Прочитав очередной фанфик на тему: "Джокер лапает связанного Брюса, получая массу садистского удовольствия" я все же не выдержала, и написала свой собственный слэшевый фанфик. Типа "как это должно быть, если уж вдруг произошло по каким-то причинам".
Рейтинг у него почти детский, но это - самый настоящий слэш, в смысле, что отношения между персонажами были.

Я честно предупредила. Итак:

Навсегда

Фэндом – Темный рыцарь
Автор – Лисса
Бета – отсутствует
Персонажи – Брюс/Джокер
Рейтинг – R
Предупреждение - фанфик содержит сцены гомоэротического характера и намеки на личные отношения между персонажами, не замеченными в подобном согласно канону.
Отказ от прав - все персонажи и вселенная принадлежат их правообладателям.
Диклаймер - Интересно, а кто-то еще думал о том, что эти двое могут решиться на слэш без взаимного принуждения, по доброй воле (но – при наличии определенных условий)?
Статус - закончен

Человек в черном плаще медленно шел по улице, скользя взглядом по окнам. Шел мелкий дождь, поэтому воротник у плаща был поднят, а на голове была темная, в тон, фетровая шляпа. Он мало чем отличался от десятков и сотен других людей, спешащих по улицам Готэма. Ну, разве что – тем, что как раз никуда не спешил.
В этот вечер у него не было никаких дел и особенных планов. Иногда – очень редко – на него находило такое вот настроение, и ему снова хотелось быть частью общества. Незаметно ходить по улицам, заглядывать в окна и чувствовать свою связь с живым сердцем этого города. А в остальное время он с ним нещадно сражался, легко обнажая язвы пороков. И те, кто знал его днем, навряд ли могли бы поверить в подобное перевоплощение. Если бы спросили его самого, он просто пожал бы плечами, сказав, что мир полосатый и держится на контрастах. Белое-черное… зеленое-фиолетовое. И так всегда.

Дождь пошел сильнее, и человек открыл зонт, тоже черный. Он был среднего роста, тонок в кости, но одевался с той ненавязчивой элегантностью, что свойственна всем обладателям вкуса. Его одежда не была дорогой, но он в ней приковывал взгляды. Не только путаны, прячущиеся в подворотнях, но и вполне респектабельные особы провожали мужчину глазами. Человек их как будто не замечал. Это было частью игры, точно такой же, как шляпа и воротник, наполовину скрывавший лицо. Сейчас его трудно было узнать, но рисковать не хотелось.
А еще меньше хотелось того, чтобы кто-нибудь, посмотрев на него, в ужасе отшатнулся. Завтра подобная мысль его рассмешит, завтра, но - не сегодня.
Недалеко от него взвизгнули тормоза. Возле модного бутика остановился шикарный автомобиль, из которого выпорхнули две длинноногие блондинки. А потом вышел ОН. Сегодня он тоже выглядел не так, как обычно, сменив глухой черный наряд на гибрид черных брюк и зеленой «штормовки», накинутой на пиджак, но все равно, его с легкостью можно было узнать среди тысяч.
В дневной жизни он совсем не хотел знать его имя. Это делало все таким пресным, а потому он старательно игнорировал факты, становившиеся все более ясными с каждой их встречей.
И надо же было им пересечься сегодня.
Неправильный Джокер. Неправильный Бэтмен. Неправильный мир, ставший вдруг таким маленьким. Он не хотел этой встречи, но, раз уж так вышло… это казалось естественным, подойти ближе, окликнув его: «Мистер Уэйн». И наблюдать, как улыбка сползает с его лица и уходит из глаз, потому что он так хорошо знал этот голос.
- Мы можем поговорить?
Брюс так беспомощно посмотрел на магазин, что мужчине в плаще стало жаль того, что он неспособен сегодня смеяться.
Курьезная ситуация: неправильный Бэтмен гадает, что делать: не то, хватать это вот чудо в охапку, не то – бежать спасать девушек от возможной опасности. Но его оппонент спокойно стоит, ожидая ответа, и это склоняет чашу весов к неучтенному варианту:
- Конечно.
