Трек 42. «По следам Маленького принца»
Вечером, пока ещё не стемнело, решаем снова отправиться на крышу. Дом берёт плед и «Маленького принца», и мы поднимаемся наверх.
Рыжие солнечные лучи отбрасывают на поверхность крыши длинные синеватые тени антенн. Вокруг нас всё ещё густой от дневного зноя воздух, но редкие порывы ветра начинают приносить хоть какое-то облегчение.
Мы садимся, спрятавшись в тени вентилляционной шахты, и я открываю книгу.
Дом сидит рядом, привалившись спиной к стенке шахты и подтянув колени к груди. Его взгляд сосредоточен на полыхающем апельсиновым пожаром горизонте, а рука машинально дёргает нитки, торчащие из прорехи на коленке джинсов.
Привычный городской гул здесь, наверху, кажется призрачным, словно кто-то приглушил гигантский радиоприёмник, оставив лишь рокот далёких волн.
Я перелистываю первую страницу, а налетевший ветерок, подхватывает ещё пару страниц. Дом поворачивает голову, отрывая взгляд от горизонта, и его пальцы замирают на оборванной нитке.
— Ну так что? — он подталкивает меня локтем, словно я задерживаю начало спектакля. И я начинаю читать вслух.
Взгляд Доминика скользит по странице и останавливается на рисунках.
— Это же сам автор рисовал? — он наклоняется ближе и тыкает пальцем в удава, проглотившего слона. — Как ребёнок.
— Так и задумано, он же пилот, а не художник.
Когда я дохожу до барашка в коробке, Дом хмыкает:
— Барашек? В коробке? Ну и... гениально, — его губы дрожат от сдерживаемого смеха.
— Тут важно, что внутри, — объясняю я, но он уже прислонился плечом ко мне, продолжая разглядывать рисунок.
— Похоже на мою гитару. Снаружи — просто коробка, а внутри… — он щёлкает пальцами, — целая вселенная.
Я снова переворачиваю страницу. Здесь Маленький принц говорит о том, что любит закаты, особенно когда грустит.
— Я тоже люблю закаты, — подхватывает Дом, не сводя взгляда с горизонта. — Особенно когда солнце растекается, как расплавленное мороженое. Прямо вот такое... липкое и апельсиновое.
— И ты бы стал смотреть на это сорок три раза подряд?
— Сорок три? — в голосе Доминика слышится недоумение вперемешку с иронией.
— Да. «Однажды я за один день видел заход солнца сорок три раза!», — цитирую я Маленького принца, тыкая пальцем в строчки.
— Нет, мне хватает одного. Ну или двух, если первый пропустил... — он присвистывает, глядя на горизонт, где солнце уже почти коснулось крыш. — Но сорок три... Это ж надо! Это... как слушать один и тот же трек на повторе, пока не начнёшь петь его во сне. Но почему именно сорок три, а не сорок два или сорок четыре?
— Не знаю, — я пожимаю плечами, рассматривая рисунок в книге. — Автор так захотел. Или... Может, столько нужно, чтобы понять, что закат — это не конец, а обещание того, что завтра будет новый день.
— Или он просто сбился со счёта. — Дом вновь откидывается спиной на стенку шахты и улыбается, щурясь на медленно ползущее к горизонту солнце.
Он замолкает, когда я начинаю читать про розу, выросшую на астероиде. Глаза Доминика закрыты, а пальцы выстукивают еле уловимый ритм по краю пледа.
— Эй, ты что, уснул? — дёргаю его за майку.
— Не-а, — бормочет он, не открывая глаз. — Просто так легче... представлять. Как она там, на астероиде… Роза, я имею в виду. Наверное, как соседка с пятого этажа: колючая, но если поливать…
Когда я дохожу до делового человека, считающего звёзды, Дом вдруг вскидывает голову и с серьёзным лицом заявляет:
— Пятьсот миллионов?! Врёт! Звёзд в космосе гораздо больше! Одних только красных карликов в нашей галактике...
— Ты как тот деловой человек! — перебиваю я, тыкая его книгой в бок. — Считаешь звёзды вместо того, чтобы слушать сказку.
Он зажмуривается, притворно хватаясь за сердце:
— Ранен в самое ядро! — но через секунду уже смеётся, почесывая загорелую коленку через прореху на джинсах.
— «Моя краса и радость недолговечна... А я бросил её, и она осталась на
моей планете совсем одна!» — продолжаю я читать.
Дом сидит неподвижно, уткнувшись подбородком в руки, сложенные на коленях.
— Ну и бред, — вдруг хмурится он. — Если роза такая хрупкая, зачем нужно было её сажать? Надо было кактус выбрать. У него колючек больше. Он живучий… и не ноет.
— Она сама выросла, — напоминаю я.
— Ну, значит, нужно было посадить её в горшок и взять с собой. И всё. — Он разводит руки в стороны, изображая цветочный горшок.
— А может, роза гораздо сильнее, чем кажется? — тихо спрашиваю я. — Даже если у неё всего четыре шипа.
Доминик смотрит на меня, но молчит, а я протягиваю ему книгу:
— Держи, теперь твоя очередь читать — я устала.
Он пробегает глазами по строчкам, облизывает губы и зачитывает несколько предложений. Затем замолкает, как будто вслушивается в эхо своего голоса, и снова возвращается к чтению, на этот раз уже более уверенно.
