Ночь в середине октября - волшебное время. Чернота, выливаемая на мир небесами имеет совершенно особый оттенок- немного серый, немного кофейный, плотный как гудрон. Черное небо, черные голые ветки деревьев, черная почва в одеяле листвы, черная вода в бочагах болот, черные лапы у елей, и воздух тоже черный. Только хрустящий, тонкий лед по краям черных водяных пространств светлый. Светло-серый, острый. Если взглянуть на него- можно порезать зрачок надвое и начать видеть странное. И холодно.

...Когда я знал тебя, ты была бесплодна. Ты не могла родить по определению, и тебя это злило. Не то чтобы так уж хотелось детей, но сам факт невозможности, это ограничение, оно выводило из себя. Ты была готова родить только лишь назло миру. А еще ты жрала человечину, не видя разницы между ней и допустим, мясом свиньи. Невинный, и от того страшный, зверь. Нам было хорошо, из принципа, я полагаю. Где ты меня ждешь? Сейчас-где?

Очень холодно с громким всплеском выныривать из черной воды, ощущая как вялая донная трава цепляет за плечи, путается в волосах. Холодно давиться ночным воздухом, который пахнет прелой листвой, грибами, мокрой корой и льдом. Все холодно. Выметнувшаяся из стоялой воды фигура тоже черная, как весь мир. Человек идет, шумно расплескивая эту воду, ломая светлый лед, вторгаясь в стройную неподвижность середины октября на границе торфяных топей. Так ломают стены, потмоу что в них нет дверей, так рождающийся ребенок раздвигает нутро матери. Слишком громко падают брызги, слишком напролом он рвется через притопленный берег, где воды той- ну немногим выше колен. Это вызов тишине, покою, холоду и полному штилю, затопившему все окрест совершенной неподвижностью, выкристаллизовывавшейся из стылой ночи, как сахар. Как белые сахарные крупинки, очень похожие на колотый лед. Лед намокает и темнеет. Человек идет к берегу.

...Где ты меня ждешь? Ты умерла раньше, хотя мы и договаривались по другому. На целых пятнадцать минут. Или-четырнадцать? Не помню. Тебя просто разворотило, размазало по черно-белым плитам пола. В кровавую кашу, в груду фарша. Воздух за секунду пропитался тонким ароматом скотобойни, и стало уже не разобрать, какого цвета твои глаза, и собственно, где именно они находятся. Это было быстро, не думаю, что ты что то поняла. Впрочем, ты всегда была дурой, в общепринятом понимании. Надо было накормить тебя двуногим мясом с рук, чтобы понять- ты мудра, беспредельной звериной мудростью. Через пятнадцать или четырнадцать минут я валялся рядом, пуская пузыри через распоротое горло. Очень сложно было дышать, и очень обидно было в целом. Но тоже недолго, если по существу. Где ты меня ждешь... Где я тебя жду?

На берегу человек по псовому встряхивается, хоть это и бесполезно. Чернотой напиталась одежда, волосы, ночь стекает в глаза мутными струйками, наполняя стылой водой глазницы. Хоровод влажных деревьев с молчаливым укором глядит со всех сторон, когда он выламывает из первого попавшегося куста длинную ветку. Кора деревьев поблескивает в застывшем водовороте осени, как хитин. Ветка не дается, пружиня и пачкая ладони, на изломе она- светлая, светлее чем лед. Она пахнет горечью и смолой, и в ней нет ни грамма огня, который можно развести. Тут никакого огня не может быть, в этом месте. Даже самая сухая в мире бумага не будет гореть. Просто нет и все. Бывают такие места, где огонь не горит по определению, залитый ядовитым молоком давно издохшей небесной коровы.

.. Где я тебя..? Сколько прошло времени, где теперь ты? Здесь, я знаю. Чую, твоим звериным чутьем, холодной водой за шиворотом, дыханием, которое оборачивается облаками пара. Если очень надо- то можно все. Можно жрать с тобой мясо, можно вдруг встать из глухой болотной жижи. Однажды ты укусила меня, оторвав немалый кусок кожи, и, кажется даже мяса. Это давольно много, как ни крути. Этого вполне достаточно, чтобы невидимая связь между нами была надежнее любых карт и ориентиров. Я чую твой след. Где ты меня...? Просто- где ты?

