Пришла девушка из “Литературной газеты”. И попросила разрешения сделать интервью с Виктором Борисовичем.

Я ей предложила: Вы знаете, у него сегодня дурное настроение — а у него действительно было дурное настроение. — Вы напишите мне вопросы, которые вы хотите ему задать, а я отдам ему. Она сказала: Нет, я хочу поговорить с Виктором Борисовичем!..

— Ну, проходите!..

Через некоторое время раздался страшный трубный голос, как будто полетели какие-то предметы, и девушка выскочила как ошпаренная с криком: “Да он в маразме!”. Позже выяснилось следующее.

Девушка начала свое интервью с вопроса:

— У нас в “Литературной газете” публикуется дискуссия о том, что такое реализм. И я бы хотела спросить у вас, что такое реализм...

<...>

Меня однажды и вправду решили выгонять из института.

Из ВГИКа.

Во ВГИКе, надо сказать, Шкловского не любили страшно. То есть просто катастрофически — вся эта партийная профессура. Хотя не признавать его авторитета они не могли.

Меня обвиняли в том, что я не взяла разрешения для работы на кафедре, что я пропускаю занятия, и в какой-то момент меня вызвали в деканат и сказали, что отчисляют за пропуски и прогулы.

Я пришла расстроенная и сказала В.Б., что отчисляться мне нельзя и надо что-то делать.

На что Шкловский потребовал телефонный аппарат в постель, снял трубку, попросил ректора, сказал:

ЭТО РЕКТОР ГИКА??? — Да, — сказал ректор. — А ЭТО — ШКЛОВСКИЙ!!!

Ректор, видно, перепугался, потому что Шкловский ему никогда не звонил: — Да, Виктор Борисович, слушаю, Виктор Борисович...

На что Шкловский неожиданно страшно зарыдал: — Вы забираете у меня мою девочку... мою маленькую девочку... что я буду делать... отдайте мне мою девочку...

И, надо сказать, не потому, что он жизни без меня не мыслил, а потому, что он обожал изображать всяческий маразм.

Лицедействовал — для чего?

Чтобы ректор не подумал, не дай Бог, что здесь какая-то интеллектуальная работа, а просто девочка ухаживает за брошенным придурковатым старичком.

На что ректор почему-то странным образом сказал: — А Вы можете приехать к нам во ВГИК и почитать лекцию?

И Шкловский, который не покидал своего дома уже лет десять, сказал: — Да, я приеду.

И в действительности приехал. И был не то чтобы аншлаг — а сидели друг у друга на плечах, и еще друг у друга на плечах, и весь первый этаж был запружен — так вот, не то чтобы аншлаг — была полная сенсация — В.Б. не был во ВГИКе с 40-х годов.

Таким образом, очень трудно было отделить лицедейство от истинного.

Еще.

Была в доме Матрена Сергеевна, 82 лет, она помогала по бытовой части.

Шкловский очень волновался, что он зарабатывает недостаточно денег — а он всегда, с юности содержал огромное число людей: тетушек, родственников, их детей, друзей в опале, — и периодически требовательно говорил:

— Сима, я ничего не заработал, Сима. Чем мы будем жить, Сима?

— Витя, — отвечала Серафима Густавовна своим прокуренным голосом. — Витя. Ты заработал много денег. Тебе из Японии прислали гонорар.

— Где этот гонорар?

— Он в шкатулке.

— Матрена Сергеевна, несите мне шкатулку!

М.С. несла шкатулку и ставила ему на грудь. Там действительно были деньги.

Он открывал шкатулку, брал верхнюю купюру и говорил:

— Что это, Матрена Сергеевна?

— Двадцать пять рублей.

— Это много или мало?

— Это очень много, В. Б.

— Ну, хорошо. Купите себе платье, — и он совсем успокаивался.

Не знаю, что тут было от игры, а что от правды...

Или вот однажды, когда я подошла к нему попрощаться вечером — после того, как они с женой выпили уже свой кефир и собирались заснуть. И я его погладила по голове — а голова у него была невероятно приятная, гладкая, и гладить ее было приятно. Я погладила его и вдруг почувствовала, что щека у него мокрая: Шкловский плачет.

Я наклонилась к нему, а он прошептал:

— Все-таки он был стукач... и коммерсант...

— Кто???

— Арагон...

http://magazines.russ.ru/znamia/2003/6/kurs.html
Аркус про свою работу у Шкловского