дождем. Дядя Витя как будто просто так остановился — размяться. Но я не первый раз еду. Отошла в сторонку, пусть постоит спокойно, один.
Ветви старых дорог
Хлещут тебя по лицу
Нас гоняют по свету ветер и рок
Золотая листва
Полыхая огнем,
Вместе с верностью рвется к концу
Лишь ночной чернозем, чернозем
И в небе — звезда.
***
— Отец твой сегодня вроде как в отпуск ушел, так что тебе как: домой подвезти или все-таки на базу?
— Дак уйти-то ушел, но все равно в цехе ж.
А то я не знаю папу. Все равно будет на работе торчать, если никуда не уедет. Хотел когда-то стать хирургом. Но в такой глуши как им стать? Вначале поступил в медучилище, но пришлось уехать и вернуться, кстати, в Лебединый, а потом — женился, сходил в армию, а вернувшись переехал в Ленск с мамой и сыном. Вот там и живет. Но руки-то никуда не деть, тем более золотые. Я знаю, почему дядя Витя хочет сразу на базу: за ним придет еще машины три, а он хочет первым успеть в цех, чтобы начать ремонтироваться.
Улыбаюсь: давайте на базу, бешеной собаке семь верст не крюк. Меня там, как и брата, неплохо знают, особенно в папином цехе. Чайком напоят опять же. Да и папа там, я более чем уверена. Вместе домой и пойдем. Раньше-то, когда я не приезжала сюрпрайзом, он меня встречал в Мирном на машине с другом семьи дядей Лешей. Почти у трапа: в маленьких портах пускают встречающих на поле. А сейчас я самостоятельная, и сама могу доехать.
***
— Привет, пап. — Уже давно не висну на его шее — выросла, особо не повесишь. — Теть Тома звонила ж, да?
Звонила, говорит, жду тебя тут. Сейчас домой поедем.
***
На дороге туман
Нам мерещится дым
Ты уехал за счастьем,
Вернулся просто седым
И кто знает, какой новой верой
Решится эта борьба
Быть, быть на этом пути
Наша судьба.
... Десять лет не была. Скоро поеду домой. Увидеть отца
•скрижали• [ личное ]