В этот миг она вздрагивала и просыпалась от собственного крика. Вскакивала с кровати и бежала успокаивать Дашу и Гришу. Когда они снова задремывали, сбрасывала насквозь мокрую ночную рубашку, быстро одевалась, повязывала платок, обувала сапоги и бежала доить корову. После дойки выгоняла ее на пастбище, заносила в дом ведро с молоком, переливала его в кувшин и тогда уже будила всех остальных. Выставляла на стол скудный завтрак. Обычно это был хлеб из лебеды или из крапивы и немного вареной картошки. Давала детям задания по хозяйству и шла в колхоз на работу. Целый день вертелась, как белка в колесе. Обязательно надо выработать минимальную норму трудодня, или лишишься земельного участка, а то и под суд пойдешь. Для семьи это голодная смерть. На обеденном перерыве обсуждала деревенские новости с бабами, ругалась с бригадиром из-за начисления рабочих часов, украдкой прихватывала с поля пшеничные колоски и прятала в карманах. Вечером возвращалась домой. Дети ждали ее с нетерпением. Они садились за стол, быстро съедали бедный ужин и выходили в огород собирать картошку. Ваня уже копал землю наравне с ней. Совсем взрослый стал. Через год, когда исполнится двенадцать лет, он получит трудовую книжку, начнет работать в колхозе и будет помогать семье. Остальные дети шли за ними и собирали картофельные клубни в мешки. Порченые и сгнившие откладывали отдельно на грядку. Они первым делом пойдут в пищу. К концу дня болело все тело, скручивало судорогой ноги, очень хотелось есть, но Настасья держалась из последних сил. Кормила детей, укладывала их спать, переплетала косу и только тогда ложилась в холодную постель. И сразу накатывало страшное воспоминание, которое в течение дня удавалось изгонять из мыслей. В ее сне у Ивана было сплошное кровавое месиво вместо лица.

На исходе второй недели почтальонша Зинаида наконец решилась вручить ей серый прямоугольный конверт. Оказалось, все это время он лежал в ее брезентовой сумке. Накануне ночью тоскливо завывал пес в соседнем дворе, и Настасья увидела другой сон. Она сидела у озера, а Иван стоял рядом в черном пальто, с которого ручьем текла грязная вода.
— Ваня, зачем ты так тепло оделся? — радуясь, что сейчас у него нет ран на лице, удивленно спросила она.
— Так надо, — сказал он и сунул руки в карманы. — Теперь у меня есть только это черное пальто, тебе же будет другой подарок. Ни в коем случае не отказывайся. И радость у тебя еще случится, а мы с тобой встретимся позже. Пока же прощай. — Он поднялся на пригорок, обернулся и настойчиво сказал: — Возьми подарок хотя бы из-за детей. — И ушел.
Настасья проснулась в отличном настроении. Домашняя работа в руках спорилась, и на сердце было беспричинно радостно. А все потому, что во сне не было крови и ужаса.
У калитки ее встретила Зинаида, неразборчиво пробормотала приветствие, пряча покрасневшие глаза, быстро вручила конверт и убежала прочь. Настасья осела на сырую землю и тихо без слез завыла. Вспомнилось ей, как они начали встречаться, и Иван провожал ее домой после танцев. Как целовались в жаркие летние ночи. Как гуляли на шумной свадьбе. Как родила она в поле первенца, и Иван бережно вез их на телеге домой. Как однажды пришел домой пьяный, и они поругались. Он ударил ее, а потом стоял на коленях, вымаливал прощение и клялся, что больше пальцем не тронет. Как провожали всем селом его и остальных призывников на фронт. Как получала от него редкие письма с большой задержкой. И теперь ничего не будет. Больше он ее не поцелует, не обнимет, не ударит. Никогда.

С соседнего двора прибежала агрономша Галина, увидела конверт-похоронку и всплеснула руками.
— Ну-ка, вставай. Не сиди на холодной земле, а то застудишься.
Она помогла Настасье подняться, завела обратно в дом и уложила на кровать. Дети настороженно притихли, а Даша расплакалась.
— Ох, горе какое, — бормотала Галина, энергично растирала ее ледяные руки и советовала: Настя, ты поплачь, поплачь, и сразу полегчает. Ваня, видишь, матери плохо. Идите, побудете у нас. Пусть она полежит, не беспокойте ее.
Ваня, сдерживая слезы, кивнул, взял Дашу и Гришу за руки и увел их. Яша побежал следом, а Полю Галина остановила.
— Посиди с матерью, воды поднесешь или за помощью сбегаешь, если совсем худо станет. Настя, — обратилась она к Настасье, — пойду я на молотилку. Ты никуда не ходи: отлежись, приди в себя. Бригадиру я скажу. И знаешь... — Галина помолчала. — Может, ошибка вышла, всякое случается. Пишут, что человек погиб, а потом от него письмо приходит. И ты не забывай, что у тебя дети. На кого их оставишь?
— Не бойся, ничего я с собой не сделаю, — устало ответила Настасья и закрыла глаза. — Ты иди, а то за опоздание Иваныч сожрет с потрохами. Спасибо за все, Галя.
— Было бы за что, — с горечью сказала та, поднялась, одернула юбку, глядя на сжавшуюся Полю, покачала головой и быстро вышла прочь.

Настасья лежала и слушала, как на стене тикают ходики. Рядом висела свадебная фотокарточка в золоченой рамке. Лица и одежда на ней были грубовато раскрашены. Тогда они отпросились у председателя на целый день, чтобы съездить в город. В фотоателье щеголеватый мужчина долго усаживал их на стулья, смотрел в объектив аппарата, бегом возвращался обратно и поправлял воротник или менял положение рук. Потом приколол на ее платье брошь и дал букет из искусственных цветов. Снова отошел, удовлетворенно кивнул, нырнул под черное покрывало и сделал снимок.
Настасья тяжело вздохнула и надорвала конверт. Мелкий печатный текст расплывался перед глазами. Она сжала бумагу в дрожащих руках и поднесла ближе к лицу. В сухих официальных строчках сообщалось, что рядовой Иван Силантьев погиб смертью храбрых при форсировании реки Псел. Где-то на Украине. Вот и все, что осталось от их счастья. Официальное письмо и фотокарточка, с которой Иван смотрит строго и немного надменно. И на могилу не сходишь, чтобы поплакать, потому что нет ее и не будет.
Раздался судорожный всхлип, и Настасья медленно повернула голову. Поля сидела на табуретке рядом с кроватью и тихонько плакала. Дети... Как она могла забыть? Ваня, Поля, Яша, Гриша и Даша. Что теперь с ними будет? Все это время она жила с мыслью, что муж вернется, и станет легче. А сейчас надежды похоронены вместе с ним в далекой стороне. Настасья спустила ноги с кровати, поднялась, погладила Полю по волосам и поправила платок.
— Я пройдусь немного, подожди меня здесь.
Поля подняла заплаканное лицо и кивнула.

