Как и обещал, выкладываю первую часть аццкого сюрреалистического полотна. Каждая часть живописует один день в Мухосранске.


Пресловутый черный экран. Со звуком работающей печатной машинки появляются белые неровные буквы.

"ПЛАН ТАПКИНА"

"Мухосранск. 80-е годы."

Ночь. Улица. Фонарь. У типичной "хрущевки" останавливается непонятного цвета УАЗ. Из УАЗа выходит пожилой человек с интеллигентными и располагающими к себе чертами лица. За ним из машины выходит Кровавая Гэбня в количестве двух лиц в штатском.
ЧЕЛОВЕК: Премного благодарю, госпо... товарищи. С вашей стороны было очень мило предоставить мне политическое убежище от этих мерзких либеральных инсургентов.
КРОВАВАЯ ГЭБНЯ №1: Сымитировать вашу смерть было занятием не из легких. Мы надеемся на плодотворное сотрудничество в будущем, гражданин Палпатин.
ПАЛПАТИН: Конечно-конечно. Скоро сюда должен прибыть мой коллега... Я уверен, его разработки очень вас заинтересуют.
КРОВАВАЯ ГЭБНЯ №2: Безусловно. До скорого, Кос Палыч.
Палпатин заходит в подъезд. Затемнение.

"Мухосранск. Наши дни."

Вечер. Все та же улица. Фонарь разбит. Хрущевка осталась неизменной, разве что на одной из панелей первого этажа кто-то намалевал черным баллончиком непонятный рэпперский вензель. Рядом с вензелем красуется написанное белой краской слово из трех букв.
Вдоль улицы дует неприятный, пронизывающий ветер. В Мухосранске осень, извечное серое небо (в Мухосранске всегда низкое серое небо, вне зависимости от исторической эпохи, времени года или политического режима) больше обычного выглядит так, будто сейчас заплачет тяжелым свинцовым дождем. По улице уверенным, но медленным в силу возраста шагом идет Палпатин. На нем черные брюки, коричневый в полоску свитер и серый шарф, небрежно обмотанный вокруг шеи. Ситхи ветра не боятся!
Палпатин шмыгает в подъезд мимо ободранного щита, на котором висят остатки объявлений.
В подъезде периодически гаснущая на пару секунд лампочка Ильича бросает страшноватые тени на обшарпанные стены. Палпатин поднимается на второй этаж, аккуратно обходя непонятную лужу на лестничной площадке и звонит в обитую коричневой кожей (или кожезаменителем, что скорее всего) дверь с номером "14". Из-за двери через некоторое время слышится недовольное ворчание и раздается возглас "Убирайся к черту, пьяная сволота!"
ПАЛПАТИН: Открой, Уилхуфф, это я. Твой бывший император, между прочим.
ТАРКИН(из-за двери): Палыч, ты? Сейчас...
Слышится звук отодвигаемых затворов. Судя по продолжительности звука, квартира военного пенсионера Тапкина защищена не хуже штабного бункера. Наконец, дверь открывается, и на лестничную клетку высовывается механическая рука, сжимающая наградной ТТ.
ПАЛПАТИН: Уилхуфф, я серьезно. Оставь ты эту свою паранойю.
