Ужасный, отвратительный сон.
Три слоя происходят одновременно.
Первый слой - должен прити друг, а я – записать для него диск. В течении всего слоя я жду его приезда.
Второй слой – я должен встретиться с сыном бывшего друга отца, с которым он в сильнейшей ссоре (в реальности они все еще друзя, просто отдалились). Телефонный разговор, я обещаю дать ему программу, о которой он просит. Через некоторое время я слышу разговор в кухне, где отец злится и говорит, что чем больше я, идиот, буду общаться с тем парнем, тем больше стану на него похож. Потом приходит ко мне и примирительно, почти голосом мамы говорит мне, обязательно ли мне с ним встретиться. Встреча утром в десять – я думал, что ночь прошла, и мне нужно встать и позавтракать. Я иду в кухню, по пути цинично-радостно говоря отцу, что понимаю, что моя дружба с сыном его бывшего друга политически достаточно невыгодна ему в его компашке, раз он не только опять начал говорить со мной (в действительности мы не разговариваем и не едим за одним столом давно – уже несколько лет, хотя пару раз мирились на несколько дней), но решил грубо лезть ко мне в жопу.
Третий слой – хуже всего. Я лежу на кровати сестер (что я действительно делал), а по комнате бежит хомячок сестры. иногда он бежит и по мне. Как только открывается дверь, хомячок пытается убежать (как обычно бывает и в действительности). В первый раз это у него выходит. Я бегу за ним в зал, а на хвосте у хомячка – зеленая мигающая лампочка, чтобы он не терялся в темноте (у хомячков не бывает таких длинных мышиных хвостов).
После поимки я опять отпускаю его в комнате и закрываю дверь. Потом дверь еще раз открывается, но я кидаюсь, чтобы его поймать. Какие-то вещи падают, подушки и книги, и я, поднявший хомячка, роняю его из рук. Хомяк падает и начинает реветь, как маленький ребенок (а в действительности он тихо плачет, когда на нас обижается). Я опять беру его в руки, его пасть открывается и вытягивается, и он застывает. Я бегу в зал к матери, постоянно перекидывая в голове, как такое могло случиться; ведь иногда хомячок прыгает с моего стола и с ним ничего ге происходит. Потом думаю, что он умер со старости. Потом беру себя в руки: падал-падал, и ничего, а теперь – факт налицо. Хомяк умер после того, как упал. А его тело все еще теплое. Мама дает мне миску и говорит, чтобы я разрезал тело на кусочки и положил в нее, чтобы похоронить. Я начинаю думать, что не сделаю этого, пока хомяк не остынет и я не буду уверен. Маленькое тельце с ужасно скрученным ртом, и такое теплое. Я начинаю щупать его, чтобы понять, что случилось. Но под кожей начинают выступать какие-то непонятные твердые бугорки. На хомяке золотое колечко – такое же, как и у меня в ухе. Оно отваливается и падает мне в ладонь. В этот момент настоящий хомяк (не во сне) пробегает по моему лицу, и я в ужасе просыпаюсь.
Сердце болит. Пойду, выпью валерианки.