Настасья, не разбирая дороги, брела через лес. Юбка порвалась, когда она продиралась через кусты, платок сбился с головы, сапоги заляпались в грязи. Сначала ее душили сухие рыдания, в горле стоял ком, потом пролились слезы, но они не принесли облегчения. Все вокруг заволокло тьмой. Тьма была внутри и снаружи. И никакого просвета в будущем не предвиделось.
Неожиданно раздался звонкий смех. Настасья огляделась и увидела, что стоит по колено в воде. Она и не заметила, как зашла в озеро. На большом камне, с которого летом любили нырять дети, сидела русалка в белом свадебном платье и расчесывала длинные спутанные волосы. Настасья застыла, не в силах двинуться с места. Нет, не может быть. Конечно, старики постоянно рассказывают про лесную и водяную нечисть. Мол, русалками становятся девушки и дети, умершие и утонувшие на русальной неделе*, просватанные девушки, не дожившие до свадьбы и младенцы, умершие некрещенными. Но все прогрессивные люди давно знают, что такие россказни не более, чем сказки. Еще до войны в деревню приезжал лектор и очень убедительно, на примерах доказывал невозможность их существования.
— Воешь? — русалка откинула волосы назад и зябко передернула плечами.
С бледного прозрачного лица смотрели темные неживые глаза, а на груди сверкал комсомольский значок. Настасья дернулась, как ошпаренная, и в ужасе прикрыла рот ладонью, приглушая рвущийся наружу крик. Это была Василиса. Она умерла еще до войны, сгорела в одночасье от лихорадки, и хоронили ее в наряде невесты. Люди поговаривали, что такая внезапная смерть за неделю до свадьбы случилась неспроста. Якобы какая-то соперница навела порчу, а жениха приворожила. И действительно, всего через месяц Степан женился на библиотекарше Александре, которая была вдвое старше его, и уехал с ней в город. Тогда всякие сомнения в злом умысле окончательно отпали.
— Значит, потеряла мужика, — скрипуче сказала русалка и снова засмеялась.
— Чур меня, чур, — бормотала Настасья и позабыв, что неверующая, быстро крестилась и пятилась назад.
— Ладно, будет тебе какой-никакой жених, — вздохнула русалка. — Правда, с небольшим изъяном, но в бедственном положении и такой сгодится. — И бросила гребень, которым расчесывала волосы, на берег. — Возьми, в нем твоя новая судьба, — указывая на него длинной бледной рукой с синими венами, приказала она.
Настасья в ужасе уставилась под ноги. Она с детства знала, что нельзя подбирать гребень, найденный на берегу реки или в лесу. Ведь ночью нечисть обязательно придет за своим добром прямо в дом.
— Бери же! — Русалка поднялась, выпрямилась во весь рост, глянула рассерженно, взмахнула руками, и поток ледяного воздуха сшиб Настасью с ног.
Она упала на колени, неожиданно вспомнила, о чем говорил Иван в последнем сне, и схватила гребень. Присмотрелась. Самый обычный. Костяной, с резным верхом, потемневший от времени, с обломанными крайними зубьями. Над озером пронесся облегченный вздох, и снова стало тихо. Русалка исчезла, а на камне сидела лягушка**. Посидела-посидела, громко квакнула и прыгнула в воду. Настасья опять перекрестилась, спрятала гребень за пазуху и бросилась домой.

Там она положила гребень в шкатулку и до поры до времени забыла о странном происшествии. Тем более, что забот хватало. Работа, дом, хозяйство, дети — все требовало внимания. И погоревать об утрате некогда. А через полгода к ней на двор пришел колхозный счетовод Петр Илларионович Гаврилов и сунул в руку измятый тетрадный листок. На одной стороне были какие-то расчеты, а на второй предложение выйти за него замуж. Вот тогда Настасья снова вспомнила про наказ Ивана, про русалочий гребень с обломанными зубьями и сильно удивилась. Потому что счетовод был видный мужчина: образованный, культурный, непьющий, только глухой, и потому его не призвали на фронт. Вспомнила и дала согласие. В ее нынешнем положении выбирать не приходилось, а мужские руки в хозяйстве требовались, да и детям без отца было плохо. Тем же вечером она поставила свечки за упокой души раба божьего Ивана и рабы божьей Василисы, поблагодарила их за подарки и за новую жизнь.

На озеро Настасья больше никогда не ходила. И при виде лягушек у нее начиналось сильное сердцебиение, горловое удушье, а на душе становилось очень тоскливо — хоть волком вой. Еще Петру Илларионовичу строго-настрого запретила покупать черное пальто. Он не стал противиться и купил ей трофейное платье и оренбургский платок. Этот интеллигентский поступок вызвал большой ажиотаж. После недолгого обсуждения бабы единогласно постановили, что Настасье очень повезло со вторым мужем, и сказали много хороших слов. Когда в следующую русальную неделю ей снова приснился Иван, она с удовольствием пересказала их похвалы. И, кажется, ему было приятно это слышать.

* Русальная неделя — неделя до или после Троицы.
** По народным поверьям русалки могут превращаться в белок, рыб, крыс, лягушек, сорок.

— И с кем поселили эту невзрачную девку? — не посчитав нужным понизить голос, поинтересовалась она у Сэма и передала ему соевый соус.
— Вроде бы, с Линдой. — Маргарет вопросительно вздернула бровь, и он пояснил. — Ну, довольно высокая, рыжие волосы, похожа на модель. Учится на биологическом факультете. Вполне в твоем вкусе. Не помнишь?
— Нет. Ладно, неважно. И как ей понравилось соседство с пакистанкой? Наверное, комната уже провонялась специями? Сплошная экзотика? — Она скривилась и изобразила рвотный позыв.
— Вообще-то, она приехала из Индии и прекрасно говорит по-английски, — отодвинув коробочку с китайской лапшой, негромко ответил Сэм и посмотрел на нее с укоризной.
— Ой, из Индии — это совсем другое дело, — ни капли не смущаясь, рассмеялась Маргарет. — Но, как бы там ни было, я не выношу жирные задницы. При виде них у меня начинается страшная изжога.
— Слушай, ты просто ужасна, — улыбаясь против воли, заявил он. На Маргарет вообще невозможно долго сердиться. — Нельзя говорить такие вещи. Это ведь оскорбительно и попахивает расизмом.
— Ага, я знаю, — весело ответила она. — Поэтому гореть мне в аду после смерти, но задница у нее все равно отвратная.
— Конечно, ты у нас избалована. Встречаешься с самой красивой девушкой в университете.
— Все в твоих руках, Сэм. Кое-что отрежь, кое-где нарасти и попробуй отбить у меня Клер. Скорее всего, не получится, но ты рискни, — с ехидцей посоветовала Маргарет.
Сэм не выдержал и стукнул ее палочками по лбу, в ответ Маргарет кинула в него пончик. Они рассмеялись и продолжили дурачиться, не обращая внимания на тихое неодобрение окружающих. И тут Амрита наконец-то посмотрела в их сторону. На нее мгновенно обрушился водопад веселого презрения. Она поразилась силе и яркости эмоций. Как же долго пришлось искать кого-то стоящего и перебиваться случайными, скудными источниками — бледными копиями настоящих чувств. И вот наконец в ее распоряжении редкая жемчужина, которая, пожалуй, достойна занять центральное место в коллекции. Надо будет поблагодарить богов за бесценный дар. Амрита встала, прижала сложенные ладони к груди, склонила голову и поприветствовала их.
— Намасте***.
— Привет. — Сэм вскочил и попытался скопировать ее жест. — Я Сэм, а это моя подруга Маргарет. — Он незаметно толкнул ее, намекая, что следует поздороваться, но не дождался никакой реакции.
— Амрита. — Она представилась, с удовольствием отметив, что произвела нужное впечатление.
Они не отрывали от нее глаз. Впрочем, юноша Амриту не интересовал. Она явилась ему непривлекательной, полной, темнокожей индианкой, облаченной в неяркое сари. Ничего особенного. Зато Маргарет видела двойственный лик то ли божества, то ли демона — одновременно кроткий и грозный, прекрасный и безобразный, невинный и порочный, влекущий и отталкивающий. Амрита позволила ей выбирать: уйти или остаться. И колебания были недолгими. Маргарет принесла добровольную жертву, влюбившись с первого взгляда.

2.

Последнее воспоминание о жемчужине? Оно окрашено густой кровью, скрипит на зубах пеплом и смердит мертвой любовью. Оно невероятно прекрасно. Маргарет щедро отдавала всю себя, и Амрита сполна испила любви, утолив древнюю жажду. Но этого всегда недостаточно. Слишком светло, слишком чисто. Легкая закуска перед основным блюдом. Разрыв отношений произошел в ресторане, сразу после того, как Маргарет ушла от Клер и осталась одна. Открытая и беззащитная.