Уэйн даже открыл для него дверцу машины, как будто для дамы. Хотя дама навряд ли села бы внутрь, если бы кавалер сверлил ее вот таким взглядом. Он сел. Убивать глазами нельзя, да и убийств другим способом здесь, на центральной улице, можно не опасаться. Но Брюс торопливо попрощался со своими блондинками, и это навело на мысли о том, что в центре города он оставаться не собирается.
Наверное, этого стоило испугаться, но человек в плаще просто ждал, сложив на коленях руки в перчатках. Даже с учетом того, что сегодня – особенный день, страха не было. Он отбоялся свое уже очень давно и теперь кажется воплощеньем спокойствия. Это поведение было так не типично, что Уэйн помедлил еще пару секунд перед тем, как открыть свою дверцу в машине.
"Наверное, вопрошает себя, не ошибся ли он, - предположил человек. - Это ведь кажется чистой фантастикой: внезапно встретить здесь человека из той, ночной жизни, к тому же, ведущего себя так незнакомо. Наверно, он спрашивает себя, не ошибка ли это, тем более что его все же назвали «Уэйном»....
Наконец, Брюс садиться машину и наклоняется, пытливо вглядываясь в лицо своего знакомого незнакомца. Сегодня неправильный день, и сегодня он прячет то, чем гордиться обычно, но для любимого недруга могут быть исключения. Поэтому Бэтмену позволяется протянуть руку и отвести в сторону воротник, обнажая отметины на щеках, и встретить пытливый взгляд черных глаз. Обычно он убеждает себя в том, что ему все равно, что об этом думают люди, сегодня же для него очень важно, отшатнется ли Брюс, как другие.
Уэйн не отшатывается, шрамы пугают его куда меньше, чем то, что они означают, а потому его хриплое: «Джокер» теряется в поцелуе. Это – мгновенный порыв благодарности, с рождения обреченный на то, чтобы быть прерванным через секунду. Но шок собеседника слишком силен, а потому благодарность сменяется зудом исследователя. От Брюса пахнет парфюмом с нотками хвои и табака, и это прекрасно подходит к его натуральному запаху. Эстет, пробудившийся в Джокере на сегодня, млеет от восхищенья подобной гармонией. А губы Брюса правильно откликаются на его порыв… до того, как сознание перехватывает контроль. Поцелую удалось прожить несколько дольше, вот и все. Или – не все? Случись что-то такое вчера, это стало б причиной для бурной агрессии, но не сегодня. Сегодня это даже не кажется провокацией, ведь язвительные комментарии остались где-то в далеком вчера вместе с гримом и яркой одеждой, и вернуться лишь завтра. А сейчас над машиной витает лишь дух необычности происшедшего и даже взаимной заинтересованности. Сам Брюс не мог не признать, что этот Джокер, в чистой одежде, без грима и с запахом мяты в дыхании уже вовсе не так отвратителен. Рассудок, по-прежнему, настороже, но тело думает о другом. У него было чутье на опасность, отточенное семью годами странствий по миру и многочисленными прыжками по крышам, но сейчас это чувство молчало. Казалось немыслимым, что он может расслабиться рядом с Джокером, но так все и было. К тому же, сейчас он совсем не кажется клоуном: строгий, подтянутый… безупречный. И только шрамы на лице чужды этому облику, как будто какой-то вандал испортил красивую фотографию…
Брюс никогда не жалел Джокера, его преступления были слишком ужасны для этого чувства. Но столь резкая перемена обличия, позволившая ему рассмотреть то, что раньше ускользало от взгляда, породила в груди мимолетное сожаление о том, что сегодняшний облик – лишь маска. Бэтмен порой думал о том, кем был враг до того, как стал Джокером, но никогда не предполагал, что он еще может быть вот таким. Ему казалось, что это перерождение – дорога с односторонним движением, и что безумие клоуна лишь нарастает со временем. Так было почти всегда, но Джокер был странной птицей даже в ряду готэмских психопатов. И, кстати, его поцелуй был неплох, даже для мистера Уэйна. Поэтому, вместо сотни уже подготовленных и вертящихся на языке вопросов, вслух прозвучало его удивленное:
- Ты что, хочешь меня соблазнить?
