24 июля 2011г. В N-ской области в 2 км от города N сошел с путей товарный состав. Причиной катастрофы, по предварительной версии, был подрыв. Несколько первых вагонов уничтожено. По неофициальным данным, поезд перевозил образцы секретного биологического оружия. Место крушения оцеплено, ведется следствие.


Сухие, официальные слова…Маленький, неприметный заголовочек, ничем не выделяющийся из десятков других. Рядовое событие, одно из тех, что происходят в этом мире каждый день.
Ежедневно СМИ выливают на человека тонны негативной информации. Газетные колонки пестрят кричащими заголовками, словно соревнуясь между собой в яркости и выразительности описания того или иного происшествия. Красивые телеведущие с идеальной прической и ровным загаром вещают будничным, обыденным, абсолютно безразличным голосом о том, что где-то упал самолет, разлилась нефть, произошел взрыв, кого-то ранили, изнасиловали, убили… Наше сознание атакует кровь, ужас, смерть… И это мирное время, повседневная жизнь.
Политики потом удивляются, почему женщины не хотят рожать детей, почему все больше и больше людей кончают жизнь самоубийством… Предлагают будущим матерям деньги с целью исправления сложной демографической ситуации… И не понимают, что деньгами здесь не поможешь. Люди видят все это, видят ужас и грязь современной жизни и, поскольку желают своим детям счастья, подсознательно решают, что в этом мире им нечего делать.
Запретить показ подобных передач? Скрывать информацию от народа, радостно рассказывая об увеличении надоев и освоении новых целинных земель, с помощью жесткой цензуры ограничивая проникновение в СМИ любой негативной информации? Это не выход.
Самое страшное не в том, что что-то случается плохое. А в том, что люди привыкли, и их устраивает такая жизнь.
Кого-то избивают на улице? Большинство пройдет мимо, отвернется, не заметит… Единицы вмешиваются, но другие их не понимают, крутят пальцами у виска, вроде как не твои это проблемы, зачем же ты ищешь лишний геморрой на свою задницу?
Лучшее, что может сделать среднестатистический современный человек – это посочувствовать и повздыхать. Обсудить событие на кухне. И порадоваться, что это случилось не с ним.
И никто не хочет ничего менять.
В чем же причина подобного поведения? Страх «замарать чистую рубашку»? Лень? Защитная реакция?
Я считаю, что наиболее вероятно последнее. Люди стремятся отгородиться от жестокого мира в своем маленьком и тесном мирке, запереться в теплой квартире, закрыть глаза, вроде как я не вижу проблему, то ее как бы и нет. Люди сделали свои сердца каменными, чтобы иметь возможность жить «нормальной жизнью», чтобы не сойти с ума от избытка негатива, чтобы не утерять веру в лучшую жизнь и светлое будущее, чтобы не отчаяться и не опустить руки, чтобы верить, что не все еще так безнадежно.
Но это действует, пока самого человека не коснулась трагедия…

Когда это случилось, мне было всего 12 лет. Это событие, круто изменившее нашу судьбу, ворвалось в жизнь города в обыкновенный воскресный день, когда лето было в разгаре, и жаркое июльское солнце плавило асфальт, а в воздухе стоял запах цветочных клумб, пыли и автомобильных выхлопов.
Естественно, каждый стремился на природу, поближе к воде, в том числе и наша семья. Никто еще не знал о том, что воздух, вода и почва источают смертельную опасность. Нас никто не проинформировал о случившемся. Уж не знаю, чья в этом вина и в чем – в недооценке истинной серьезности катастрофы, в стремлении скрыть этот факт в надежде, что все разрешится само собой или дело в том, о чем нам было страшно даже думать: в запланированном эксперименте. Факт в том, что народ не знал…
Нас вроде бы и не старались просветить… Да, в заголовках газет появилось небольшое сообщение, даже не на первой полосе, мимо которого проскальзывал взгляд, цепляясь за шокирующие подробности жизни звезд или перебранки политиков на очередных выборах. Хотя, если говорить по правде, люди не стремились утром читать газеты, главное было – освежиться в реке и сбросить усталость рабочей недели.
Ни о какой эвакуации, как вы уже догадываетесь, речь и не шла. Как я думаю, в правительстве просто не хотели скандала, разбирательств, проникновения в СМИ информации о биологическом оружии. А может, хотели превратить нас в подопытных кроликов…пренебречь судьбой одного городка ради развития всего человечества… Мы считаем, что каждый ученый должен нести ответственность за область применения собственных изобретений. А эти разработки, влияние которых на природу и человека не смоделировано, до конца не выяснено или не выяснено вообще, они опасны прежде всего для самого человека.
Итак, мы возвращались вечером с реки, веселые, расслабленные и отдохнувшие. Отец рассказывал какой-то анекдот, мать заливисто смеялась… Мы с Сашкой и Юлей развлекались на заднем сиденье.
Но как только наш старенький «москвич» въехал в город, все сразу же притихли, высунувшись в окна. Что-то было не так…
Я внимательно всматривалась в знакомые улицы, пытаясь понять причину странного чувства. Но вот взгляд стал выцеплять «чужеродные элементы»: людей, одетых в новейшие комбинезоны химзащиты и шлемы-противогазы с широкими непрозрачными черными стеклами.
Атмосфера праздника как-то сразу улетучилась. Мы поднялись в свою квартиру в молчании…