— «Хотел бы я знать, зачем звёзды светятся… Наверно, затем, чтобы рано или поздно каждый мог вновь отыскать свою», — Дом фыркает, как будто наткнулся на серьёзную опечатку в тексте. — Вообще-то, звёзды светятся из-за термоядерного синтеза. Водород в гелий, энергия, фотоны… — он щёлкает пальцами, изображая взрыв. — Бум! И никакой романтики.
Я смеюсь, закрывая лицо ладонями:
— Ты становишься занудой!
— Я не зануда! — возражает он. — Просто... вдруг Маленький принц захочет стать астрофизиком?
— Ты же сам говорил, что звёзды — это чьи-то мечты. Забыл?
— Нет, — голос Доминика звучит тише. — Но это антинаучно. Хотя... иногда звёзды и впрямь помогают найти правильный путь.
— Термоядерный романтик... Читай уже дальше, Эйнштейн.
Он продолжает читать, иногда водя пальцем по строчкам. Вдруг его голос смягчается:
— «Если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственным в целом свете…»
Он на мгновение замолкает, потом откашливается и добавляет с напускной небрежностью:
— Это же про кота, да?
Я пожимаю плечами.
— Ага. Или про кого-то, кто ест мороженое с чипсами, потому что «так вкуснее».
Дом впивается взглядом в страницу книги и нервно ёрзает на месте. Затем бросает на меня быстрый взгляд.
— Так. Кажется, и меня уже кто-то приручил. Даже не спросив разрешения.
Я смотрю на него с улыбкой.
— А ты и так единственный на всём свете. Даже если бы я и хотела — второго такого уже точно не найду.
— Ну, это… не то чтобы я жалуюсь. Но вдруг я привыкну, а ты возьмёшь и… — он делает взмах рукой в сторону.
— Исчезну? — поддакиваю я, подпирая подбородок кулаком. — Тогда будешь, как тот принц, искать меня по всей галактике.
Дом вздыхает.
— А я, похоже, нашёл свою розу здесь, на Земле.
Я смущаюсь из-за его внезапной откровенности.
— Если ты про меня, то я, скорее, мудрый Лис, который учит тебя простым истинам.
— Ну, может, и Лис... Но всё равно с колючками, — Дом закрывает книгу и смотрит на горизонт: солнце уже практически скрылось за крышами, небо стало тёмным, и вокруг нас начали сгущаться сумерки.
— Это не колючки, это... ежовые рукавицы! — смеюсь я. — Вы же с котом совсем распуститесь, если я не буду за вами следить. Да и вообще... я теперь в ответе за вас обоих!
Он тоже смеётся, утыкаясь лбом в книжку. Потом открывает её и, поднеся ближе к глазам, снова читает.
— «...зорко одно лишь сердце. Самого
главного глазами не увидишь», — он перечитывает эту строчку дважды. Точно Маленький принц, повторяющий наставления Лиса. — А я ведь даже не знаю, есть ли у меня сердце.
Он прикладывает ладонь к груди, а я спрашиваю:
— Стучит?
— Стучит, — кивает Дом.
— Оно ещё и болеть может. Ну, то есть, не только в прямом смысле.
Он несколько секунд смотрит на меня, как будто не решаясь спросить о чём-то, а потом отводит взгляд в сторону.
— Это как утром, да? Когда поссорились?
— Вот видишь, значит, сердце у тебя точно есть.
Когда Дом доходит до разговора принца со змеёй, голос его почему-то становится тише.
— Он же не...? — Доминик не договаривает фразы, но я и так понимаю, что он хотел спросить.
— Не знаю... он так хотел вернуться на свой астероид к своей розе... что готов был пожертвовать ради неё жизнью. Хотя, конечно, приятнее думать, что он просто улетел домой.
Доминик кивает и прячет глаза, снова утыкаясь взглядом в текст. Оставшиеся страницы он дочитывает, не отвлекаясь на шутки и не комментируя сюжет.
Когда книга, наконец, закрывается с тихим шорохом, над крышей повисает молчание. Только далёкий гул города напоминает, что мир где-то там, вдали, всё ещё живёт своей жизнью. Дом откидывается назад, поднимая глаза к небу, по которому уже рассыпались мерцающие точки, и вдруг произносит так, будто рассказывает решение сложной задачи на экзамене:
— Я, кажется, понял. Моя звезда… она как баобаб. Тот, что пускает корни сквозь астероид. Если не вырвать вовремя — разорвёт всё на части.
Я в недоумении смотрю на него, а он продолжает:
— Я думал, она светит для кого-то, а на самом деле... она сеет этот... весь этот бардак. Страхи, ночные кошмары, электромагнитные аномалии и даже дурацкие поводы для ссор.
— А Маленький принц говорил, что баобабы нужно выпалывать. Каждое утро, на рассвете.
— Легко сказать, — Дом усмехается. — У меня ведь и лопаты нет.
— Зато у тебя есть я. И кот. Кот в этом деле у нас вообще профессионал. Ты же видел, как ловко он выполол вчера фиалку из цветочного горшка. Так что ты всегда можешь позвать нас на помощь.
Дом улыбается мне одними глазами и незаметно придвигается ближе — так, что наши плечи соприкасаются. И кажется, звёзды над головой вздыхают с облегчением, ведь сегодня наша планета спасена.
Настроение простуженное