Этого не было в планах на вечер, как не было этой встречи у магазина. Но Джокер в ответ соглашается:
- Это было б неплохо.
Для него «планы» всегда были фикцией, жизнь слишком часто менялась для того, чтобы ее можно было как следует распланировать. Пожалуй, это была одной из тех точек, в которых его «вчера» и «сегодня» пересекались.
Брюс надавил на газ. Джокер спокойно смотрел в окно, даже не спрашивая, куда они едут: в Аркхэм, в полицию или в мотель. Бэтмену понравилась его молчаливость, ему нравился новый облик и то, что враг ни разу не рассмеялся. То, что Джокер вообще может нравиться, казалось открытием века… хотя мысль о мотеле по-прежнему виделась шуткой. Все же, он нравится ему не настолько и вообще был мужчиной. А Аркхэм с полицией отпадали, потому, что сейчас он был «мистером Уэйном».
К тому же, совсем не хотелось вот так обрывать необычную встречу. Тихий голос в душе говорил о том, что подобного больше не будет, быть может, вообще никогда. Поэтому, проехав пару кварталов, Брюс просто остановился на набережной. Здесь было совсем пусто: дождь не мешал людям ходить за покупками, но желания полюбоваться на море у готэмцев не возникало. Джокер по-прежнему сидел неподвижно, словно бы ожидая инициативы от Бэтмена. Уэйн подумал, посещала ли клоуна мысль о том, что Брюс решил его утопить. Их отношения в прошлом были достаточно непростыми. Но видимо – нет. Или же, что вероятнее, он все же был слишком Джокером для беспокойства о собственной жизни.
- Ты хотел говорить, - напомнил Уэйн. – Интересно о чем.
Его недруг поправил свой воротник, снова скрыв шрамы:
- Я хотел просто поговорить. И у меня нет дел на сегодня.
- Предпочитаешь прогулку? – Брюс указал рукою на набережную.
- Мне все равно, - Джокер был потрясающе лаконичен, особенно для себя. Уэйн все же вылез из машины, и на миг замер, подождав собеседника. Тот грациозно выпрыгнул из «Ламборджини» и приблизился, обойдя широкую лужу. Открыл зонтик. У Бэтмена зонтика не было. Секунду он колебался, но потом вспомнил про поцелуй и взял Джокера под руку, рассудив, что, если уж они позволили себе такой личный жест, то прогулка под общим зонтом будет невинной забавой. Жест Брюса опять был воспринят, как должное. С клоуном всегда было сложно общаться, он поражал Бэтмена полной непредсказуемостью своих действий. Но сейчас у него в груди крепло чувство, что Джокер воспримет как данность любое его поведение. Он был комфортным и искренним, и с ним так уютно молчалось. Даже если это и был хитрый план, Брюс признавался себе в том, что у него давно не было столь приятной прогулки. Было не обязательно говорить что-то дежурное из опасения, что собеседник скучает, и не было необходимости слушать про то, что тебе совершенно не интересно.
Все же, они так давно знают друг друга.
- По-моему, ты ждешь, когда же я сброшу маску, - Джокер заговорил первым.
- И когда это будет?
- Я думаю, завтра, - он был совершенно серьезен.
- А это – лишь маска?
- Возможно, и нет. Быть может, это – лишь крайняя точка для маятника. А я-настоящий всегда был где-то посередине. Так же, как ты, и как сотни других в этом городе.
И снова – молчание в куске жизни длиной целых двадцать шагов.
- Ты всегда знал, что я – Брюс Уэйн? – этот вопрос серьезно его волновал. В ответ – лишь пожатие плеч:
- Я предпочел это забыть. Брюс Уэйн не был мне интересен. Он был приложением к Бэтмену.
- Дай угадаю: вчера, не сегодня.
- Да. Не сегодня.
- Ты все-таки – сумасшедший, - Брюс говорил это… почти с восхищением.
