Трек 22. «На одной волне»
Домой мы идём молча. Солнце потихоньку клонится к горизонту, заливая улицы теплым апельсиновым светом. Я разглядываю длинные тени от фонарных столбов и деревьев, а Дом, уставившись себе под ноги, пинает камень носком ботинка. Каждый удар — глухой стук по асфальту. Как морзянка.
— Спасибо за концерт, — наконец говорю я и тыкаю его локтем в бок. — Но песню ты выбрал дурацкую. В смысле, нет! Песня, конечно, классная, просто момент идиотский... То есть...
Я шлёпаю себя ладонью по лбу, проклиная своё косноязычие, и чувствую, как снова начинают пылать мои уши:
— Ну ты же понял, да?
— Угу.
После очередного удара камень отлетает куда-то в кусты шиповника, и Дом поворачивается ко мне:
— Я думал, что тебе понравится.
— Мне понравилось, — я смущенно тру пальцами покрасневшее ухо. Кожа горит, будто я весь день провела на солнцепёке. — Но ты — хулиган.
Дом смеётся и, дёрнув меня за рукав футболки, притягивает к себе:
— Значит, после ужина на крышу?
Киваю и прижимаю покрепче приёмник — так, что холодный пластик больно впивается в рёбра острой гранью.
Мы сокращаем путь домой через какие-то подворотни, где вечер, кажется, наступает быстрее. Тени вокруг сгущаются, а воздух пахнет затхлостью старых стен. Дом запихивает руки в карманы джинсов и начинает насвистывать тот самый мотив — «Rock'n'Roll Queen», а я на всякий случай цепляюсь за его локоть, будто опасаясь, что Доминик может раствориться в сумерках.
Дома нас встречает сонный кот, выгибая спину дугой. Доминик снимает ботинки, с размаху швыряет их в угол и плюхается на диван, прихватив с собой приёмник.
— Эй, рок-звезда, руки мыл? — кричу из кухни, разогревая ужин.
Слышу недовольное бурчание, посмеиваюсь тихонько в ладонь. И понимаю, что все эти вечерние ритуалы за столь короткое время проросли сквозь меня, как корни плюща через трещины бетонной стены.
За окном уже тонут последние лучи заката, и на небо, словно мерцающие крошки, высыпаются звёзды.
Наш ужин проходит в спешке — Доминик глотает еду не разжевывая, потому что ему не терпится снова услышать космические голоса.
— Ладно, — выдыхает он, когда я допиваю последний глоток компота. — Теперь крыша.
На крыше мы сидим прижавшись спинами друг к другу. Я — съежившись и подтянув колени к подбородку, а Дом — как недавно в парке — раскинув длинные ноги. Я чувствую, как его лопатки двигаются под тонкой тканью футболки, пока он возится с приёмником. Как будто крылья под кожей. Его дыхание сплетается с треском антенны: вдох — щелчок, выдох — шорох.
Сначала я слышу только шипение динамика. Потом — глухой гул, будто звук высоко летящего самолёта. Я невольно выпрямляюсь, чтобы посмотреть на небо, и мой затылок касается плеча Доминика.
— Тихо, — шепчет он, хотя я и так молчу.
Его пальцы скользят по шкале настройки, и вдруг... Звук. На этот раз не песня и не голос, а что-то между воем проводов на ветру и стуком метронома. Дом замирает, и я чувствую, как его сердце бьётся через спину мне в позвоночник — учащённо и аритмично.
— Ты это слышишь? — голос Доминика немного дрожит.
Я молча киваю, вжимаясь лопатками в тепло его спины и ощущая лёгкое покалывание в позвонках. Дом продолжает искать нужную частоту. Шелест. Шуршание. Шум. И вдруг снова — тот плачущий пульсирующий звук. Спина Доминика вздрагивает, как от удара током.
— Ты чего? — дотягиваюсь пальцами до его локтя.
— Да просто... — он застывает на мгновение, кожа под моими пальцами становится липкой. — Я этот звук слышал во сне. Ну, тогда.
