Капитан Джильди перевел дух и с чувством выполненного долга припал к окуляру. На мачтах исчезавшего за мысом «Победителя дракона» лихо трепыхались два флага – синий и белый, а вверх ползли еще шесть: «Противник в дрейфе». – Купцы, – Аларкон с силой сложил трубу. – Ждут, когда им дорогу расчистят. Конечно, купцы. Дриксенский адмирал не ляжет в дрейф на полпути к цели, а вот оставить у входа в залив негоциантов, чтоб под ногами не путались, – запросто.
«Меня видят»! – передал флагами Берлинга. – «Иду в бой (корабль -Победитель дракона)
Так и есть, фрошеры! Ну и что, что мельче главных, с «Селезня» и фрегата хватит
Мало того, на мачте «Серебряной Розы» какая-то дубина подняла сигнал «Следовать за мной». Хотя почему это «какая-то»? Грубер это! Господина генерала блюющих в трюмах солдат Добряк видел лишь дважды, но этого хватило. Такому расстрелять – что малую нужду справить. Нет, господа селедки, приказы надо выполнять, особенно если над твоей душой стоят дурни с мушкетами.
Драка шла уже на траверсе «Ноордкроне». Бешеный оправдывал свое прозвище; окажись на месте Доннера Бермессер с его кружевным шарфом и деревянной головой, линия авангарда могла быть если не прорвана, то смята. Фрошер лез вперед, норовя подойти на пистолетный выстрел, а то и сцепиться на абордаж. Доннер умело лавировал, сохраняя дистанцию, несмотря на «гуляющий» ветер и близость берега
– Когда кончится высадка, я предложу Бешеному уйти. Это лучше, чем покалечить десяток линеалов и потерять несколько сотен отличных моряков, а дешевле он нам не обойдется. Скорее, дороже.
– Вальдес флаг не спустит.
– Я не столь глуп, чтоб просить льва сбрить гриву, – пожал плечами адмирал, – а Бешеный не столь глуп, чтоб защищать разбитые яйца. Пока есть за что драться, он станет драться, но потом уйдет, и я готов пожелать ему удачи. На юге.
– Вам будет сложно объяснить свое решение в Эйнрехте, – фок Шнееталь казался встревоженным. – Вернер представит все или как ошибку, или как предательство.
– Его Величество знает меня и знает Фридриха, – адмирал снова тронул шрам. – Он выберет ту правду, которая ему ближе.
– «Сигнал от адмирала Бермессера, – завопил сверху дозорный. – Противник с юго-запада. Четыре хорны».
Какой еще противник? Откуда?! Кто-то из капитанов Вальдеса оказался в море и прорывается к своим? Но почему «противник», а не «корабль»? Их там что, много?
– Вернер совсем обалдел, – развеял недоумение Блаухан, – спутал либо фрегат с флотом, либо, что верней всего, команду, а на «Звезде» не забалуешь. Лучше адмиральскую дурь передать, чем прослыть умней начальства, но я вас задерживаю...
– «Противник на юго-западе. В четырех хорнах», – послушно повторил Зепп.
– Бред, – капитан «Ноордкроне» от возмущения топнул ногой в потрепанном иссиня-черном сапоге. – Хотя чего ждать от больного здоровья?
– Надеюсь, что бред, – все тем же ровным голосом откликнулся Олаф, – но беда имеет обыкновение приходить оттуда, где ты оставил дурака. В следующий раз я оставлю Вернера при себе, а после боя напьюсь.
– У Вальдеса двадцать один вымпел, – брови шаутбенахта сошлись в сплошную рыжую черту, – именно столько, сколько доносили «ардорцы». Больше ему взять неоткуда, «Микаэла», «Пфейфер» и «Голдфиш» облазили каждую дырку.
– Верно, – подтвердил Ледяной Олаф, и Йозеву отчего-то стало неуютно, – они не видели никого, кроме дозорных, не снизошедших до рыбаков и торговцев. Йозев, приказ по эскадре: «Ждать приказа. Быть готовым к повороту...» Ты хочешь что-то сказать?
– Ты шарахаешься от тени, – капитан и адмирал перешли на «ты». В присутствии подчиненного.
– Тени сами по себе не появляются. – отрезал Олаф. – Йозев, ноги в руки...
– Отто Бюнц передает, – выскочивший на бак сигнальщик напоминал выхваченного из воды ерша. – «До полусотни вымпелов, в боевой линии, курс восток-северо-восток».