— Давай ненадолго расстанемся, — сказала Амрита и нежно улыбнулась. На смуглых щеках появились ямочки. Маргарет так любит целовать их, скользя губами по теплой бархатистой коже. — Нам необходимо успокоиться и как следует обдумать будущее. Лучше всего сделать это на расстоянии.
Ошарашенная Маргарет молчала, нервно комкая салфетку. Пока что от нее исходили легкие, почти прозрачные флюиды растерянности. Амрита с наслаждением выпила их и аккуратно поместила на дно узкого сосуда, размещенного в глубине памяти. Он уже наполовину наполнен, и сегодня она вольет туда бездонный океан чувств. Нельзя пролить ни капли. Иначе напиток потеряет вкус и аромат, лишится неповторимой индивидуальности.
— Понимаешь, твое расставание с Клер оказалось невероятно тяжелым и изматывающим. И теперь я хочу отдохнуть, прийти в себя, разобраться в своих чувствах, — продолжила она, сделала глоток шампанского и положила руки на стол. Тонкие золотые браслеты зазвенели, устремляясь к запястьям.
— Подожди... Мы же так мечтали о дне, когда сможем быть вместе, и сейчас ты предлагаешь разойтись? — Маргарет непонимающе нахмурилась, бросила смятую салфетку и схватила Амриту за руки.
Через ладони струилось белесое, как бельмо на глазах у слепого, недоумение. Амрита жадно пила его, пропускала через себя и отправляла в сосуд.
— Неужели я непонятно объяснила? Я слишком долго ждала, когда ты решишься уйти от нее. И не знаю, осталось ли хоть что-нибудь от нашей любви, — раздраженно ответила она и потребовала. — Отпусти!
Маргарет беспрекословно повиновалась. Амрита небрежно коснулась ее подарка — кулона из крупного темно-синего сапфира, выточенного в форме сердца, — и пригубила мутное серое негодование.
— Ты издеваешься? — В голосе Маргарет звенела неприкрытая обида, окрашенная в болезненно-розовый цвет.
Вот оно. Наконец-то. Начался переход к самой сильной эмоции, которая испепелит все на своем пути, оставляя после себя мертвую выжженную пустыню.
— У тебя есть кто-то другой? Отвечай! — Маргарет сжала тонкую ножку бокала.
Любуясь побелевшими костяшками пальцев, Амрита собрала по капле кроваво-красную душную ревность и сцедила в сосуд. Все так предсказуемо, так примитивно, но какие же сильные чувства.
— Или ты мстишь за то, что тогда в кафе я смеялась над тобой? — Бурое колючее подозрение переплелось с нарастающим багровым гневом, и Амрита подлила масла в огонь.
— Ну наконец-то догадалась. Верно, все верно. Не думала же ты, что я забуду, прощу нанесенное оскорбление? К тому же, так приятно ставить высокомерных белых господ на место.
— Какая же ты дрянь! — Маргарет размахнулась и изо всех сил ударила ее по лицу.
Амрита на мгновение зажмурилась от безумного блеска всепоглощающей ярости, но тут же подставилась всем телом под мощную волну. Глупые люди придают слишком много значения словам и поступкам и бездумно разбрасываются самым ценным, что у них имеется — чувствами. Тем лучше для нее.
— Зря ты это сделала, — покачав головой, тихо сказала она и встала. Кажется, пора заканчивать.
— Нет, нет. Да что же это? Я не хотела! — умоляюще воскликнула Маргарет. — Прости меня! Прости! — Она вскочила и протянула к ней руки.
Слезы ручьем текли по ее лицу. Она была такой потерянной, такой жалкой. Печальное зрелище. Амрита, не торопясь, выпила беспросветно-черное отчаяние, тлеющее на кончиках пальцев, и закупорила сосуд. Напиток готов. Можно уходить.
— Не подходи, — холодно приказала она. — Все кончено. Прощай, Маргарет.
Амрита вышла, спустилась по ступенькам, села в ожидавшее такси и сообщила водителю, куда ехать. В ресторане осталась мертвая сморщенная оболочка, пропитанная едкой болезненно-желтой ненавистью. Бедная Маргарет. Теперь она долго не сможет любить. Не исключено, что больше никогда.

3.

Амрита вошла в маленький дом на окраине Лондона и закрыла дверь на крепкий засов. Потом прошлась по комнатам, задернула плотные шторы на окнах, включила свет и отворила потайную дверь. Зажгла толстую витую свечу и спустилась в глубокий подвал. Посреди небольшого зала находился бассейн, заполненный зеленоватой, дурно пахнущей жижей. Она перелила собранный напиток в стеклянную чашу и поставила ее на каменную полку в один ряд с другими. Сняла серьги, браслеты, ожерелье и положила их рядом с чашей. Медленно расплела косу, избавилась от одежды и с видимым облегчением сбросила кожу, когда-то принадлежавшую девушке-дхоби****. Много веков назад односельчане убили бедняжку за нарушение кастовых обычаев как раз возле ее убежища. С наступлением ночи Амрита выползла наружу и позаимствовала верхний покров с тела — не пропадать же добру. Новый облик позволил выбраться на дневной свет из холодной темноты и помогает успешно охотиться за лучшей дичью на свете — чувствами людей. Сегодняшняя добыча очень богата. Хватит надолго. Ближайшие сто лет можно будет не выбираться на поверхность и неспешно смаковать квинтэссенцию любви.

Гигантский белый слизень, оставляя липкий след, дополз до бассейна, плюхнулся в жижу, устроился поудобнее и замер в ожидании следующей охоты.

* Амрита — с санскрита "бессмертная".
** Маргарет — с греческого "жемчужина".
*** Намасте — индийское и непальское приветствие.
**** Дхоби — с хинди "мыть". Индийская каста, относящаяся к неприкасаемым, которая специализируется на стирке белья.

— Хотел бы я стать сутенером.
— Кем? — От неожиданности мама поперхнулась чаем.
— Сутенером, — вытягивая ноги, повторил Аркадий и продолжил: — У меня было бы очень много шлюх. Но никаких блондинок, ибо я их ненавижу. Только натуральные брюнетки и шатенки. Ну, и рыжие тоже нормально.
Мама разнервничалась и решила вытереть пыль. Но Аркадий не хотел успокаиваться. Идея захватила его целиком и полностью.
— Ты случайно не знаешь, как становятся сутенерами? — поинтересовался он.
— Нет. — Мама вздрогнула и опрокинула вазу с тюльпанами. Вода ручейком потекла на ковер. Она охнула и кинулась вытирать лужу. — Могу только предположить, что надо поработать в этой сфере или вступить в связь с проституткой.
— Фу, мне такое не подходит, — бездумно глядя в экран телевизора, скривился Аркадий. Ему не нравились люди, рекламировавшие майонез. В их улыбках чувствовалась фальшь и страсть к легкой наживе. — Не хочу работать проституткой. Почему нельзя просто прийти и повелеть, что я ваш сутенер?
— Потому что так не бывает, но есть много других занятий, и даже не придется заниматься сексом. — Она осторожно присела на краешек стула и вытерла пот со лба.
— И никакого толку! — Он вскочил и нервно забегал туда-сюда по комнате. — Знаешь, как хреново у меня с выбором работы? Я постоянно рассматриваю новые варианты. И всю дорогу мимо! Мне нужна творческая, но денежная профессия. Чтобы был неполный рабочий день, и никакого давления сверху. И...
— Аркаша, а не хочешь хоть на какую-нибудь работу устроиться? — не выдержала мама. — Хватит попусту фантазировать! Между прочим, тебе уже за тридцать, а ты до сих пор сидишь на моей шее. Как ты будешь жить, когда я выйду на пенсию? Или, не дай бог, умру?
— Так, что-то мне нехорошо. — Аркадий резко остановился. — Кажется, у меня температура. Срочно принеси градусник. — Он медленно подошел к дивану и улегся ничком.
Она вздохнула, покачала головой и пошла за аптечкой.

Аркадий сжал зубы, согнул ноги в коленях и приступил к измерению температуры. Мама приглушила звук у телевизора. Время пошло. Спустя десять минут он взглянул на результат.
— Мама, тридцать семь! Посмотри: тридцать семь! Вызови мне врача, я умираю! — Аркадий громко застонал и прикрыл глаза ладонью.
Из-за тяжелой болезни выбор профессии вновь откладывался на неопределенный срок.

Вечером папа вернулся в очень мрачном расположении духа и с порога заявил.
— Значит, так. Больше никогда! Ходи с ней сама!
Мама красноречиво хмыкнула и промолчала.
— Мы прошли кучу магазинов! — воинственно сверкая глазами, сообщил папа. — И ей ничего не понравилось.
— А я виновата, что продается одно дерьмо? — разозлилась Дина и бросила сумку на пол. — Всюду дурацкие стразы и вообще. Я не цирковая мартышка, чтобы носить такое уродство!
— Ладно. Мойте руки и идите ужинать, — мама развернулась и пошла на кухню.