- Сходить с ума лучше весело, - Уэйну не было видно лица Джокера, оно пряталось в тени от шляпы, но показалось, что он улыбается. Сегодня Бэтмену не хотелось игры в кошки-мышки. Повинуясь импульсу, он протянул руку и снял эту шляпу. Волосы под ней были светлыми и слегка вьющимися
- Не зеленые, - озвучил Уэйн собственное удивление. И на сей раз таки увидел улыбку, мелькнувшую на лице.
- Ты знаешь, что натурально-зеленых волос не бывает, - под его испытующим взглядом в голову Брюса настойчиво лезла фраза о соблазнении. Черт! Это все было настолько безумным, что вполне могло начать выглядеть привлекательным. Например, если он чуть-чуть выпьет.
Хотя, может быть, даже без выпивки.
- По-моему, ты готов повторить маленький опыт в машине, - глаза клоуна смеялись, но вот насмешкой все это не выглядело. Брюс замер, а внутренний голос вовсю надрывался о том, как это все глупо. Что он ведет себя, как подросток, не ведающий взрослого мира и взрослых же отношений. И что собеседник его врет так легко, как и дышит. Возможно, именно из-за этого, не веря в чужую искренность, он и решился попробовать.
Брюс более чем ожидал, что предложение будет насмешкой, и что Джокер с хихиканьем отстраниться и скажет ему что-то такое, от чего мигом захочется сломать ему пару костей. Клоун всегда был провокатором. Всегда, но не сейчас. Сегодня чужие губы охотно раскрылись в ответ на его поцелуй. И это уже не было шуткой. Спустя пару минут восхитительно сладостных ощущений Брюс Уэйн поймал себя на том, что обнимает партнера за талию, притягивая поближе. Как странно. Бэтмен не раз приносил его в Аркхэм, положив на плечо, и клоун всегда представлялся ему угловатым и очень худым, но никогда – гибким и чувственным, как сегодня. И от того, с какой готовностью это стройное тело отвечало на прикосновения, в висках уже начинало стучать. Женщины в памяти Брюса делились на две категории: одни были доступными и легко предлагали себя, сразу обозначая, что им интересен лишь секс. С другими всегда была грань, которую не следовало переходить на первом и дальше по счету свиданиях. Здесь было не так. Но, может быть, это лишь потому, что сегодня он целовался не с женщиной?
У Брюса совсем не было опыта в этом вопросе, люди своего пола никогда не интересовали его как сексуальный объект. А Джокер, казалось, не чувствовал ни малейшей неловкости от того, что партнер был мужчиной. Впрочем, Брюс всегда знал, что у этого человека нет комплексов. Хотя Раньше не дал Бэтмену ни одного повода заподозрить себя в «голубых» предпочтениях. Другое дело, что, в силу внешности и привычек, клоун никогда не ассоциировался у Уэйна ни с чем, кроме жесткого садо-мазо. И ему не могло придти в голову, что кто-то, тем более – он сам, хотел бы поцеловать этого психопата… и то, что подобное будет приятно.
- Скажи, почему мне сейчас кажется, будто ты надо мной издеваешься? – спросил Брюс, глядя в чужие глаза. Это было так просто, ведь лицо Джокера все еще находилось так близко. И он все еще держал в руке зонтик, защищая их от дождя. В такой позе ему было трудно как следует проявить инициативу, и это немножечко успокаивало. Уэйн признавал, что нисколько не верит этому человеку. Но приходилось признать также и то, что обнимать его было чертовски приятно.
- Потому, что ты думаешь слишком много, - когда он заговорил, Бэтмен ощутил на лице тепло от дыхания. Но мысль о том, что, наверное, стоило бы отодвинуться, прошла краем сознания, не перерастя в действие. Тем более, что клоун не вырывался и как-то никак не показывал, что он возражает против объятий.
- У нас с тобой все непросто, - сказал Уэйн. И зачем-то добавил: - А я люблю женщин.
- Я – тоже, - спокойно ответил его визави. - И что, это повод отказываться от неожиданного удовольствия? Жизнь слишком короткая.
- А у тебя уже были любовники? - Брюс просто не мог этого не спросить. Произнес – и порадовался, что успел прикусить язык прежде, чем произнес слово «другие». Почему-то идея с мотелем, сначала смотревшаяся лишь шуткой, с каждой минутой казалась реальнее и реальнее.