– Этого не может быть, но оно есть, – как не походила эта улыбка адмирала на недавнюю. – Бюнц не Вернер. Это не тень, Адольф. Это Альмейда.
– Приказ по всей линии – поворот «Все вдруг». Команду над арьергардом принимает шаутбенахт Бюнц, он же ведет колонну. Курс на караван. Всех не занятых при маневре офицеров – ко мне!
– Мой адмирал, – растерялся «ерш». – Команду над арьергардом принимает...
– Шаутбенахт Бюнц, – с нажимом повторил Ледяной Олаф.
– Бери круче к северу и прибавь парусов, – на скулах капитана «Франциска» заходили охотничьи желваки. – Ветер за нас, подрежем им курс, куда они из залива денутся?
– Не годится, – адмирал уже справился с собой, только ноздри раздувались, как у рвущегося с привязи коня. – Кальдмеер не овца: запрешь – пойдет на прорыв, потащит за собой «купцов» с солдатами и превратит бой в свалку с абордажем.
– Ну и что? – удивился Филипп. – Для чего мы подняли «Райос», если не для драки?
– Я не меняю альбатросов на «гусей», даже один к сорока, – руки в алых перчатках стиснули зрительную трубу, словно чью-то шею. – Мне не улыбается брать на абордаж лоханки, битком набитые солдатами, и я им не позволю брать на абордаж нас.
Они хотят драться в линии? Очень хорошо! Мы не станем марать руки о наемных убийц, лезущих в оставшийся без мужчин дом. Берто! Передай Берлинге: «Два румба вправо». Всем: «По сигналу – сомкнуть колонну»[58].
– Кто-то выходит из боя, – пробормотал Аларкон, ослабляя алый шейный платок. – То ли Вальдес слабеет, то ли «гуси» потеряли к мерзавцу интерес.
– Всей эскадре, – голос адмирала был злым и веселым, – сократить интервалы вдвое!
– Взгляните, капитан, это весьма поучительное зрелище. Хотел бы я знать, кто платил лазутчикам, видевшим Альмейду на юге.
– Им платил Дивин, – буркнул капитан. – Ничего не понимаю! Что это за тряпки?
– Вряд ли в Устричном море их видели, – рука адмирала погладила искалеченную щеку. – Это марикьярские флаги, кажется, они означают кровную месть.
– Олаф, – пробормотал Шнееталь, – я ничего не понимаю. Разве у нас с ними есть какие-то личные счеты?
– Не знаю, Адольф, – Ледяной Олаф устало потер висок. – У меня вроде бы нет, но не стоит забивать себе голову гаданием. Просто примем к сведению, что в плен они нас брать не будут. Ничего не поделаешь!
– Кэцхен! – рука Альберто указывает на юг. – Три!
Полосы-стрелы возникают из ниоткуда, мчатся к сближающимся эскадрам, будоража и без того недоброе море. Тем, кто окажется у них на пути, несдобровать. Топить большие корабли кэцхен не под силу, иначе б Хексберг не стал портом, но разорвать паруса, спутать снасти, окатить ледяной водой, сбить с курса шквал может.
– Двадцатая хорны, – бормочет Берто.
– К бою, – бросает Альмейда. – Открыть порты!
Если кэцхен вернутся, нижние палубы захлестнет, но кэцхен бояться – в Хексберг не ходить...
– Порты второй палубы открыты! – доносится со шканцев.
– Выдвигай!
Хорошо, что авангард ведет Бюнц, и хорошо, что он получил повышение. Кесарь утвердит представление Ледяного, не может не утвердить! Зепп знал капитана «Весенней птицы», коренастого, светловолосого, похожего на торгового шкипера. Руппи говорил, Бюнц давным-давно стал бы шаутбенахтом, не будь он столь откровенен в своей ненависти к принцу Фридриху, особенно если выпьет.
– Пушки верхней палубы к бою готовы...
– Вторая палуба. Лейтенант цур зее Ойленбах готов открыть огонь.
– Докторская команда готова.
– Третья палуба. Лейтенант цур зее Гаульман готов открыть огонь...
– Палубная команда готова.
Весенняя Птица - двухпалубник
До головного дриксенского линеала оставалось полхорны, не больше. Утром этот двухпалубник шел последним, теперь арьергард стал авангардом. Луиджи покосился на Альмейду: альмиранте стоял плечом к плечу с Аларконом. «Франциск» был готов к бою, настолько готов, что единственным делом стало ожидание.