ТАРКИН: Да шучу я так, Кос Палыч. Скучно мне, инженеру, на пенсии, вот и придумываю разное...
Таркин в халате с кисточками выходит на лестничную клетку, осторожно вытаскивает из цепких пальцев руки ТТ и кладет его в карман халата. Палпатин смотрит откровенно саркастически.
ТАРКИН(неуверенно): Зато гопоту хорошо пугать...
В коридоре у Тапкина стоит старый велосипед, а из шкафа высовывается пучок осиновых кольев.
ПАЛПАТИН: А это у тебя откуда?
ТАРКИН: А это еще со старых времен осталось, когда мы с Дуку в фильмах ужасов снимались. Оставил случайно, теперь не хватает духу выбросить - память.
ПАЛПАТИН: Ну-ну, Ван Хельсинг, пошли на кухню - разговор предстоит долгий.
На кухне Таркин сажает Палпатина за старый ДСПшный стол, ставит на газовую плиту чайник со свистком и начинает рыться в холодильнике.
ПАЛПАТИН: Я вижу, это новый... А что, старый ты так и не поймал?
ТАРКИН: Да понимаешь, я подумал, что вся эта тема, как сейчас выражаются, гнилая. "Холодильник-убийцу - своими руками" это, конечно, хороший был лозунг, но устарел он...
ПАЛПАТИН: Хорош оправдываться. Дом Культуры до сих пор отстраивают после твоей "презентации", а новости о зловещем летающем холодильнике даже в центральную прессу попали. В желтую, правда, но все же.
Таркин разливает чай по чашкам и садится за стол.
ТАРКИН: Ну, я так думаю, ты не о холодильнике пришел говорить?
Дальше, как в фильмах о теории заговора, показывают только стол и руки говорящих.
ПАЛПАТИН: Почему ты не сказал мне, что притащил ее с собой?
ТАРКИН: Кого?
ПАЛПАТИН: Не притворяйся, ты знаешь, о чем я. Схема. Почему ты ее не сжег, я же говорил тебе... Она вообще не должна больше существовать!
ТАРКИН: Труд всей моей жизни...
ПАЛПАТИН(резко): Не ври. И вообще, трудился там Лемелиск.
ТАРКИН: Ладно, труд десяти лет моей жизни! Величайший проект! Я не мог просто так с ним расстаться, это было бы... кощунственно. (ставит чашку на стол)
ПАЛПАТИН: Будь осторожен. Я предвижу, что кто-то вскоре заявится за этой штукой.
ТАРКИН: Кому здесь может понадобиться эта безделица? Смешно даже, Кос Палыч.
ПАЛПАТИН: И все же. Покажи ее мне.
Руки ТАРКИНА исчезают из кадра. Слышно шуршание. Наконец, они появляются вновь, разворачивая на столе лист розоватой миллиметровки. На миллиметровке нарисована, ни много ни мало, "Звезда Смерти".
ПАЛПАТИН: Тут все необходимые элементы... Уилхуфф, как ты смог уложить такую сложную схему в такой маленький объем?
ТАРКИН: Ну, я все-таки гений, хоть кто-то и считает, что злой.
ПАЛПАТИН: Зазнался. В общем, береги ее как зеницу ока! (отхлебывает чай из чашки)
ТАРКИН: Да не нужна она никому. Зуб даю.
ПАЛПАТИН: А вот зубами я б не разбрасывался на твоем месте. Я предвидел...
Камера пафосно вылетает через окно кухни в сгущающиеся сумерки. Затемнение.

