- Когда ты уезжаешь? - вдруг спросила меня Наташа.
Я немного помолчал.
- В начале июля, - произнес я. - Откуда ты знаешь?
- Во всяком случае, не от тебя. Почему ты ничего не сказал?
- Я узнал об этом только вчера.
- Врешь.
- Да, - ответил я, - вру. Я не хотел тебе этого говорить.
- Ты мог бы преспокойно мне это сказать. А почему бы и нет?
Я молчал.
- Никак не мог решиться, - пробормотал я.
Она рассмеялась.
- Почему? Мы были некоторое время вместе, но у нас не было никаких иллюзий.просто один использовал другого, только и всего. Теперь мы расстаемся. Ну и что же?
- Я не хотел тебя использовать.
- А я хотела. И ты меня тоже. Не лги! В этом нет нужды.
- Я знаю.
- Хорошо, если бы ты все-таки перестал лгать. Ну хотя бы напоследок.
- Постараюсь.
Она бросила на меня быстрый взгляд.
- Итак, ты сознаешься, что лгал?
- Я не могу ни сознаваться в этом, ни отрицать этого. Ты вольна думать
все, что хочешь.
- Так просто, да?
- Нет, это вовсе не просто. Я уезжаю, правда. Но даже не могу
объяснить почему. Вот все, что я могу сказать. Это то же самое, как если бы кто-то
должен был пойти на войну.
- Должен? - спросила она.
Я молчал, вконец измученный. Но надо было выдержать до конца.
- Мне нечего добавить, - выдавил я наконец из себя. - Ты права, если
речь здесь может идти о правоте. Согласен, я лжец, обманщик, эгоист. Это и так и не так. Кто может во всем этом разобраться, если правду трудно отличить от неправды?
- Но что для тебя самое важное?
- То, что я люблю тебя, - произнес я с усилием. - Хотя сейчас и не время об этом говорить.
- Да, - ответила она неожиданно мягко. - Сейчас не время, Роберт.
- Почему? - возразил я. - Этому всегда время.
Я видел что она страдает, и это причиняло мне боль, словно я порезал руку острым ножом. Мне так хотелось все изменить, но в то же время я отчетливо понимал, что все это всего-навсего жалкий эгоизм.
- Ладно! - воскликнула она. - Как видно, мы значили друг для друга
меньше, чем нам казалось. Мы оба лгали.
- Да, - сказал я покорно.
- За это время у меня были и другие любовники. Не только ты.
- Я знаю, Наташа.
- Ты знаешь?
- Нет! - ответил я быстро. - Я ничего не знал. И никогда бы не
поверил.
- Можешь верить. Это правда.
Я понимал, что в ней говорит оскорбленная гордость. И по-прежнему не верил ей.
- Я верю тебе, - сказал я.
- Вот уж не ожидала.
Наташа вздернула подбородок. Я очень любил ее в этот момент. Я
был в отчаянии, как и она, только ее отчаяние было сильнее. Тому, кто
остается, всегда хуже, даже если уступаешь ему оружие для нанесения удара.
- Я люблю тебя, Наташа. Я хотел, чтобы ты это поняла. Не для меня. Для
тебя.
- Не для тебя?
Я понял, что снова допустил ошибку.
- Я ничего не могу поделать! - воскликнул я. - Неужели ты не видишь?
- Просто мы чужие люди, которые случайно прошли
вместе отрезок пути, так и не поняв друг друга. Да и как нам было друг
друга понять?
Я пожидал, что ога снова нападет на меня за мой немецкий характер, но
понял: она догадывается, что я этого жду. Предвидеть она не могла только одного - что я не стану возражать. И она отступила.
- Хорошо, что мы расходимся по обоюдному согласию, - произнесла она. - Я все равно собиралась тебя бросить. Не знала только, как это тебе объяснить.
Я понимал, что должен ответить. Но не мог.
- Ты собиралась уйти? - наконец решился я.
- Да. Уже давно. Мы слишком долго были вместе. Такие отношения, как наши, не должны длиться так долго.
- Да, - согласился я. - Спасибо тебе за то, что ты не поспешила. Иначе
я бы погиб.
Она обернулась ко мне.
- Зачем ты снова лжешь?
- Я не лгу.
- Все слова! Ты всегда слишком много говорил. И всегда к месту!
- Только не теперь.
- Не теперь?
- Нет, Наташа. Никаких слов у меня больше нет. Мне грустно и неоткуда ждать помощи.
- Опять слова!
Она встала и начала быстро одеваться.
- Отвернись, - сказала она, - не хочу больше, чтобы ты смотрел на
меня.
Она надела чулки и туфли. Я смотрел в окно. Окна были распахнуты, было
очень тепло. Кто-то разучивал на скрипке "La Paloma", без устали повторяя
первые восемь тактов, каждый раз делая одну и ту же ошибку. Я чувствовал
себя мерзко, я ничего больше не понимал. Мне было ясно только одно: если б я
даже остался, теперь всему пришел бы конец. Я слышал, как Наташа сзади меня
натягивала юбку.
Я обернулся на скрип двери и встал.
- Не провожай меня, - сказала она. - Оставайся здесь. Я хочу выйти
одна. И не появляйся больше. Никогда. Не появляйся больше никогда!
Я пристально смотрел на ее бледное чужое лицо, глаза, глядевшие куда-то
поверх меня, на ее рот и руки. Она даже не кивнула мне, за ней не
захлопнулась дверь, а ее уже давно здесь не было.
Я не побежал за ней. Я не знал, что мне делать. Я стоял и смотрел в
пустоту.