Насытившись, папа не подобрел, а продолжил возмущаться.
— И все время, что мы ходили, она смотрела в сторону мужских отделов и ныла, что мужское лучше. А когда я предложил купить там, то она отказалась. Сказала, что девочки это не носят.
— Ну, в общем-то, она права, — осторожно заметила мама и положила ему вторую порцию гуляша.
— Да? Ты послушай, что было дальше. Потом она обвинила нас в том, что мы не родили ее мальчиком!
Мама накрыла крышкой кастрюлю с бульоном и с интересом посмотрела на Дину.
— А что? Разве не так? — Дина тщательно размазывала пюре по тарелке.
— Мы виноваты в том, что она не может купить себе кроссовки, — кипятился папа. — Доченька, так пришей себе мужскую пиписку и становись мальчиком. Все проблемы решатся одним махом.
— О, ведь это идея, — Дина решительно наколола на вилку кусок мяса.
— Совсем с ума сошел! Советчик недоделанный, — рассердилась мама. — Это очень плохая идея. Дина, ты не сможешь иметь собственных детей и нормально заниматься сексом, — объяснила она. — Тебе такое надо?
— Да какая разница! Секс, дети, бла-бла-бла. На хрена они сдались, если у меня нет нормальных кроссовок и джинсов? — с горечью спросила Дина.
Мама не нашлась, что ответить, зато отыскала виноватого и стукнула папу половником по лбу.

Когда коляска, украшенная цветочными гирляндами, бесшумно приземлилась в мягкую пыль, то кованые узорчатые ворота мгновенно открылись словно по мановению волшебной палочки, стражники крепко спали, опираясь на алебарды, и путь оказался свободен. Госпожа Роза беспрепятственно въехала в город и, оставляя за собой шлейф странного будоражащего аромата, неспешно пересекла центральную площадь, миновала богатые кварталы, застроенные роскошными особняками, проехала по главной аллее парка и закончила путь в нижней части города возле пустующего дома часовщика Тюпина. Прошлой зимой он тихо и незаметно отошел в мир иной. После его смерти не осталось наследников, завещания тоже не обнаружилось, и по закону имущество сначала отходило в собственность города, а затем выставлялось на торги. Горячий интерес к будущему объекту продажи уже проявили две влиятельные персоны.

Табачный фабрикант Гиц во всеуслышание объявил, что намеревается построить на месте ветхого деревянного дома и заброшенного сада цех по производству своих знаменитых фиалковых сигар, популярных во всех заоблачных мирах. Граф Нарисс вступил в борьбу из чистой вредности и желания досадить наглому выскочке-простолюдину, кичившемуся своим богатством и посмевшему купить особняк рядом с его фамильным гнездом. Противостояние господ вылилось в публичную перебранку слуг, предсказуемо перешедшую в драку, и привело к тому, что власти решили взять предмет спора под охрану. На всякий случай, чтобы не произошло неприятных случайностей вроде случайного поджога или самовольного захвата.

Важную миссию доверили городскому сторожу дядюшке Лютусу. Он-то и оказался единственным свидетелем появления госпожи Розы и клялся, что в ее коляску были запряжены две гигантские мохнатые гусеницы с острыми зубами в несколько рядов. От них исходило загадочное зеленоватое свечение. После остановки около дома они лопнули словно мыльные пузыри, и в темное звездное небо вспорхнуло множество бабочек. От тихого шуршания их крылышек на него навалилась внезапная сонливость, и потому не о чем больше рассказывать. Ведь врать и придумывать он не мастак. Разве что спалось очень сладко и привиделось, что ему снова девять лет, он сидит на пороге дома и слушает веселую песенку лукового супа, булькающего в на плите, а потом матушка зовет его обедать. Впрочем, это совсем неинтересно. Кому нужны рассказы о снах одинокого старика?

И хотя, на следующее утро сбежавшиеся зеваки своими глазами видели пустую упряжь, никто не поверил ему. Находились даже такие, что крутили пальцем у виска и объясняли буйство разыгравшейся фантазии дядюшки Лютуса нездоровым пристрастием к кактусовой настойке. Мол, чего только спьяну не померещится. А он ни с кем и не спорил, ничего не доказывал, просто отпивал по чуть-чуть из маленькой плетеной бутылочки, которую всегда носил с собой в боковом кармане, и продолжал стоять на своем: "Видел и все тут". И надо сказать, что сие упорствование пошло ему только на пользу. Спустя несколько дней после своего приезда госпожа Роза увидела недалеко от своего дома кучку горожан, потешавшихся над стариком. Движимая любопытством, она неслышно приблизилась, послушала его рассказ, подивилась странной, немодной в нынешнем веке честности и, недолго думая, предложила ему место сторожа. Выделила для проживания флигель в саду и отвела постоянное место за кухонным столом справа от очага. Так, на склоне лет, дядюшка Лютус получил от судьбы заслуженную награду - покой и полный пансион. И все потому, что всегда говорил одну лишь правду. От честности, в конце концов, тоже получается польза. Только мало кому по нутру долгое ожидание и невысокие проценты на выходе, и от того она не пользуется спросом.

Но прежде к дому, занятому неизвестной особой, примчался мелкий чиновник из городской мэрии. Чрезвычайно высокий рост и длинный нос не помешали господину Пустовету провести расследование так, что никто его и не заметил. Интересная особенность - быть пустым местом, проявилась у него еще в детстве, и он как следует отшлифовал ее, с каждым годом становясь все неприметнее. Непосредственный начальник очень ценил его за такое полезное качество, но почему-то не продвигал вверх по служебной лестнице. Впрочем, подобному человеку даже такого признания было более, чем достаточно. Господин Пустовет потолкался в толпе, послушал, что говорят, поглазел за ограду, принюхался к ситуации, сделал соответствующие выводы и помчался докладывать о творящемся безобразии. Власти отреагировали незамедлительно.

Не прошло и часа, как к воротам дома прошествовал отряд городской стражи во главе с важно пыхтящим капитаном Матисом. Подчиненные бежали впереди и грозными криками разгоняли зевак в стороны. Наконец, он подошел, отдышался и только протянул руку к дверному молотку, как госпожа Роза возникла на пороге, облаченная в странное одеяние, напоминающее балахон. Окинув строгим взглядом старый засаленный мундир бравого вояки, она с неодобрением покачала головой и ломким, хрупким, неземным голосом посоветовала его супруге использовать для выведения жирных пятен старое проверенное средство. А именно, смешать морскую соль, привезенную с пятой луны, с настойкой слюны венерианского дракона, нанести смесь на пятно, оставить на десять минут, присыпать золой и на закате очень энергично встряхнуть одежду в сторону юга. Капитан Матис с усилием приподнял кустистые брови, ухватился за большой круглый живот и заухал как сова. Окружающие поддержали веселье и с нужной долей подобострастия засмеялись.
— Ох, уж эти дамочки, — молвил он, но тихонько велел своему адъютанту запомнить рекомендацию.
Забегая вперед, скажем, что совет оказался весьма полезным, и капитан Матис преисполнился молчаливым уважением к первой дельной женщиной, которую ему довелось встретить за всю свою жизнь. Чтобы они говорили сразу по делу, без всяких финтифлюшек - о таком чуде он даже в сказках не слышал.
— Вы, наверное, хотите узнать, по какому праву я въехала в этот дом? — спросила госпожа Роза.
Капитан Матис, готовясь произнести грозную речь, деловито подкрутил левый ус, поправил перевязь, любовно погладил эфес шпаги и громко прокашлялся. Толпа за его спиной оживленно гудела, предвкушая словесную баталию. Но ожидания не оправдались. Госпожа Роза ласково улыбнулась, изящно взмахнула рукой и по воздуху поплыл негромкий звон от ее хрустальных браслетов. Он струился во все стороны, обвивался вокруг щиколоток, поднимался вверх, заползал в нос, путался в волосах и навевал каждому приятные воспоминания из прошлого.
— Ведьма! Как есть ведьма! — в тот же вечер, обращаясь к своему попугаю, сказал некий торговец Градиус. — Но вспомнить о заключении первой удачной сделки было приятно, что скрывать. Она так волшебно пахла сладким земляничным вином.
Между тем, госпожа Роза извлекла из широкого рукава свиток, перевязанный золотистой муаровой лентой, и торжественно вручила капитану Матису со словами.
— Прошу удостовериться в моих правах.
Он небрежно развернул пергамент, повертел в руках, недовольно пробормотал, что нотариусы, будь они неладны, пишут чудными буквами. Ну не признаваться же, что не обучен грамоте. И приказал адъютанту разобраться с каракулями. Тот, запинаясь, начал читать, и стало ясно, что это купчая на дом часовщика Тюпина. Капитан Матис не поверил своим ушам, выхватил свиток и подозвал господина Пустовета, незаметно крутившегося поблизости. Он внимательно просмотрел текст, разглядел подпись нотариуса, удостоверявшего сделку, аккуратно поцарапал печать, пожал плечами и вынес вердикт.
— Документ подлинный.
— Это очень плохое известие, — подумав о том, что финансирование со стороны фабриканта Гица и графа Нарисса теперь прекратится, расстроенно пробормотал капитан Матис, тяжело вздохнул и возвратил документ владелице. — Добро пожаловать, в наш славный город любезная… — он начал приветственную речь и запнулся.
— Госпожа Роза, — церемонно представилась та.
— Госпожа Роза, — повторил капитан Матис. — Вам здесь понравится, гарантирую, — он звонко щелкнул каблуками сапог, изобразил подобие поклона, неуклюже развернулся и направился обратно в казарму, чтобы перекусить и вздремнуть перед приходом домой.
В конце концов, его обязанность состоит в том, чтобы честно нести службу, против закона он идти не намерен и с женщинами воевать не собирается. Пусть богачи сами разбираются с возникшей проблемой.