- Музыкальное сопровождение: Сергей Шнуров - Никого не жалко -

Утро. Вокзал города Мухосранска. На осыпающийся бетонный перрон из вагона выходит пара тяжелых черных сапог. Камера смещается вверх, показывая сначала длинную черную шинель с серебряными пуговицами в виде черепов, а затем узкое, угрюмое и иссеченное шрамами лицо.
Комиссар - а это именно он - приглаживает рукой в опять же черной перчатке короткие темные волосы. Левой рукой он держит небольшой чемоданчик - сказать, какого цвета, или зрители уже сами догадаются?
Комиссар медленно оглядывает обшарпанный (большинство зданий города Мухосранска пребывает в двух состояниях - обшарпанном и разваливающемся, причем некоторые умудряются их сочетать)
вокзал, старые лавки, на одной из которых, укрывшись газетами, спит бомж, и надо всем этим - выцветшую вывеску большими красными буквами: "Добро пожаловать в Мухосранск!".
Поезд за спиной комиссара трогается с места и набирает ход, продолжая свое путешествия из одного конца Рассеи в другой, символизируя тем самым, что обратно хода нет.
Комиссар выходит из здания вокзала на привокзальную площадь. Погода все та же - низкое серое небо предвещает дождь, который никогда не настанет. На привокзальной площади асфальт перемежается с грязью и лужами. У фонарного столба стоит небольшая кучка местных достопримечательностей - гопников. Все вокруг заплевано шелухой от семечек, прямо у подножия столба стоит несколько пустых бутылок из-под дешевого пива "Вкус Мухосрани". Над близлежащими домами лениво плавает в небе старый списанный дирижабль типа "Киров", с которого свисает рекламный плакат, призывающий жителей города нести деньги в новый паевой фонд "Копперфильд и компания". На обратной стороне плаката все еще висит рожа мэра города Сергея Задрочного, благополучно выбранного в позапрошлом году.
Комиссар издает странный смешок и спускается по короткой лестнице от входа в вокзал на площадь. Гопники удостаивают его оценивающим взглядом, после чего отворачиваются. Не успев сойти со ступеней, Комиссар подвергается неспровоцированному нападению со стороны бабульки с сумкой-тележкой, которая сослепу или чисто по инерции врезается в него.
БАБУЛЬКА: Ишь понаехало всяких... - бормочет она, подслеповато вглядываясь в шинель Комиссара. - Чтоб тебе пусто было, фашист проклятый! - вопит она, углядев черепа на пуговицах. Бравый политический офицер Священного Империума Человечества не привык к таким ситуациям, и потому на секунду теряется. А бабулька не тратит время зря и мчится к подпирающему стену вокзала одинокому менту, хватает его за рукав и начинает что-то ему втолковывать. Глаза мента вылезают из орбит и он посылает бабульку по самому распространенному в Мухосранске, да и во всей России, адресу, после чего продолжает подпирать собой стену. Комиссар быстро удаляется.

- Муз. сопровождение: Ленинград - Полный П. -

По той же площади чуть позже шагает ПРОДАЖНАЯ ПРЕССА в лице Забоковой Лилии Геннадьевны.
Бабулька, продолжая известную одной ей траекторию, сталкивается с продажной прессой. Пресса, изрекая несколько непечатных выражений, останавливается.
БАБУЛЬКА: Понаразвелось тут! У, молодежь! Сначала фашисты, потом...
ЗАБОКОВА(почуяв запах сенсации): Какие фашисты? Скинхеды небось?
БАБУЛЬКА: Да какие там кеды, фашист самый настоящий, в черной шинели да с черепами! Только вот с вокзала вышел!
Движение бабульки сдерживать уже невозможно, и она уносится вперед.
ЗАБОКОВА(про себя): А это интересно. Ну-ка... "Фашист-одиночка терроризирует город!" Или нет, лучше - "Настоящие нацисты съезжаются в Мухосранск"...

Редакция газеты "Вечерний Мухосранск" - желтая комнатенка, за столом сидит развязный тип в гавайке и дижнсах и составляет кроссворд для очередного номера. Входит Забокова.
ЗАБОКОВА: Петя! У меня сенсационный материал! Фашисты в городе!
РЕДАКТОР: И? Они у нас в городе лет десять уже. Этим никого не удивишь уже. Вот если б они девочку какой-нибудь национальности замучили...
ЗАБОКОВА: Настоящий фашист! По свидетельствам очевидцев - в черной шинели с черепами и рунами "зиг". Прямо на вокзале вскидывал руку и кричал "Хайль!"
РЕДАКТОР: Это не наш профиль. Вот если б он там без штанов бегал, да еще с фотографиями...
ЗАБОКОВА: Такой материал, куда ж его деть-то?
Редактор грызет карандаш и изрекает:
РЕДАКТОР: Я думаю, Женя Зиньев заинтересуется. Он любит всякое про злых русских фашистов...
Забокова морщит нос. Идея ей явно не нравится.
ЗАБОКОВА: Ладно, Зиньев так Зиньев. Может, из него что выбить удастся...