Возможно, потому, что с каждой минутой становилось все более очевидным, что они оба не против подобного опыта.
- Если и были, - Джокер склонился к его правому уху, и теперь его горячее дыхание обжигало ушную раковину, заставляя сердце биться чуть чаще, - то я позабыл их на следующее же утро. Я не живу прошлым, Брюс. Ты должен знать это лучше других.
- Ты и меня тоже забудешь? – он сам не знал, было ли в этой фразе больше от сожаления или – от облегчения. Вечер казался сказочным сном, в котором мир стал с ног на голову, но мысль продолжить подобные отношения завтра и послезавтра вызывала одну эмоцию: ужас. Хотя бы по той причине, что Джокер в любую минуту мог так же успешно «свихнуться обратно». В его объятиях оказалось так просто забыть обо всем, и о том, что он – сумасшедший убийца, но позабыть это навсегда не получится.
В ответ клоун поднял свободную руку, проведя пальцами по щеке Брюса. Бэтмен ожидал этого с внутренним содроганием, но снова ошибся, в который раз за сегодняшний вечер. Джокер казался задумчивым, а рука вовсе не дорисовывала Уэйну улыбку. Его ласка была просто лаской, без всяких подтекстов.
- Я позабуду Уэйна, но мне никогда не удастся забыть Бэтмена. Летучая мышь занимает в моей жизни столь важное место… но – увы! - это не место в твоей машине, Брюс. И уж тем более, не место в общей постели.
- И ничего личного?
Джокер хихикнул ему в ухо:
- Личного много, но – мы же не женщины, верно? И это – совсем не любовь.
Эта его манера тихонько шептать, почти касаясь кожи Брюса губами, почему-то заводила последнего больше, чем если бы собеседник решился на откровенные ласки. Наверное, потому, что еще четверть часа назад за попытку таких ласк он получил бы по роже. Уэйн вспомнил, как его испугало обычное прикосновенье к лицу: Бэтмен слишком привык ожидать от этого человека лишь только ударов, и для него их «вчера» было очень даже реальным. Потом Брюсу пришло в голову, что Джокер с ним так осторожен как раз по этой причине.
Не хочет спугнуть эту внезапно возникшую магию.
«Жизнь слишком короткая», - так сказал собеседник.
- И завтра не существует? – Брюс чуть отстранился, чтобы поймать чужой взгляд. Желания его тела были вполне очевидны, но Уэйн не из тех людей, что следуют за слепой похотью. Недавно он даже не думал о том, что его может так взволновать мужчина, и тем более – именно этот. А может быть, дело было как раз в том, что он – Джокер? Их поединок тянулся уже давно, и Бэтмен никак не мог победить. Клоун всегда находил способ сказать последнее слово, отравив Брюсу праздник. Возможно, поэтому ощущенье того, что он так послушен желаниям Уэйна и заставляло его сердце так трепетать? Он не хотел просыпаться в постели с мужчиной, нет, но его ум тайно желал получить Джокера и хоть раз не почувствовать себя проигравшим в их отношениях, а тело лишь отзывалось на эту потребность.
Тем более что обстоятельства благоприятствовали.
От мысли о том, что он уже все решил, в груди развернулся комок предвкушения с долей дикого ужаса перед собой. Брюс просто не мог в это поверить.
- Есть только сейчас, милый мой. У нас с тобой есть только сейчас, - Джокер внезапно выронил зонт и положил обе руки Брюсу на плечи. Его намерения были вполне очевидны, и Уэйн не стал отстраняться. Он просто закрыл глаза. Их третий поцелуй был совсем не похож на два предыдущих. Это было уже не исследование территории, и не яростная атака. Чужие губы легонько коснулись угла его рта, потом – верхней губы. Эти невесомые поцелуи лишь намекали и уговаривали его губы открыться навстречу. Больше всего это напоминало аккуратный стук в дверь… или фразу: «Не будет ничего, чего ты не захочешь», просто сказанную без слов. Такая игра была Брюсу в новинку, а потому он немножечко поупрямился, прислушиваясь к своим ощущениям. А вот рука, скользнувшая по его брюкам, оказалось для него неожиданностью, не говоря уж о том, что такой быстрой реакции на прикосновение у него не случалось с пятнадцати лет.