– Это должен быть Бюнц, – решил Берто. – Он у дриксов вроде Вальдеса, а корабль – «Весенняя птица», у него на носу ласточка.
– Именно что болтался, – сбросивший лет пятнадцать альмиранте подбросил и поймал пистолет. – Колонну ведет Бюнц, а Вернер при сем присутствует. Кальдмеер есть Кальдмеер. Другой бы на его месте избавился от этого подарочка при помощи Ротгера...
Длинная бродячая волна приподняла «Птичку», ее марсели на мгновенье заполоскали, нос рыскнул в сторону, но быстро выправился, зато идущая следом трехпалубная громадина вывалилась из линии.
Корабли Берлинги дохнули дымом, свист швана и морской гул растворились в орудийном реве. Бой шел совсем рядом, еще несколько минут, и «Франциск» получит первую цель, в свою очередь став мишенью для «Птички». Луиджи поискал глазами пресловутого Вернера. На шестом от головы светло-коричневом трехпалубнике трепыхался вице-адмиральский флаг.
– Отправляйтесь к Салине, – красная четырехпалая рука смахнула с лица прозрачные капли, – передайте ему, что караван ждет. Пускай подрежет курс авангарда, поставит головных в два огня и собьет в кучу. После этого может возвращаться к торговцам. Если какой-нибудь «гусак» вздумает отправиться в хлев, не трогать.
– Я правильно понял? – на всякий случай переспросил Луиджи. – Если дриксы решат уйти...
– Не дриксы, – уточнил Аларкон, – а Вернер Бермессер. Он мечтает об адмиральской перевязи, а не о Рассветных Садах, остальные будут защищать караван до конца.
– Живой Бермессер полезнее мертвого, – ухмыльнулся Альмейда, – особенно если он таки наследует Кальдмееру. Пускай проваливает...
– Я – родич соберано. – Если Альмейда – прячущая огонь гора, то Салина – готовая ударить молния. – Что я должен сделать?
– Подрезать им нос, поставить головных в два огня и сбить в кучу. После этого заняться караваном. Если Бер... Вернер захочет уйти, отпустить.
– Он захочет, – сощурился Хулио Салина. Теперь он напоминал Рокэ и вблизи. – И он уйдет. Оставайтесь с нами, капитан. Ручаюсь, вам понравится.
Реи «Марикьяры» повернулись, ловя ровный, сильный ветер. Корабли арьергарда один за другим четко и красиво ложились на новый курс, отсекая противника от моря и грозя отрезать от купцов. Головной дриксенцев опасность понял, громыхнули погонные орудия, свинцовая вода проросла серебряными кустами, но «Марикьяра» продолжала идти наперерез чужой линии
...– Хорошо, – серебро вновь сменяет свинец, непонятная радость улетает вслед за кэцхен, скрывается в накрывшем залив дыму. Исчезли не только берега, но и ползущие к выходу из залива колонны. «Марикьяра» уже растворилась в белесой мгле, скрывшись за строем дриксенцев. Можно было разглядеть разве что «Пташку», сцепившуюся с последними кораблями Салины. Те не замедлили приветствовать противника продольным огнем, и тут же с другой стороны строя грянули залпы. Марикьяре таки поставили противника «в два огня»!
Бюнц, если фельпец правильно запомнил чужое имя, головы и впрямь не терял, несмотря на тяжелое положение. Отстреливаясь обоими бортами, он умело лавировал, выискивая проход в плавучей, плюющейся чугуном стене. Прибавь дриксенцы парусов и возьми к северу, они бы вырвались, но «Пташка» думала не о своих перышках, а о сбившихся в кучу купцах.
Клубок из дыма и кораблей катался по свинцовому блюдцу, отплевываясь ядрами и обломками. Шедший за «Пташкой» линеал не рассчитал скорость и влетел в кипящее выстрелами месиво. Матросы кинулись убирать паруса, замыкающий Салины, кажется, это был «Соберано», саданул продольным. Одна из мачт пошатнулась и, как была, с парусами и реями, исчезла в дымном облаке, а сзади подпирали яростно перестреливающиеся колонны.
...Из-за смешавшегося строя показался светло-коричневый трехпалубный красавец и воровато двинул в сторону купцов, обходя сражающийся на два фронта авангард по широкой дуге. Один мерзавец в дриксенской эскадре все-таки сыскался.
Залпы становились все злей. Бюнц ловко ворочался в дыму, не забывая огрызаться и не теряя надежды прорвать заслон. Это ему почти удалось, но тут белевший даже сквозь дым фок на глазах пошел полосами и исчез. «Пташка» споткнулась, словно провалившаяся в кроличью нору лошадь, на потерявший ход корабль обрушились новые ядра.