Редакция газеты "Демократическая Мухосрань". Комната с белыми обоями, фикусом в горшке и портретом Сахарова на стене. За офисным столом сидит нервный кудрявый и чернявый тип в белой рубашке и овальных очках. На спинке стула висит дорогой пиджак. Тип пишет обращение к мэру, а рядом на столе лежит бумажка из "Фонда Свободы и Демократии". Входит Забокова.
ЗАБОКОВА: Евгений Абрамыч? У меня для вас отличный материал!
ЗИНЬЕВ: Ну, что там у вас? Я занят! (закрывает рукой бумажку из Фонда)
ЗАБОКОВА: Фашисты в городе! Сегодня утром в Мухосранск приехала группа настоящих фашистов в черных шинелях с черепами и рунами "зиг" для проведения этнических чисток! Есть свидетели! Они уже репрессировали одну пожилую еврейку прямо у вокзала!
ЗИНЬЕВ: Да, безусловно, это то, что нам нужно. Я беру у вас эту статью... Вы же не против, если мы озаглавим ее... скажем, "Грядет новый Холокост? Власти бездействуют, фашисты бесчинствуют".
ЗАБОКОВА(про себя): Да хоть "Бей жидов - спасай Россию!" назови, мне-то что... (вслух) Конечно, разумеется. Я надеюсь, что...
ЗИНЬЕВ(предвосхищая события): Но увы, у нас сейчас небольшие затруднения с финансами...
Забокова вырывает из-под его руки бумажку из Фонда и читает вслух.
ЗАБОКОВА: За вашу самоотверженную работу по искоренению русского фашизма и утверждению толерантности в городе Мухосранске, Фонд рад предоставить вам грант в размере... (Забокова делает многозначительную паузу) Пятидесяти тысяч долларов.
ЗИНЬЕВ: Да как вы смеете, это частное дело! Вон отсюда!
ЗАБОКОВА: Если вы не возьмете мою статью и не оцените мой труд по достоинству, вечером об этой бумаге будет знать полгорода.
ЗИНЬЕВ(бледнея): Вы не посмеете! Мы уважаемая газета! Нас читает вся либеральная общественность Мухосранска!
ЗАБОКОВА: Меня ваша демшиза мало волнует, я свою позицию уже обозначила. Деньги или слава, хе-хе. Не расстанетесь с одним - получите другое сполна.
ЗИНЬЕВ: Это мерзкий шантаж! Я всегда подозревал в вас скрытую антисемитку!
ЗАБОКОВА: Мне глубоко по... все равно, кого вы во мне подозреваете - хоть черта, хоть Ктулху со всеми шогготами.
ЗИНЬЕВ: Я оцениваю вашу статью и ваше молчание ровно в сто долларов.
ЗАБОКОВА: За такую сумму я лучше пойду расскажу все Колхозову.
При упоминании своего злейшего коммунистичного врага, редактора "Красного Мухосранца", Зиньев страшно кривится.
ЗИНЬЕВ: Двести, и вы немедленно выметаетесь отсюда.
ЗАБОКОВА(улыбаясь): Я знала, что мы найдем общий язык!
ЗИНЬЕВ: А я надеюсь вас больше здесь не увидеть.
ЗАБОКОВА: Надейтесь, кто ж вам мешает!
В итоге Забокова получает двести пятьдесят вечнозеленых американских президентов, а Зиньев - статью и молчание. Весьма ненадежное, надо сказать.

- Конец муз. сопровождения -

Кабина списанного дирижабля "Киров".
Запущенное, тесное и грязное помещение с широкими замызганными окнами-иллюминаторами, через которые открывается панорама утреннего Мухосранска. Посреди кабины у давно снятого штурвала стоит высокий человек в черной с белым кантом шинели с красной повязкой на рукаве. Черные как ночь волосы человека спадают аж до колен. Человек курит. Крупным планом показывают хитрое лицо с тонкими острыми чертами, руку в белой перчатке с пентаграммой, сжимающую сигарету. Это ИСААК. Он смотрит на город внизу и саркастически улыбается. Камера крупным планом дает повязку - на ней символ Ордена Розенкройц: глаз в звезде Давида.