Так госпожа Роза поселилась в самом конце Яблоневой улицы. А мечты фабриканта Гица пошли прахом, потому что оспорить договор, удостоверенный весьма уважаемым нотариусом Розаром, не представлялось возможным. Его давний недруг бурно радовался. Впрочем, недолго. Примерно через неделю случился большой скандал. Графиня Нарисс сбежала с молодым любовником, прихватив фамильные драгоценности и ценные облигации. Город загудел словно растревоженный улей, взоры сплетников мгновенно обратились в сторону сиятельного рогоносца, и госпожа Роза смогла выйти в город, почти не привлекая внимания.

2.

В ночь перед ее первой прогулкой лил дождь, и наутро во влажном воздухе смешались запахи травы, цветов, фруктов, выпечки, свежей и тухлой рыбы, вони с городских помоек и чернил. Привычные ко всему горожане не обращали особого внимания на эту какафонию и занимались тем, что им было положено по статусу. Стражники исправно дремали на постах и выводили носами затейливые рулады. Уличные музыканты усердно крутили ручки своих шарманок. Извозчики протирали штаны на козлах в ожидании клиентов. Торговцы на рынке громко расхваливали товары и яростно торговались за каждый гольден. Ремесленники пряли и ткали, выделывали кожу, шили одежду и обувь, чинили часы, мастерили посуду, выпекали хлеб, жарили мясо и рыбу и чего они только не делали. Шум в их квартале стоял знатный. Слуги в богатых домах усиленно делали вид, что работают в поте лица. Их хозяева пили ледяной лимонад, вели беседы и предвкушали вечерние развлечения. Ростовщики подсчитывали доходы при задернутых шторах. Чиновники всех мастей занимались крючкотворством. Губернатор Пин-Пон, закрывшись в кабинете, раскладывал пасьянс. Школьники сидели за партами и мечтали о каникулах. Малыши играли, баловались и цеплялись за материнские юбки. Кумушки сбивались в кучки и сладострастно сплетничали. Трактирщики наливали посетителям крепкую смородиновую настойку в деревянные кружки. Нищие клянчили милостыню. Старенький священник Ирс молился о спасении душ: днем он просил о милости официальных богов, ночью возлагал жертвы на алтарь запрещенных идолов. Госпожа Роза открыла тяжелую деревянную дверь, спустилась по ступенькам, прошла по узкой дорожке, вымощенной недорогим красноватым камнем, издавна поставляемым с Марса, вышла за ворота, и направилась в агентство по найму прислуги.

Выглядела она безупречно. Ванильные розы, приколотые к шляпе и к широкому поясу, затянутому на талии, источали сладкий дивный аромат. Маленькие сережки из розового сатурнианского золота вызванивали меланхоличную песенку, им вторили каблучки изящных туфелек. Шелковые перчатки плотно облегали руки и не топорщились на локтях. Подол пышного платья цвета пепельной розы шелестел словно крылья бабочек и сам собою поднимался выше щиколоток перед лужами. При каждом шаге с него осыпались мерцающие камушки. Уличные мальчишки со свистом и улюлюканьем бежали следом, набивали ими карманы и пытались рассмотреть лицо госпожи Розы, надежно скрытое полями шляпы. Впоследствии те, что заглядывали с правой стороны, рассказывали, будто бы она юна и прекрасна, как лунное божество. Те, что подсматривали слева, не соглашались и утверждали - такую страшную морщинистую ведьму еще поискать надо. И только один мальчик - сын бедной молочницы, обогнал всех, посмотрел прямо и не болтал о том, что увидел. Вообще, с тех пор говорил исключительно по делу и никогда не делил мир на черное и белое. Мало того, взялся за ум и пошел учиться ремеслу. И в результате из него вышел толк. Когда он вырос, то весьма преуспел: стал владельцем мясной лавки, обеспечил семью и пользовался уважением соседей. Впрочем, до этого предстояло еще расти и расти. Пока же он отошел в сторону и присел в задумчивости под деревом.

А госпожа Роза в сопровождении шумной и веселой компании дошла до незримой черты, разделявшей бедные и богатые кварталы и продолжила путь в одиночестве. Мальчишки, несмотря на юный возраст, знали степень допустимого баловства и благоразумно остались на своей территории. Она подошла к невзрачному дому, расположенному на левой стороне улицы, поднялась по начищенным сверкающим ступенькам, громко постучала бронзовым молотком в мощную дубовую дверь и отступила на пару шагов назад. Через минуту ей открыла высокая сухопарая служанка в скромном сером платье, белоснежном переднике и чепце.
— Милости просим, госпожа, — она сделала легкий книксен и посторонилась, пропуская гостью внутрь. — Хозяйка уже ожидает вас.
Госпожа Роза приветливо улыбнулась и шагнула за порог. Ее провели по длинному темному коридору и завели в небольшую, скромно меблированную комнату. За строгим бюро восседала мертвенно бледная дама в бархатном черном платье. Вся она, казалось, состояла из сплошных острых углов: узкое, неподвижное словно маска, лицо, колкий режущий взгляд, тонкий жестокий рот, острые плечи, талия, немилосердно затянутая в корсет, и руки, больше всего выдававшие истинную сущность. Очень тонкие, но сильные, твердые, с длинными пальцами, слегка загнутыми внутрь. Руки тайной отравительницы. При виде вошедших дама поднялась и присела в глубоком реверансе.
— Присаживайтесь, любезная госпожа, — немного шепелявя сказала она, приказала служанке принести кофе и пирожные и принялась бесцеремонно изучать госпожу Розу, оценивая таким образом ее платежеспособность.
Та смотрела в ответ, но двигал ею не деловой расчет, а обычное женское любопытство, приправленное легкой насмешкой. Уж больно необычной была история жизненного успеха госпожи Белладонны.

Когда-то она сама была служанкой, но ей удалось вскружить голову престарелому барону Гегину. Он сделал ее личной экономкой и впоследствии завещал четверть состояния. Став свободной и обеспеченной, госпожа Белладонна не кинулась играть на бегах, спускать деньги в игорных домах или тратить их на молодых мужчин с улицы Хризантем. Она не испугалась всеобщего осуждения, отклонила несколько предложений о замужестве и предпочла заняться тем, что умела лучше всего. Вложила капитал в свое дело и продолжила работать. Сначала было нелегко. Пришлось бороться с конкурентами и с мстительной вдовой барона, вознамерившейся уничтожить наглую прислугу. Госпожа Белладонна направо и налево раздавала взятки, любезничала с нужными людьми, при необходимости низко интриговала, пускала в ход чары, три раза ловко воспользовалась ядом, и теперь, спустя десять лет, ее агентство процветало. Она вела дела железной рукой и очень дорожила своей безупречной репутацией. Правда, злые языки поговаривали, что ее тайным любовником был сам мэр Пин-Пон. Якобы он тайком заходил к ней каждую вторую субботу месяца. Но разговоры, не подкрепленные доказательствами - не более чем пустая болтовня.