Уэйн открыл глаза, не в силах совладать с изумлением. Соглашаясь без слов на такой опыт, он знал, что получит какие-то новые впечатления, но чтобы такие и так скоро… это было почти как аттракцион: «Почувствуй себя снова подростком». А ведь он мнил себя достаточно искушенным в постельных вопросах.
- По-моему, лучше прерваться сейчас, - прошелестел такой знакомый – и столь чужой голос. – Если, конечно, ты не намерен заняться любовью прямо на набережной.

***
- Я так и не смог понять, зачем тебе это нужно, - произнес Брюс, все еще лежа в постели. Джокер сидел на кровати, одетый в махровый халат, и смотрел на любовника с выражением, больше похожим на тихую грусть. Он не казался счастливым или довольным, скорее – сосредоточенным. А за окном разгорался рассвет, и в бледном свете утра Джей походил на печального ангела, чьи строгие лица взирали на Брюса еще в детстве, в часовне. И вспоминалось вчерашнее: «Есть только сейчас».
- Ну, скажем так: иногда я хочу, чтобы кто-то увидел во мне чуточку больше, чем просто мое изуродованное лицо, - ответил он Уэйну. А тот лишь сейчас вспомнил про чертовы шрамы. В какой-то момент Бэтмен просто перестал замечать их, попав в плен внимательных глаз и ласковых губ. Хотя эти шрамы и раньше были для Брюса не более чем приметой, которая позволяла ему опознать Джокера.
- Не все видят шрамы, - сказал он.
Джей поморщился:
- Они есть всегда, но кое-кто видит чуть больше, чем остальные. Впрочем, я не в накладе: в конце концов, каждый из нас получил, что хотел. Самое время расстаться, пока мы еще не погрязли в утренних сожалениях… и саможалениях. Для меня это лишнее, - он наклонился, пытливо вглядываясь в лицо собеседника:
- Знаешь, вчера я немного лукавил. Я почти что люблю тебя, Брюс, и тут дело не в сексе. Меня восхищает твоя цельность натуры, твоя сила духа и даже твоя очень детская вера в людей. Мои чувства к тебе так похожи на то, что ощутил бы побитый кувшин, уже не способный удержать в себе воду, глядя на новенький и блестящий. Тайная зависть, но пополам с тайной же гордостью за кувшины вообще. Я даже хотел бы запомнить тебя – вот таким, как сейчас. Открытым миру, и без брони на твоем теле и чувствах.
- Хотел бы… но что? – Уэйна изрядно смутила эта тирада. Обычно он не любил говорить со своими партнерами после случайных занятий любовью, когда возбуждение уходило, а женщина, сопящая на подушке, вдруг становилась чужой. Но они не признавались ему в любви перед тем, как уйти. Тем более – таким образом.
- Тогда мне бы пришлось вспоминать и еще слишком многое, - сказал клоун. – И это бы было вовсе… не весело, - он легко встал на ноги, взмахнув полою халата: - Так что… не нужно меня провожать.
Внутренний голос твердил Брюсу о том, что не стоит его отпускать, и что ему, Бэтмену, сегодня же ночью придется гоняться за клоуном по гнусным трущобам. Но он все же не шевельнулся до тех пор, пока не услышал, как хлопнула дверь. И лишь тогда слез с кровати и прошлепал босыми ногами в ванную комнату. Почему-то он ожидал увидеть тут редкий бардак, но ванная выглядела так, будто ей совершенно не пользовались. Как будто еще один человек в этом номере ему просто приснился.
Уэйн тронул рукой белый халат, аккуратно повещенный на крючок, вспомнил печального Джокера, сидящего на постели, и подумал о том, что, наверное, никогда никому этого не расскажет. Вот только выкинуть эту картину из головы у него вряд ли получится.
Клоун снова оставил последний аккорд за собой, но Бэтмена это больше не злило.
Никуда не спеша, Брюс аккуратно побрился, оделся – и вышел из номера, тихо закрыв за собой дверь.
Навсегда.