Улица Мухосранска.
Комиссар стоит у газетного киоска и читает "Вечерний Мухосранск".
КОМИССАР(вслух): "Тайные оргии демонопоклонников! Страшные обряды, посвященные богам Хаоса!"
(про себя) И тут они. Никак не ожидал, ну никак. Ну-ка, посмотрим, что пишут... Ага. Культисты Хаоса собираются на заброшенной стройке. Надо будет проверить...
Комиссар складывает газету и засовывает ее в чемоданчик. Камера отъезжает, показывая знакомую хрущевку и фонарь - по какому-то капризу судьбы, это та самая улица. Под окнами Таркина стоит какой-то тип в легком бежевом плаще. Камера въезжает в окно и показывает обеспокоенного Таркина, выглядывающего из-за занавески. Таркин замечает странную одежду Комиссара, но не может увидеть стоящего у него под окнами типа в плаще. На всякий случай бывший Гранд Мофф лезет в холодильник и достает из неработающего морозильника старый "Калашников" в разобранном виде, подаренный ему когда-то Кровавой Гэбеней(ТМ). Камера следит за ловкими руками Таркина, собирающими автомат. Наконец, он вставляет обойму и передергивает затвор. Немного помедлив, Таркин идет в спальню убирает готовый к стрельбе автомат под клетчатый плед, покрывающий одноместную кровать. Камера облетает комнату Таркина, останавливаясь на выцветшей фотографии его покойной жены и разнообразных дипломах, украшающих стены.

Тем временем Комиссар прибижается к гостинице. Это мрачное здание, отделанное темно-серой штукатуркой, на козырьке над входом виднеются квадратные буквы "Гостиница "Юбилейная"
Неожиданно камера показывает вид с крыши. Судя по напряженному дыханию за кадром, за Комиссаром кто-то следит, усевшись на крыше кирпичной пятиэтажки. Камера покачивается, изо всех сил имитируя вид из глаз. Комиссар заходит в гостиницу, громко хлопнув дверью. Буквы "Ю" и "б" осыпаются с вывески. Камера отъезжает назад, демонстрируя зрителю человека в черной кожаной куртке с непонятным свертком в руках. Голову человека скрывает черная же вязаная шапочка а-ля Шамиль Басаев. Человек разворачивает сверток и быстро, отработанными движениями собирает СВД.
Вид из прицела: Улица перед гостиницей. Перекрестье прицела выискивает среди немногочисленных прохожих долговязого типа в черном пальто с поднятым воротником. Шея типа замотана чрезмерно длинным белым шарфом, концы которого развеваются назад, вдоль по улице. Тип поворачивает лицо в направлении снайпера. Видно глуповатое длинное лицо, обрамленное длинными пепельными волосами. Тип поправляет круглые очки на переносице средним пальцем правой руки, недоуменно глядя в прицел. Идет дальше и поскальзывается на невесть откуда взявшейся посреди улица банановой кожуре.
АФФТАР(за кадром): Некоторые законы жанра лучше не трогать.
Абель Найтроуд (а это именно он) падает, взмахнув длинными конечностями (всеми четырьмя), на грязный асфальт. Прицел внимательно следит за его падением и перекрестие наводится прямо на переносицу полулежащего на асфальте Абеля.
ГОЛОС ИЗ-ЗА СПИНЫ СНАЙПЕРА: 0,55 секунды - слишком поздно.
Раздается выстрел. Абель в прицеле недоуменно крутит головой, а сам прицел вместе с камерой заваливается набок.
Вид с земли - с крыши пафосно падает тушка снайпера.
Крупный план - чья-то твердая рука засовывает СВД в спортивную сумку.