Негромко скрипнула дверь и, держа в руках круглый поднос, появилась служанка. Подошла к столу и неторопливо начала расставлять чашки с блюдцами, тарелки, начищенный серебряный кофейник, сахарницу, два молочника, бутылочку персикового ликера, баночку медузного конфитюра с Нептуна, стоившего целое состояние и блюдо с пирожными. Дамы отвлеклись и с удовольствием наблюдали за ее действиями. По комнате поплыл аромат свежесваренного кофе. Наконец, служанка пожелала приятного аппетита и, прижимая поднос к груди, удалилась.
— Надолго вы в наши края, любезная госпожа? — разливая кофе по чашкам, поинтересовалась госпожа Белладонна.
— Думаю, навсегда, — госпожа Роза присела напротив и с предвкушением вдохнула тонкий аромат. — У меня слабое здоровье, а в вашем городе очень благотворный климат.
— Вероятно, позже подъедет ваш супруг с детками? — продолжила расспросы госпожа Белладонна. — Желаете сливки и сахар?
— Нет, я одинока, — надвигая шляпу на лицо, просто ответила госпожа Роза. — И то, и другое.
— Сливки кремовые или кофейные? — прихватывая серебряными щипчиками кусочек сахара, уточнила госпожа Белладонна. — Тогда много прислуги вам, вероятно, не понадобится?
— Пожалуй, смешайте в одинаковых пропорциях, — немного подумав, ответила госпожа Роза. — И три кусочка сахара, — она потянулась к блюду и выбрала розовое воздушное пирожное. — Мне потребуется пять девиц не старше двадцати лет.
— Попробуйте вот это, — госпожа Белладонна указала на травянистое пирожное-раковину. — Новое творение нашего знаменитого кондитера Ромиуса. Сливочное суфле с шоколадом из изумрудных водорослей, внутри прослойка из земляничного вина и молодых крабов.
Госпожа Роза последовала ее совету, взяла лопаточку, положила лакомство на тарелку и откусила кусочек.
— Потрясающе, — восхитилась она и взяла еще одно пирожное.
— Угощайтесь, угощайтесь, — госпожа Белладонна пила кофе маленькими глотками и с наслаждением наблюдала за клиенткой. Ей нравились люди со здоровым аппетитом. — Имеются какие-то особые требования к прислуге? — она поднялась, незаметно оправила платье, подошла к бюро, надела очки и начала деловито перелистывать толстые конторские книги со списками кандидатур. — Скорее всего вам еще понадобится пара слуг, повар, садовник, конюх, кучер, сторож, прачка, швея и ...
— Нет, только пять служанок, — надкусив очередное пирожное, твердо ответила госпожа Роза. — Никаких требований, кроме одного. Это должны быть первые девицы, которые сегодня зайдут в ваше агентство в поисках работы или по любой другой причине. И вы расскажете им о том, что служить придется за один гольден в месяц. Если они согласятся на такие условия и продержатся год, то в конце их ожидает не просто большая награда, а исполнение заветной мечты. Гарантией будет служить письменное обязательство, которое я заверю своей кровью.
Госпожа Белладонна не просто удивилась, она решила, что у клиентки не все в порядке с головой. Заключать кровный контракт может только безумец. И, главное, с кем? С прислугой? Но будучи, настоящим профессионалом, даже не изменилась в лице, разве что чуть приподняла тонкие брови.
— Несколько необычное пожелание. Но думаю, что смогу его выполнить, — поджав губы, сказала она и с шумом захлопнула толстую книгу.
— Не сомневаюсь, — ответила госпожа Роза и потянулась к кофейнику. — Мне рекомендовали ваше агентство как самое лучшее.
Госпожа Белладонна польщенно улыбнулась, аккуратно коснулась рукой идеальной прически, вернулась обратно, и они продолжили мило беседовать о сумме гонорара за услуги.

3.

На следующее утро пришла Гермиза. Она казалась настолько обычной, что просто скулы сводило от скуки. Родилась в семье бедного столяра, окончила четыре класса в школе при церкви, помогала матери выполнять черную работу в богатых домах, нянчила младших братьев и сестер, потом тайком от родителей пришла в агентство госпожи Белладонны, и там на платных курсах для служанок ей придали нужный лоск и как следует вымуштровали. Внешне в ней тоже не было совершенно ничего примечательного: средний рост, обычное сложение, прямые каштановые волосы, карие глаза, аккуратный нос с небольшой горбинкой и тонкие губы. Но выглядела она как новенькая, только что отчеканенная монетка. Уроки госпожи Белладонны не пропали даром. Волосы были аккуратно уложены, лицо и руки поражали молочной белизной, не хуже, чем у какой-нибудь знатной дамы, в голосе звучали бархатные нотки, взгляд выражал желание служить верой и правдой. Однако в глубине души бушевали нешуточные страсти. На самом деле Гермиза была весьма амбициозной особой с холодным и рассудочным умом. Она не собиралась всю жизнь быть служанкой и намеревалась использовать любые возможности, чтобы добиться большего. Поэтому странное предложение после некоторых раздумий сочла выгодным и небезынтересным. В заоблачных мирах редко подписывали что-либо своей кровью. А уж если делали это, то старались непременно выполнять обязательства. Становиться вечным должником или изгоем с клеймом на лбу никому не хотелось. Правда, при виде запущенного сада и ветхого дома она чуть было не развернулась обратно, но все-таки решила не торопиться с выводами и прежде осмотреться как следует. Дядюшка Лютус, недовольно ворча, провел ее в дом и вернулся на лежанку под старым абрикосовым деревом.

Гермиза подошла к кушетке, на которой в томной позе возлежала хозяйка дома, с поклоном вручила рекомендательное письмо и осталась стоять рядом, скромно потупив взор. Госпожа Роза вздохнула, свернула конверт в трубочку, поднесла к зажженной свече, подожгла и прикурила от него тонкую длинную сигарету. Комната наполнилась тишиной и прозрачным голубоватым дымом, навевающим сладкую дрему. Гермиза возмущенно нахмурилась, но сдержалась и промолчала. Однако в этот миг стала видна ее истинная сущность - амбициозность, ловкость, хитрость, лицемерность, жестокость и холодность. Пока госпожа Роза курила, она незаметно оглядывалась вокруг. Оценивала богатое убранство салона, с завистью разглядывала белоснежные волосы, пышную грудь, маленькие ножки знатной дамы. И не понимала, почему не удается разглядеть ее лицо.
— Ну, хорошо, — стальным, режущим голосом произнесла госпожа Роза, потянулась всем телом и сладко зевнула. — Я нанимаю тебя, можешь пройтись по дому и саду. Выбери занятие по душе. Ступай и не беспокой меня до ужина.
Гермиза вскинулась всем телом, но не успела задать вопрос.
— Контракт подпишем после твоего выбора, — опередила ее госпожа Роза. — И у тебя будет время, чтобы изучить его от корки до корки.
После этих слов она свернулась в клубок как кошка и прикрыла лицо широким рукавом бордового пеньюара, расшитого бабочками. Гермиза сделала книксен, подхватила истрепанный саквояж и тихо вышла.

Лия, единственная дочь фабриканта Гица, появилась благодаря нелепой случайности. Во время прогулки ей стало дурно, и компаньонка постучала в двери ближайшего дома, прося о помощи. Барышню устроили на диване, ослабили шнуровку на корсете, смочили виски уксусом и дали нюхательной соли. А госпожа Белладонна вознегодовала на причуды коварной судьбы, но после недолгих колебаний решилась. Под разными предлогами выслала компаньонку и служанку из комнаты и предложила наследнице одного из самых богатых и влиятельных людей в городе работу прислуги. Своих обязательств перед клиентами она никогда не нарушала, чего бы это ни стоило. К ее удивлению взрыва негодования не последовало. Напротив, Лия очень внимательно выслушала и, похоже, воодушевилась. Во всяком случае, мертвенно-бледные щеки порозовели, а в глазах появился радостный блеск.
— Это та загадочная дама, что поселилась в доме, на который претендовал папенька? — задумчиво поинтересовалась она. — Говорят, в ее саду за одну ночь распустилось множество прекрасных цветов.
Госпожа Белладонна в очередной раз подивилась странным людям, интересующимся всякой ерундой. Но решила, что эти слова - знак согласия, и начала действовать. Присела за бюро, взяла в руки орлиное перо, обмакнула в винные чернила, четким, острым почерком написала рекомендательную записку на тисненой надушенной бумаге, вручила ее Лии и вздохнула с облегчением. То, что от нее требовалось - выполнено. Дальше пусть разбираются сами.