— Может, ты прав? И ты действительно инопланетный пришелец? — хихикаю я, но получается как-то нелепо и неуместно, и смех застревает в горле. — Это тоже голос звезды?
Мне в ответ — тишина.
— Как вообще работает эта твоя... — я подбираю подходящее слово. — То есть наша магия?
— Это как квантовая физика, — неожиданно смеётся Дом. — Даже я не понимаю.
Город окончательно погружается в ночную тьму. Тени от антенн на крыше в тусклом свете луны рисуют на асфальте нотный стан. Мы слушаем призрачный треск и обрывки мелодий и фраз, доносящиеся из динамика. Доминик сидит неподвижно.
— Звезда упала, — вдруг говорит он. — Красиво. Жаль, ты не видела.
— Зато я вижу созвездие Лебедя.
И снова молчание, которое прерывается лишь сигнализацией машины во дворе.
— Дом?
— А?
— Почему ты выбрал именно этот приёмник? Я видела на рынке и другие, ну, современнее, что ли.
Доминик ёрзает на месте, потом протягивает мне радио:
— Вот, смотри, — его пальцы легко пробегают по желтоватому пластику, и я вижу некогда серебристую, а сейчас практически стёртую надпись: «КОСМОС».
— «Космос»? Серьёзно? А если бы мы купили «Океан», то слушали бы рыбий хор?
— Рыбы не поют, бестолочь, — хохочет в ответ Доминик, и его смех эхом прыгает по водосточным трубам, будто бусины с разорванных чёток.
— Ну знаешь ли, умник, раньше я и про звёзды так думала, — парирую я, тыкая пальцем в бархатно-чёрное небо над головой. — И о чём они там?
— О том, что живы, — голос Доминика звучит непривычно серьёзно, и я теряюсь.
— А это кто бормочет? — выдавливаю я из себя, ковыряя на ладони коросту от недавнего пореза осколком чайника.
— Планеты, может? Поют же не только звёзды, даже Земля... — он хмыкает. — Не спрашивай, откуда я это знаю. В твоём Wi-Fi ещё и не такое найдёшь.
— А почему оно плачет? — не унимаюсь я, вцепляясь пальцами в пластик приёмника. Странный звук пульсирует в висках, словно кто-то стучит кулаком по стеклянной двери, рассыпая эхо в пустой комнате.
— Обидел, наверное, кто-то.
В это время где-то внизу под нами проезжает грузовик, и рёв мотора на секунду заглушает космический плач.
— А может, ей просто одиноко, — добавляет Дом так тихо, что я еле разбираю слова.
— Она же звезда, — вздыхаю я. — Просто газовый шар. Слушай, а может...
Я поворачиваюсь к нему, и в этот момент луна выныривает из-за облака, заливая его лицо тусклым светом. Я замечаю россыпь золотистых веснушек на его щеках — как скопления крошечных звёзд. Их раньше не было или я просто не обращала внимания?
— Может, это тот самый пульсар, который сейчас учёных с толку сбивает?
— А знаешь, может, ты и права! — в голосе Доминика снова появляются привычные озорные нотки, но задумчивый взгляд всё ещё устремлён куда-то вдаль, за горизонт.
— Я знаю, я всё-таки гений, — задираю нос, изображая напыщенность, но где-то под рёбрами впивается ежовыми колючками тревога.
«Надо бы поискать другие новости об этом пульсаре», — мелькает в голове, прежде чем Доминик выключает приёмник и встает, потягиваясь до хруста в костях.
— Ладно, звёздочка, пора бы уже домой.
Мы спускаемся по тёмной лестнице. Внезапно на пятом этаже скрипит дверь, и на лестничную клетку выглядывает пожилая соседка в вылинявшем халате и с бигуди в волосах. Её взгляд сразу же впивается в Доминика, она подозрительно прищуривается, словно сканирует фигуру чужака.
— Опять ночью шляетесь? И кто это у вас? — ворчит она, кивая в его сторону. — Родственник? Или...
В воздухе повисает молчание, и оно куда красноречивее слов. Доминик отводит глаза, и я вижу, как напрягаются его плечи.