Вестибюль гостиницы. За стойкой привычно скучает толстозадая тетка-администраторша - еще одна местная достопримечательность, такие образцы занимают в Мухосранске все административные и обслуживающие должности - кассирши, продавщицы, администраторши...
Тетка-администраторша поднимает взгляд от свежего номера "Вечернего Мухосранска" и вперивает его в Комиссара.
ТЕТКА: Чего вам, мужчина?
КОМИССАР: Есть свободный номер?
ТЕТКА: Все свободные номера забронированы. Обращайтесь к директору.
Тетка замолкает и больше не обращает на Комиссара никакого внимания.
Комиссар видит на двери за стойкой табличку "АДМИНИСТРАЦИЯ". И ниже - "от себя". Немного помедлив, он толкает дверь, обнаруживая, что все на самом деле наоборот. Поборов дверь, Комиссар входит в комнату.
Комната оказывается еще одним уровнем - приемной директора. В качестве босса уровня выступает худющая и злющая секретарша. Лицом секретарша похожа на некрона, характером заставляет Ангрона выглядеть крайне миролюбивым и скромным человеком.
КОМИССАР: Могу я увидеть директора?
СЕКРЕТАРША(резко): Директор принимает до двух. Приходите после шести, когда он вернется с совещания. А еще лучше - приходите вчера.
КОМИССАР: Но, может быть, для меня он сделает исключение?
Секретарша окидывает Комиссара презрительным взором, но наталкивается на пристальный комиссарский взгляд (ТМ) и сбивается с ритма.
СЕКРЕТАРША: Без справки, подписанной начальником УВД, я с вами разговаривать не буду. И желательно также справку об отсутствии ВИЧ-инфекции, о прививках и...
КОМИССАР: Не надо, я понял.

Пока Комиссар послан в бесконечный квест для обретения вожделенной жилплощади, камера вновь переносит нас к квартире Таркина, у двери которой столпились подозрительные личности. Это многострадальные гопники города Мухосранска, нанятые кем-то отметелить старого Гранд Моффа. Лестничная площадка уже покрывается слоем шелухи от семачек. На лестнице слышатся шаркающие, но по-прежнему уверенные шаги. В лестничном пролете появляются залысины Палпатина.
ГОПНИК №1: Слышь, старикан, огоньку не найдется?
ПАЛПАТИН: А чего тебе еще? Ключ от квартиры?
Камера показывает окно лестничной площадки снаружи. Видно только тени гопников и Палыча и слышно голоса.
ГОПНИК №2: Я не понял, мужик, фильтруй базар! Гони бабки и шкандыбай отсюда!
ПАЛПАТИН: Ах денег тебе? Может, тебе еще и АБСОЛЮТНАЯ ВЛАСТЬ нужна?
Раздается резкий электрический треск, окно разбивается, и через него на улицу вылетают сразу двое гопников. Остальные в панике выбегают через дверь, придерживая руками обугленные спортивные штаны и роняя кэпки и кульки с сэмачками.
Снова на лестничной клетке. Палпатин сдувает дымок с пальцев, разминает кисть и довольно крякает. Дверь приоткрывается, и на лестничную клетку высовывается дуло автомата.
ПАЛПАТИН: Да хватит уже, это опять я, твой бывший император... между прочим.
ТАРКИН: Тут какой-то тип подозрительный ошивался, в черной шинели... Не нравится он мне, ой как не нравится...
ПАЛПАТИН: Гопота и рванина у тебя здесь всякая ошивается, это я вижу, да. В подъезд уже и зайти нельзя! Деньги им подавай! Вот когда я был молодым и работал в Сенате...
Таркин прерывает словоизлияния своего патрона, затаскивая его в квартиру и захлопывая дверь. На лестничную площадку поднимается человек в легком бежевом плаще. Его физиономию зритель может легко вспомнить по нашумевшей кинотрилогии двадцатилетней давности. Это ЛЮК АНАКИНОВИЧ СКАЙВОКЕР собственной персоной. Скайвокер осматривает дверь, колупает зачем-то пальцем выбитую на латунной табличке цифру "14" и уходит. Из-за двери слышатся заговорщические голоса.
ТАРКИН: Ты видел, кто это был? Это же...
ПАЛПАТИН: За нами, точно за нами. Попалили нас с тобой, Уилхуфф, надо уходить огородами.
ТАРКИН: Да ить и огорода-то у меня нет!
ПАЛПАТИН: Жопорожец свой старый не продал еще?
ТАРКИН: Никак нет, Твое Величество, во дворе стоит, под брезентом. Правое заднее колесо, правда, кто-то спионерить успел.
ПАЛПАТИН: Черт. Значит, будем уходить пешком. И быстро. Джедаи, они такие - раз привяжутся, полжизни бегать будешь... по себе знаю, или ты - их, или они - тебя... Было уже, проходили...
ТАРКИН: И кто кого?
ПАЛПАТИН: Ну я их, конечно же. Кто ж на батьку всего вчетвером лезет, да еще и в маленьком помещении! (самодовольно улыбается)
ТАРКИН: А я слыхал, там еще Вейдер был...
ПАЛПАТИН: А он так, свечку держал. Махал-то мечом в основном все равно я, Вейдер только и сделал, что Винду, не к ночи он будь помянут, руку оттяпал, да еще так неаккуратно, что этого негритоса в окно выкинуть пришлось, так громко и противно орал...
ТАРКИН: Да, Вейдер у нас был известный ампутатор...
Дверь открывается. За ней - Палпатин и Таркин в полном боевом. Таркин одет в серый британский макинтош, на плече висит набитая вещами до предела сумка, в руках - клетчатый чемодан. Затемнение.