Время подходило к обеду, когда Лия зашла в маленькую оранжерею. И ей показалось, что она попала в какой-то неведомый сказочный мир. Пространство непонятным образом расширилось и стало просто огромным. Всюду стояли маленькие и большие кадки, в которых благоухали разнообразные цветы. К их стеблям были привязаны хрустальные колокольчики, издававшие тихий мелодичный звон при малейшем колыхании воздуха. По стеклянному потолку змеились темно-зеленые стебли лиан, и солнце светило сквозь них, наполняя все вокруг травянистым мерцанием. На тонких серебристых столбах висели клетки с открытыми дверцами. Кормушки и поилки были наполнены доверху. А птицы самых разных пород и мастей сидели на ветках деревьев, летали между кадками, важно ходили по каменным плитам, купались в фонтане, дрались и распевали песенки детскими голосами. Лия нерешительно двинулась вперед, подошла к фонтану, зачерпнула ледяную воду и сделала глоток. В глазах мгновенно прояснилось, ноги и руки наполнились силой, сердце забилось ровно, и с груди спрыгнула тяжелая жаба, душившая ее последние два года. Она подняла руки, распустила волосы, оставила заколки с драгоценными камнями на бортике, сняла модные туфельки с золотыми пряжками, стянула шелковые чулки и босиком ступила в густую влажную траву. В воздух тут же взвилось множество мотыльков с прозрачными крылышками. В их сопровождении Лия дошла до маленькой зеленой поляны и увидела молодую женщину в легком светлом платье, поразительно похожую на ее маменьку, умершую при родах.
— Добрый день, — негромко сказала она. — Я от госпожи Белладонны.
Госпожа Роза обернулась, поставила маленькую лейку на скамью, вырезанную из бивня тархира, обитавшего в пещерах Меркурия, и ласково улыбнулась. Перед ней стояла прекрасная девушка с ангельски чистой душой, которую ничто не могло замарать, но слишком многое больно ранило. Ее волосы отливали золотом, прекрасные серые глаза сияли мягким блеском, на щеках и губах цвели розы, но сведущему человеку сразу становилось видно, что она измучена необходимостью жить по законам чуждого ей общества, потому что с рождения не принадлежит заоблачным мирам.
— Не желаешь напоить мои цветы? — спросила госпожа Роза.
— Да, конечно, — с жаром ответила Лия, взяла лейку, вздернула подол богато украшенного платья и направилась к розовым кустам.
А госпожа Роза устроилась на скамье и, обмахиваясь веером из стрекозиных крыльев, погрузилась в печальные размышления о неизбежности, предначертанной свыше.
— У вас так хорошо! — громко сообщила Лия и ойкнула, уколовшись о шип.
— Оставайся здесь, милое дитя, — предложила госпожа Роза и прошептала. — В моем доме ты найдешь долгожданный покой.

Ближе к вечеру пришли две девицы. Совершенно непохожие внешне и внутренне, они были спаяны крепкими узами истинной дружбы, и с момента появления на свет все делали вместе: родились в один день, росли, играли, учились, проказничали, влюблялись, поддерживали друг друга в любых начинаниях, повзрослели и решили пойти работать служанками, чтобы заработать денег на будущее. Правда, главные мечты у них оказались разные. Беония, пухленькая, черноволосая хохотушка, намеревалась открыть большой шляпный магазин, придумывать новые фасоны, обслуживать важных особ и стать законодателем моды во всех заоблачных мирах. Серьезная, основательная Ромма собиралась выйти замуж за какого-нибудь честного ремесленника. Она грезила о маленьком уютном домике с цветущим палисадником где-нибудь на окраине Подлунного города, где смогла бы проводить тихие уютные вечера в окружении мужа, множества детей, пары котов и собаки. Из-за такого серьезного разногласия они были очень недовольны друг другом, и в последнее время ссорились чаще обычного. Нелегко осознать, что пора разрывать незримую связь и идти дальше своим путем. Потому что очень хочется, чтобы близкий человек находился рядом, чтобы все оставалось по-прежнему. К тому же, каждая считала, уж ей-то виднее, как надо жить. Беония утверждала, что замужество хуже, чем похоронить себя заживо, и хотела спасти подругу от печальной участи. Женщина должна стремиться к независимости. А Ромма не сомневалась - витание в облаках всегда заканчивается плохо. Не стоит забивать голову всякими бреднями и мечтать о карьере. Удел каждой порядочной девицы - честное замужество. Вот и к месту своей новой работы они подошли, отчаянно споря о том, кто прав.

Госпожа Роза приняла их в тускло освещенном кабинете. И вид у нее был такой внушительный и строгий, что они внезапно оробели, застыли на пороге, краснели, бледнели и с некоторым страхом разглядывали ее высокую прическу, пенсне в черепаховой оправе и янтарную брошь на строгом темном платье. Она тоже смотрела на их простые милые лица, открытые взгляды, натруженные руки и видела доброту, искренность, порядочность, чистоту помыслов, здравомыслие и верность дружбе. Все как на ладони. Никакого двойного дна.
— Подойдите, — доброжелательно приказала госпожа Роза. — У вас должны быть рекомендательные письма.
Они энергично закивали в унисон, но не сдвинулись с места.
— Вы еще нигде не служили? В первый раз? — со вздохом поинтересовалась она.
— Да, — робко ответила Ромма и попыталась спрятаться за спину подруги.
— Смелее, я не кусаюсь, — сообщила госпожа Роза и поманила пальцем.
И Беония решилась. В конце концов, эта работа - настоящий подарок судьбы. Всего год, и их мечты исполнятся. Конечно, есть некоторые опасения. Уж больно странно все выглядит. Но кто не рискует, тот бессмысленно топчется на месте. Успокаивая себя таким образом, она торопливо пересекла комнату и положила в протянутую руку два глянцевых серых конверта. Госпожа Роза взяла нож для бумаг, на ручке которого поблескивала россыпь мелких топазов, аккуратно вскрыла письма, поправила пенсне и погрузилась в чтение. Пока она читала, Ромма тоже осмелилась подойти. И теперь девицы стояли рядом, крепко держались за руки и ждали ответа. Им стало немного спокойнее, и Беония тут же заметила оторванное кружево на диванной подушке, а Ромма принюхивалась к запахам, доносившимся из кухни.
— Что же, — спустя несколько минут сказала госпожа Роза. — Думаю, вы мне подходите. И, похоже, занятие по душе уже нашлось, — подмигнула она. — Ступайте и трудитесь на совесть.

Уже смеркалось, когда Флер, дочь скромного ветеринара, вошла в ворота дома, не торопясь прошла по дорожке, освещенной лунным сиянием, и подошла к ступенькам, на которых с книгой в руках расположилась госпожа Роза.
— Очень необычное платье и забавная шляпа. У вас оригинальный вкус, — сообщила она и присела рядом. — Сегодня я принесла госпоже Белладонне микстуру для ее питона, и меня весьма заинтриговали, сделав странное предложение. Кровный контракт? Смело. В общем, я готова работать прислугой. Похоже, это будет забавное приключение. Но учтите, что толку от моей персоны немного.
— Пожалуй, я рискну, — госпожа Роза загнула уголок страницы и хлопнула в ладоши. Светлячки взлетели с книги и погасили огоньки. — И что необычного ты еще видишь?
— Ну, у вас странное лицо. Не молодое, не старое, изменчивое какое-то. Всякое. Волосы совсем седые и глаза как у королевского дракона.
— Давненько меня не видели в истинном облике, — задумчиво пробормотала госпожа Роза. — Значит, древние сказания не лгут. Рыжеволосые обладают истинным видением.
— Не знаю, как там насчет истинного видения, но я всегда говорю то, что думаю. И папенька с маменькой считают, что очень зря. Мол, людям и, в особенности, мужчинам нравятся скромные и почтительные девицы. Да только мне совсем неинтересно вести себя как принято и зачем-то угождать всем подряд.
— Веселый нрав, неумное любопытство, невозможная болтливость, горячее сердце, открытая душа, непослушные волосы и золотые веснушки, — загадочно сказала госпожа Роза и подытожила. — Вполне возможно, что получится. Ты принята. Заходи, поднимайся на второй этаж, твоя комната в конце коридора. Подъем в пять утра, и не вздумай проспать.
Флер кивнула, встала, поднялась по ступенькам, открыла дверь и заявила.
— Но форменное платье и передник носить не стану. Уж больно они уродливые.
— Договорились, — рассмеявшись, ответила госпожа Роза.