Очередная бродячая волна разбилась о корму, помчалась вдогонку за породившей ее кэцхен, «Ноордкроне» накренилась и тотчас выпрямилась. Над головой с воем пронеслись ядра, врезались в и без того кипящее море.
– «Спуск по ветру. Поворот все вдруг», – вполголоса прочитал фок Шнееталь чужие сигналы, – «спуск по ветру и поворот все вдруг»...
Чужие линеалы приближались, продолжая разворот. Еще несколько минут – и они станут носом, попадут под продольный огонь, другого такого случая не будет. Коронованный черный рыцарь надменно глянул Зеппу в лицо, за его спиной вздымались мачты, – пора! Почему «Ноордкроне» молчит? Неужели еще не зарядили?! Леворукий, сколько можно возиться!
Не прошло и пары минут, и кордебаталия начала медленно разворачиваться по ветру в сторону вражеской линии. Линеалы Альмейды один за другим замолкали, зато дриксенцы, ловя момент, били всеми калибрами. Марикьяре поворачивали невероятно быстро и до невозможности медленно.
... Время тянулось застывающей смолой, но линия уверенно обретала прежнюю четкость. Никто не сцепился снастями, не выпал из строя, а ведь линеалы шли куда тесней, чем обычно.
...Альберто не хвастал, пожалуй, он даже преуменьшил выучку своих марикьяре, или это Луиджи по привычке делил моряцкие рассказы на четыре? Зря. Альмейда, сыграв с ветром в поддавки, не просто развернулся, он сократил расстояние между линиями чуть ли не вдвое. Зрелище почти идеального маневра под огнем противника завораживало. Разумеется, издали.
– Бе... ер... дит... ...вер, – проорали с марсов сквозь подутихший ветер и орудийный гул, – ерал... венде! ...чал ...елку.
– Забудь, – отмахнулся адмирал, вглядываясь в окутанных дымом фрошеров, – без них проще.
– Здесь – да, – с какой-то тоской откликнулся капитан, – но прав тот, кто первым вернется в Эйнрехт.
– Я согласен положить шпагу, – улыбнулся Ледяной Олаф, – вместе с головой. Но пока все не так уж и плохо, может, сохраним и головы, и шпаги.
Снова ударили пушки, и Зепп с трудом удержался на ногах. Носились подносчики пороха с картузами, тут и там мелькала лысая голова судового врача. К счастью, работы у него пока было немного.
– ...думаешь? – в показавшемся почти тишиной свисте ветра проступил голос шаутбенахта. – Но почему бы тогда...
– Не поднять паруса? – усмехнулся Ледяной Олаф. – Да, мы можем выйти из боя и догнать Вернера. Если бросим караван на съедение. Ты представляешь, сколько их уцелеет? Нет, Адольф, на такое я не пойду. Не могу пойти. Привел их сюда я, и они начнут умирать только после меня.
Кэцхен:
Пенная дорога среди дымчатых волн, серебро на раух-топазе, дым незримого огня... Сталкиваются, закручиваются взбаламученные волны, свиваются в седое копье, пущенное невидимой рукой, кэцхен сжимается, словно перед прыжком, и сворачивает. К дриксам! Прорезает безупречный строй не хуже линеала. Головной корабль принимается рыскать, еще один теряет место в колонне. Трехпалубная громадина заваливается набок, идущий следом торопливо убавляет парусов, но кэцхен он не нужен. Ветряная лапа мимоходом бьет по снастям и боком, разъяренной кошкой, скачет дальше, к сбившимся в кучу купцам.
Именно что опять. Кэцхен! Третья или четвертая. Проклятые шквалы разрывали строй, дико завывая в снастях, вытаскивали корабли из линии, так и норовили столкнуть соседей, но если для линеала кэцхен была неприятностью, шлюпке она несла верную смерть.
Девять крылатых созданий скользят по заливу и смеются. Им радостно, очень радостно, но они помнят, с кем танцуют. И зачем. Это их залив, их люди, их корабли, а чужаков нужно прогнать... Или оставить здесь, на дне, среди синих водорослей и веселых рыб с колючими плавниками, которым не стать крыльями. Да, пусть остаются, пусть с ними играют волны, им тоже хочется танцевать.
Пришельцы пытаются держать линию, они двигаются медленно, тяжело, скучно. Они ничего не знают, не понимают, не чувствуют. Туман для них лишь туман, а ветер только ветер. Как глупо...