Гостиничный номер. Открывается дверь, включается свет. Входит Комиссар.
Аффтар избавит зрителей/читателей от подробного описания гостиничного номера. Кто видел номера в наших провинциальных гостиницах - поймет. Кто не видел - это легче пережить, чем описать. В общем и целом, Комиссар идет к багрового цвета тумбочке у кровати и ставит на нее свой чемоданчик. Расстегивает шинель, под которой обнаруживается черный с золотым шитьем мундир, перевязанный красным кушаком, на поясе при этом висит кобура, очевидно, пистолетная, и книжечка с золотым двуглавым орлом на обложке. Затем Комиссар открывает чемодан. Камера ныряет внутрь, показывая зрителю непонятно как уместившуюся туда фуражку с высокой тульей, сменные комплекты одинакового до отвращения армейского белья, ломоть жареного грокса, завернутый в старый номер "Vox Veritas" и маленький черный футляр.
Комиссар резко разворачивается, демонстрируя зрителю красную подкладку своей шинели.
Садится в жалобно скрипящее кресло, обтянутое зеленой тканью непонятного происхождения, берет пульт и со второго раза включает стоящий на единственном столе в комнате телевизор "Рубин". Вероятно, он очень сильно надавил на администрацию гостиницы, ибо в большинстве номеров телевизора нет. Экран телевизора медленно освещается, показывая что-то невнятное. В углу мелькает эмблема местного телеканала "Эм+Жо". Приглядевшись повнимательней, можно разглядеть на экране эпическую битву - либеральный Санта Клаус против тоталитарного Деда Мороза, желающего насадить во всем свободном мире злую русскую зиму. Наконец, под звуки какого-то слащавого гимна, Санта одерживает верх и ставит ногу в красно-белом сапоге на тело поверженного Деда Мороза.
КОМИССАР: Аффтар, ты перегнул палку, слишком гротескно получается, аж несмешно!
АФФТАР: Затруднение? Товарищ Икус, устраните.
ТЕРМИНАТОР: Позитив. (с)
Камера дает экран крупным планом. Из-за кадра вылезает рука с уже знакомым зрителю "М13 Джерико". Выстрел, Санта-Клаус с донельзя удивленным выражением лица выпадает из кадра. Рука дергает за какую-то веревочку, и все закрывает черный занавес с надписью "The End". Экран заполняется помехами, потом изображение наконец проклизмивается и показывает репортаж с сельскохозяйственной выставки.
КОМИССАР: Так-то лучше.

Панорама вечернего Мухосранска. Сумерки сгущаются над городом. На трубе районной котельной виден какой-то силуэт с развевающимися по ветру пейсами. Смена ракурса, камера со спины показывает человека в орденской форме, примостившегося на краешке трубы. Лицо скрыто вьющимися каштановыми волосами. Человек снимает с правой руки белую перчатку и чертит пальцем по красному кирпичу. Закончив это, он встает, кланяется зрителю и делает шаг в пустоту. Камера заглядывает вниз, а неизвестный уже отряхивает колени у подножия трубы. Затем показывают то, что он чертил все это время - это выплавленная в кирпиче надпись:
"КОНЕЦ ПЕРВОЙ СЕРИИ"

Состояние: спа-ать