— Друг, — отвечаю я коротко, прижимая к груди приёмник.
— Дру-у-уг? — противным голосом передразнивает соседка. — Нормальные друзья ночами по крышам не лазают. Да ещё с... А это что?
Её морщинистая рука с облезлым красным маникюром уже тянется к приёмнику, но я отступаю на шаг назад, упираясь спиной в перила лестницы.
— Астрономия, — вдруг выдаёт Доминик, и я едва сдерживаю вздох.
— Чего? — выщипанные брови соседки взлетают так высоко, будто пытаются сбежать с её лица.
— Наблюдаем за звёздами. Наука, понимаете.
— Наукой в библиотеке занимаются. А вы — безобразничаете! — она фыркает, и, окинув нас надменным взглядом, с громким лязгом захлопывает дверь. Мы замираем в темноте, слушая, как недовольное ворчание растворяется в бормотании телевизора за стенами её квартиры.
— Гениально, — шепчу я, прикрывая рот ладонью и стараясь не расхохотаться. — «Астрономия».
— А что? По-моему, звучало убедительно, — Дом пожимает плечами, сдерживая улыбку.
— Она не поверила тебе ни на секунду! Надеюсь, она не вызовет полицию. Вот же вредная тётка.
— Расслабься, — Дом отпирает дверь и заталкивает меня в квартиру, щёлкая пальцами в воздухе, будто переключает невидимый тумблер. Лампочка в прихожей вспыхивает, отозвавшись на его жест, и заливает помещение тёплым светом.
Пока я навожу порядок в коридоре (опять его ботинки валяются в углу!), Доминик плюхается на диван в гостиной и достаёт из-под подушки полупустой пакет чипсов (и когда успел припрятать?):
— О, а вот и перекус перед сном! Как же они тут оказались? — с наигранным удивлением вопрошает он, размахивая своим трофеем.
— Ты сам их спрятал там вчера от кота.
— Ах да... — он хрустит чипсами, и крошки сыплются на диван. — Стратегический запас. Для экстренных случаев.
На звук шуршания упаковки чипсов из спальни вылетает кот и садится перед Домиником в позе циркового льва, не сводящего взгляда с дрессировщика.
Дом подбрасывает ломтик картофеля в воздух, и кот ловит его с грацией дикой кошки.
— Ты совсем его избалуешь! —возмущаюсь я, отправляя приёмник на полку шкафа к статуэткам кошек и книгам. — Он превращается в попрошайку!
— И это ты вместо благодарности... — усмехается Дом, дразня кота чипсами и заставляя его пританцовывать на месте от нетерпения. Кот крутится, подпрыгивая на задних лапах, словно пытаясь поймать невидимую бабочку.
Пока я в ванной чищу зубы, за дверью раздаётся грохот. Решаю не обращать внимания: если бы это был конец света, я бы уже знала. А так — пусть сами разбираются.
Когда возвращаюсь из ванной, вижу, что Дом уже развалился на диване, заняв всё пространство. Ноги — на подлокотнике, одна рука закинута за голову, а вторая прижимает к груди сонного мурчащего кота. Недоеденные чипсы забыты — смятая упаковка валяется на полу.
Доминик сопит в полудрёме и бормочет что-то бессвязное.
— Эй, ты в сознании? — я щекочу ему босую пятку.
— М-м-м... Космические печеньки... — чуть слышно бормочет Дом, переворачиваясь на бок и утыкаясь лицом в подушку.
— Чего?
— Кот... он печ... печенье вору-у-ует... — его голос растворяется в мягкости подушки.
Я смеюсь и накидываю на Доминика плед, в котором кот тут же начинает устраивать себе гнездо.
— Ладно, спокойной ночи, мальчики, — провожу пальцами по взъерошенным волосам Доминика и выключаю свет, пытаясь в потёмках найти дверь в спальню.
В ответ из темноты дуэтом доносятся храп и мурчание, как будто два радиосигнала, которые нашли общую частоту.
Настроение дождливое