Человек выламывает наконец ветку из плоти куста, как берцовую кость из скелета. Зябко поводит плечами, пробует получившуюся слегу на прочность- свежеубитое дерево пружинит. Налетает порыв неторопливого ветра, когтистой лапой проходится по плечам, шевелит кроны деревьев, закованных в блестящий хитин. Стена леса- как тысяча ног невиданного насекомого, и в этом ракурсе спокойная гладь воды- обсидиановые зеркала. Которые, впрочем, не отражают ничего, кроме первозданной темноты.

...Где ты? Кто и что ты теперь? Раньше у тебя были черные волосы, теперь они такие же? Ты все еще жрешь сырое мясо или предпочитаешь фрукты? Много, много вопросов. Но я узнаю тебя. Давно ли ты родилась во второй, третий, десятый раз, я всегда рядом. Почти, я иду к тебе. Даже если тебя не узнать- я узнаю, как звери узнают своих. Было тело другим, но взгляд остался прежним. А еще ты всегда одинаковая дура. Больше всего ты любишь себя, красивые вещи и свои прихоти. И не умея лукавить, ведь для этого нужен ум, а его у тебя нет, ты как никто умеешь любить других. Так где?

Человек с шестом, еще недавно бывшим частью живого куста, идет через лес. Продирается через ночь, как через воду. Проламывается грудью через липкую, густую темноту, и глядящие ему вслед деревья неодобрительно качают зверушками. Где то неподалеку срывается со своего гнезда птица, с пронзительным и хриплым криком уносясь прочь. Голос птицы- как крик о помощи, заполошный, панический, но уже пронизанный обреченностью. Никто не спасет, никто не придет. От этого крика ломит зубы. Если бы звук можно было потрогать- он был бы шершавым и ломким, как лед по краям черных провалов болота.

.. Где ты меня ждешь. Где ты еще даже не знаешь, что ждешь меня и вообще хоть кого то? Есть ли разница, если по существу. Никакой нет разницы, если разобраться. Если уж однажды убитый в неравном бою восстает из воды, выходя на маршрут. Маршрут прям, как стрела. Как твое незамутненное ничем "хочу". В прошлый раз мы не встретились- жизнь закончилась чуть раньше. Ты никогда не узнаешь меня сразу, но всегда- обязательно, со временем. Иногда это бывает долго. Где я жду тебя? Где я жду, проверяя шестом почву перед собой? Утонуть было бы очень глупо, а болото коварно. Где я? Где я вообще? Где то на совершенной, безупречной прямой между нами, и с каждым шагом она чуть короче. Где ты меня ждешь, где я жду тебя.

Человек останавливается, только лишь для того, чтобы усмехнуться- оскалиться невидимой птице вслед. Зло и радостно, как улыбаются выходя на последний в жизни бой. Как улыбаются, понимая, что бой придется проиграть, но зачем то раз за разом пробуя обдурить суку-судьбу. Так скалятся, готовясь целовать в окровавленные десны смерть, зная, что от такого дела сука-смерть дуреет, теряя волю и становится покорна. Дает трахнуть себя, прогибается под чужой волей, уступает запредельному, до абсурда доведенному "хочу". Кокетливая девка она, что взять. Если бы в сердцевине октябрьской ночи было хоть немного светлей, то можно было бы различить, что у человека смуглая кожа и желтые глаза. Теплого, янтарно-золотого цвета, как прогретый мед. Как свеча. И если бы тут было солнце, то он мог бы смотреть на него не моргая, а стылая ночь, стекая ему в глазницы, растворяется, сожранная безумным янтарным огнем. И ночь беззвучно шипит, отступая, кутается в драную тюль тумана, отворачивается. Человек идет через лес, все дальше и дальше от болот, по прямой. Холодно. А движение- оно согревает, как ты ни крути. Где-то внутри у него тлеет огонь, не соглашаясь уступить вязкому гудрону тьмы и осени. Этого огня достаточно, чтобы взламывать изнутри тонкий лед на воде. Этого огня достаточно для всего. Человек идет, изредка оскальзывась на подмерзшей траве и по псовому встряхивая головой. Ночь скрученными пальцами деревьев тянется ему вслед, но ее хватка соскальзывает, потому что близится рассвет. Его еще не видно, но он ощущается кожей, звериным чутьем, шестым чувством...

... Где ты меня ждешь? Где я тебя ищу. Где я тебя жду? Там, где проходит мой путь. Сейчас, тогда, потом. Жди, жди меня, я уже почти. Неважно когда, неважно где. Где я тебя жду, там где ты. Где прямая стрела маршрута утыкается в цель, где в который раз мы узнаем друг друга. Где, черт его дери? Так где? Там, где ты ждешь меня, я тебя нахожу. Неважно, куда идти, в любую сторону будет правильно. Где... Где?