Она еще немного посидела, задумчиво щурясь, смотрела на вторую и пятую луны и ткала голосом заклятие молчания, вплетая в него светлячков, пыльцу с крыльев бабочек, запах роз и пряные ноты со дна своего сердца. Потом взмахнула рукой и окутала им дом и сад.
— Пташки залетели в клетку, дверца захлопнулась. Чему быть, того не миновать, — усмехнулась госпожа Роза, щелчком пальцев погасила свет на небе и отправилась спать.

4.

Время медленно ползло, неторопливо шло, бежало вприпрыжку, стремительно катилось кубарем. Люди, деревья, растения, птицы и животные рождались и умирали. Нежную, как бело-розовые лепестки яблони, весну сменило сочно-зеленое жаркое лето. Затем настал черед карминной прохлады осени, в конце концов, уступившей место голубовато-льдистой зиме. Ничего нового, все своим чередом, все как предначертано.

А жители Подлунного города почти смирились с тем, что им ничего неизвестно о госпоже Розе, и ее служанки немы как караси в пруду. Одно им было неведомо: молчат они не по своей воле. Сколько раз Беония пробовала рассказать подругам о новой работе и чудной, непонятной хозяйке, а Гермиза желала получить вознаграждение от фабриканта Гица, разыскивавшего дочь - но ничего не получалось. Как только они собирались открыть рты, на зубах вязла тягучая патока. Если же получалось разлепить склеенные губы, то хотелось квакать, а не говорить. Помучились девицы, да успокоились. Выбора-то у них не было. О местонахождении Лии знала также госпожа Белладонна, но ей для сохранения тайны никаких заклятий не требовалось. И потому поиски не имели успеха, несмотря на то, что фабрикант Гиц привлек лучших магов и прорицателей. А Лия расцвела, еще больше похорошела и все время проводила в оранжерее и в саду рядом с дядюшкой Лютусом. Лелеяла цветы, плела венки, составляла букеты, кормила птиц, пела песни и совсем не вспоминала об отце. Не потому, что не любила его. Просто устала от назойливого внимания и постоянных ожиданий. Он же искренне горевал, впрочем, недолго. Через полгода после ее исчезновения женился на молоденькой актрисе и вычеркнул имя дочери из завещания. Впрочем, для Лии это не имело ни малейшего значения. Она наслаждалась долгожданным покоем. Все в доме любили ее, кроме, пожалуй, Гермизы. Но та вообще никого не любила, даже себя.

Ромма воцарилась на кухне, жонглировала многочисленными кастрюлями и сковородками и выныривала из облаков ароматного пара с очередным кулинарным шедевром. Ей с первого раза удавались даже самые сложные блюда из старинной книги рецептов, считавшейся потерянной более тысячи лун назад. Каким образом реликвия вымершего драконьего народа оказалась во владении у госпожи Розы, осталось тайной. Так же, как и непонятное появление очень редких и дорогих ингредиентов вроде слюны феникса или печени василиска. Ромма, никогда не отличавшаяся особым любопытством, просто вдохновенно колдовала у плиты, экспериментировала, смешивая несочетаемые продукты, изобретала новые блюда и записывала результаты в потрепанную толстую книгу, которую ей подарили еще в школе.
Ну, а Беония как пришила оторванное кружево на подушку, так и пошла сновать иглой, одевая всех обитателей дома. Дядюшка Лютус получил суконный сюртук и штаны, Лия красовалась в прекрасных шляпках, Гермиза обзавелась ворохом нижних юбок из хлопка, Ромма любовалась чудесным бархатным чехольчиком для своей книги и меняла многочисленные фартуки. Только Флер категорически попросила не делать из нее куклу, и Беонии пришлось отступить. Она уже знала, что настаивать себе дороже и утешилась тем, что госпожа Роза безропотно терпела многочасовые примерки и позволяла одевать себя в изящные одежды из шелка, бархата, муслина, парчи, шифона, органзы и муара. А еще у нее имелась маленькая тайна. Ланис, сын зеленщика, поставлявшего в дом свежие овощи и фрукты. Этот прекрасный молодой человек поразил Беонию в самое сердце, но она, будучи верна своим принципам, рьяно боролась с внезапно вспыхнувшей страстью, грозившей разрушить жизненные планы. И потому, когда он приносил корзины с заказами, постоянно сталкивалась с ним в коридоре, но была подчеркнуто холодна и неприступна. Однако подарила на день рождения бархатный жилет, сшитый собственными руками.
В общем, подруги были вполне довольны своей службой у госпожи Розы, так как занимались тем, к чему имели врожденные склонности. И совсем не оставалось времени на ссоры и выяснение отношений.

Зато Гермиза, в отличие от них, вечно ходила надутая и недовольная. Но вовсе не из вредности. Она ужасно ревновала госпожу Розу. Ко всем, даже к дядюшке Лютусу, но больше всего злилась на Флер. И надо признать, что у нее имелись очень веские основания. С самого начала Гермиза взяла на себя исполнение обязанностей камеристки. Помогала госпоже Розе принимать ванну и жадно рассматривала бархатные родинки на плечах и внутренней стороне бедра. Одевала и раздевала, любуясь плавными линиями фигуры. Подбирала серьги и ожерелья из розового золота и зеленоватого серебра и подавляла желание прикоснуться к ее шее губами. Расчесывала волосы и делала прически, вдыхая легкий аромат роз. В конце концов одним ранним утром Гермиза оказалась в хозяйской постели и познала сладость запретных любовных утех и огненный жар поцелуев. После случившегося она сразу решила, что теперь имеет более привилегированное положение. Но как бы не так. Жалование ей не повысили и от работы не освободили. Мало того, госпожа Роза продолжала любезничать с остальной прислугой: хвалила стряпню Роммы, восхищалась мастерством Беонии, пропадала в оранжерее с Лией, перекидывалась каждое утро парой слов о погоде с дядюшкой Лютусом, но хуже всего были ее странные переглядывания и шутливые перепалки с Флер. Так, не полюбив, Гермиза узнала, что такое жгучая, всепоглощающая ревность. Самое неприятное, что ни малейшей пользы или дохода это не принесло. И она с нетерпением ожидала окончания контракта, потому что не любила чувствовать себя проигравшей.

А Флер наслаждалась своим пребыванием на службе и действительно воспринимала происходящее как сплошное приключение. Хотя, казалось бы, что может быть интересного в мытье полов, вытирании пыли, выбивании ковров, чистке овощей или стирке белья? Особенно, если у девицы неловкие руки, и все у нее выходит немного коряво. Но, честно говоря, подобные мелочи Флер не волновали, потому что она сразу увидела главное. Рядом с госпожой Розой самые обыденные вещи становились волшебными, она не требовала вести себя сообразно приличиям, и еще в ее доме была библиотека. Такого огромного количества книг Флер еще никогда не видела и при любой возможности приходила туда, брала с полки первое, что попадется, и взахлеб читала. И надо сказать, в последнее время ей это удавалось чаще и чаще, потому что начищенные полы не загрязнялись, зеркала не тускнели, а пыль выветривалась сама собой. Зато в библиотеке постоянно оказывалась госпожа Роза. То она писала деловое письмо, то искала какой-нибудь редкий фолиант, и слово за слово между ними завязывался интересный разговор или жаркий спор. Обычно они так увлекались, что забывали о времени, пока не появлялась хмурая Гермиза и не напоминала, что пора принимать вечернюю ванну. Госпожа Роза чуть виновато улыбалась и прощалась до завтра. Оставшись одна, Флер забиралась с ногами в большое кресло и предавалась мечтам, в которых противную вредную Гермизу выставляли из хозяйской спальни в одной нижней юбке и в таком непристойном виде выгоняли за ворота.
— Со свистом и улюлюканьем, — мысленно добавляла она, довольно вздыхала и принималась за чтение.