Сплетаются в хороводе тонкие руки, изящные ножки едва касаются ледяной пены. Волны вскипают, тянутся к плясуньям, а те с хохотом несутся меж кораблей с лебедиными флагами, то отпуская друг друга, то вновь смыкая хохочущую цепь. Пары и тройки сталкиваются, кружатся, меняются друг с другом, взмахивают крыльями – то белыми, то серебряными, то льдисто-зелеными, как голодная вода.
Море кипит, как в котле. Волны клокочут, прижимают острые уши, готовясь к прыжку, бросаются за ускользающей любовью, швыряют огромные корабли, как скорлупки. Море танцует с ветром, ветер играет с морем, а дриксенская эскадра умирает. Для нее песня ветра станет последней...
Смерть и победа, горе неведомо, звезды, и ветер, и снег. Ветер и звезды, нет слова «поздно», будешь ты счастлив вовек. Ветер и звезды, камни и розы, песня твоя и моя, звезды и ветер, помни о лете и не забудь про меня.
Флагман дриксенцев убирает паруса, матросы на вантах рвутся, как сумасшедшие, и не успевают. Стройные ножки трогают палубу, ветер поет, море смеется, лопаются снасти, вьются лохмотья парусов, белогривые волны лижут борта, зовут к себе, к веселым рыбам, к зеленым сонным камням.
Еще один круг, покалеченный корабль выпадает из строя, его несет на чужие пушки, а девять хохочущих смертей мчатся дальше играть в пятнашки, шутить, звенеть своими колокольчиками.
...Так вот как это было. Сражение. И танец. Они дрались среди танца, а кэцхен танцевали среди смерти.
Ядро угодило в казенную часть пушки, ядро пробило фальшборт, ядро задело бизань-мачту, ядро разметало картузы с порохом у левого борта (????), но верхней палубе доставалось меньше других. Альмейда раз за разом бил по корпусу, по пушечным портам второй и третьей палуб.
Одинокий глаз моргнул и погас. Зюсс окривел, когда игравший в талигойских пиратов Бермессер нарвался на Вальдеса. Тогда Рыжий и возненавидел, нет, не Бешеного, а заведшего их в ловушку спесивого болвана. Как кривой боцман оказался на «Ноордкроне», Руперт не знал, наверное, его взял Шнееталь. Адольф подбирал команду по одним ему ведомым правилам, и команда эта была готова сдохнуть за своего капитана и адмирала.
Я иду в Ардору. Я – человек мирный, мне моя лоханка дороже, чем кесарская задница. Да и до нее пока доберешься, четыре раза на дне окажешься.
– Давно хотел побывать в Ардоре, – ухмыльнулся Леффер, – а вот на дно меня как-то не тянет. И моих парней тоже, но Традуска – торговый порт, вас спросят, что вы везете.
– Товар на борту есть, – показал крепкие зубы Добряк Юхан. – Продовольствие, полотно, инструмент. Ну, инструмент мало кому нужен, а вот продовольствие...
– Осадной армии оно тоже не понадобится, – предположил Леффер, сворачивая голову фляжке, – за неимением осады. Как и полотно для палаток.
– Груз принадлежит короне, – вздохнул Клюгкатер, – и в случае невостребованности подлежит возвращению на склады.
– Но ведь груз может погибнуть от морской воды и огня противника, – предположил Леффер, – о чем у вас будет бумага.
– А кто подпишет? – деловито осведомился Юхан, все еще не вынимая руку из-за пазухи.
– Разумеется, господин интендант, – зевнул Леффер, – ну а в случае, если морская болезнь или... внезапное помешательство помешает ему поставить подпись, это смогу сделать и я. Как старший по званию.
– А он свихнулся? Какая жалость, – посочувствовал Добряк, выпуская рукоять стилета. Лейтенант Леффер и впрямь оказался очень умным человеком.
– Мне так показалось, – офицер приложился к горлышку и протянул рыбодев хозяину. – Сейчас он спит, возможно, к утру ему станет лучше, но я с трудом его удержал. Представьте, он вообразил себя святым Андием и уверен, что может ходить по воде, аки посуху.
– Вот ведь беда! – посочувствовал Юхан, принимая флягу. – Ладно, пусть дрыхнет. А утром или с нами в Ардору, или в Дриксен своим ходом... Неволить не станем.
Тред Олафа Кальдмеера
[Print]
Капитан Рут