На следующий день отец пришел с работы раньше обычного, велел мне и матери не выходить из квартиры и тяжело опустился в кресло, низко склонив голову и обхватив ее руками. Мы с матерью сели напротив него на диван, обнявшись. Мы не понимали, что происходит, было страшно, но не пытались его расспросить. Наконец, после долгого и тяжелого молчания, отец поднял голову и оглядел семью пронзительным взглядом, по которому мы сразу поняли, что случилось нечто ужасное. Расспрашивать его было бесполезно, если он решит, что это необходимо, то расскажет сам.
Отец смотрел на нас и молчал. Я тоже на него смотрела, и заметила, что у него появилась морщинка между бровей.
Наконец, он встал и сказал, что нам нужно уезжать. Причем немедленно.
Мама удивилась: как же так? Как мы можем покинуть город, где родились и выросли еще их родители?!!
Тогда отец начал говорить. О том, как в городскую больницу стали привозить заболевших людей десятками. Многие умирают прямо на улицах, даже те, кто успел доехать до больницы, оказались не в выигрышном положении: врачи просто не знают, как им помочь. Ближе к полудню стали ходить слухи о экологической катастрофе…
Мы быстро собрали все самое необходимое и бросились в машину.
«Людей в черном» стало намного больше. Они ходили и занимались своей неведомой работой, никому ничего не объясняя, не отвечая на расспросы, и их темные молчаливые фигуры навевали панику и уныние.
Я помню, как прощалась с родным домом навсегда.. По щекам катились слезы, потому что оборвалась привычная жизнь, и предстояло навсегда проститься со школой, соседями, друзьями… Мама успокаивала меня, непрерывно повторяя, что там, неведомо где, на новом месте у нас будет новая жизнь, намного лучше прежней… Но ей самой мало в это верилось… В конце концов она принялась говорить о том, что отъезд временный, и рано или поздно с этим разберутся, и мы снова сможем вернуться жить в родной дом, и восстановится нормальная жизнь, нужно лишь немного подождать…
Но возвращение не заставило себя долго ждать… В нескольких километрах от города мы заметили танк, стоящий поперек дороги. И солдат, одетых в черные костюмы, шустро возводящих стену с колючей проволокой вокруг городка.
Мы стояли возле «границы» 4 часа. Никого не выпускали, а тех, кто пытался прорваться через заграждение, ловили и увозили назад в город.
Отец не рискнул прорываться, и нам пришлось вернуться…
За следующие несколько недель погибла почти половина населения, включая моего отца.
Никого по-прежнему не выпускали. Теперь пытавшихся сбежать расстреливали. «Черные» больше больше не переходили «границу»… Но все равно мы почти безвылазно сидели в квартире, казавшейся пустой без отца. Мама все время плакала… Мы с Юлькой жили в одной комнате – погибла вся ее семья, и она переселилась к нам. Сашка тяжело болел, уже неделю. Все удивлялись, как долго он держится. Каждый день мы с Юлькой молились, чтобы он выжил, хотя уже почти и не надеялись… Насмотрелись, что случается с заболевшими…
Естественно,в город перестали завозить продукты, и на улицах по прошествии некоторого времени стали происходить настоящие войны за еду, одежду и лекарства… Наш отец перед смертью позаботился о том, чтобы обеспечить семью всем необходимым на 3 года вперед, поэтому мы сидели тихо, стараясь не привлечь внимание бывших соседей и друзей…
Спустя год люди перестали умирать. Осталось всего лишь чуть побольше 500 человек. Трупы были убраны с улиц, похоронены или сожжены…
Осажденные военными, лишенные средств связи, мы оказались разбросанными по разным кварталам голодными, обозленными одиночками, не появляющимися на улице без оружия и готовыми к внезапному удару в спину.
И тут появились они, ученые и военные… Они отлавливали нас на улице, грузили в специальную машину и куда-то увозили, накачав снотворным. Мы просыпались в сырых подвальных помещениях, где на нас ставили опыты. Эти годы окончательно убили в нас веру в добро и справедливость…
Нам ничего не объясняли, но по обрывочным репликам мы выяснили, что же все-таки случилось. И новость о том, что наши организмы мутировали…