Я привязан к тому, что люблю

Вначале долго рассказывают всю предысторию для тех, кто уже успел забить или забыть.
Интервью Керо начал со слов:

--В моем случае речь не идет о домогательствах. Это я подвергся нападению, при этом использовали тенденцию с домогательствами (скандалы в прессе о домогательствах, надо так понимать).
Эти атаки не новость, они были постоянно, в течение всей карьеры. Нападали актеры, которым не нравился стиль работы, коллеги из ревности,в том числе, когда устраивался режиссером. Большинство нападающих никогда со мной не работали или работали не долго. Многие уже вне театральной сферы. Против меня написали анонимные письма, их изучили, но информация не подтвердилась. Кто-то придумал все это, чтобы меня уничтожить, убрать.

— Что стоит за атаками?
Я три раза не попадал на режиссерский факультет. От отчаяния год работал официантом, я очень хорош в этой профессии. Потом я попал в армию, где организовал театральную труппу Перескоп. Дальше был педагогический колледж, где получил специальность педагога-логопеда (получи Акош еще раз вешалкой по попе!). И в то же время занимался вокалом. В педобучении была очень сильная психологическая часть, поэтому я был одним из немногих, кто верил в осуществлении мечты.
Перископ был эффективен. Он получил 20 солдат, которых смог замотивировать, использовать их энергию. Они выкладывались на сцене по полной программе и выигрывали конкурсы. Это стало большим сюрпризом в театральной жизни. были завистники, даже каких-то друзей потерял, которые подозрительно смотрели на эту самодеятельность, не могли принять, что художественное производство родилось на ровном месте. Потом удалось поступить заочно в колледж исполнительских искусств; после этого начал работать в театре.
Многие обвинения связаны с поведением. Одна из основных особенностей репетиций у меня — работа вне зоны комфорта. Я делаю все возможное, чтобы всех солистов и группу вытащить в состояние, в котором возникают действительно художественные решения. Это легко сделать, если в комнате 5 человек. Но когда работаешь с труппой, то это очень большая задача. // вот ведь манипулятор//.
Кто-то добивается этого так, кто-то иначе, возможно, я преступал черту. Но в целом впечатление от того, что я делал, выглядело очень эффективным. Это было успешным в течение 40 лет. Люди, с которыми я работал, всегда это принимали и чувствовали, что это успешно для них.

— Как вы этого добиваетесь?
Мне было тяжело. Да, иногда я говорил грубо. Известна история, когда на открытой репетиции в Сегеде на Эржебет перед 2 тысячами челвоек партия звучала слабо. Я был очень расстроен и сказал: стыдитесь, уходите скорее, чтобы косить (буквально косить, по-видимому, у нас посылают шпалы укладывать, к них косить). Я в запале мог бы сказать грубые слова. Затем произошло чудо: они сделали все еще раз, но невероятно сильно. И две тысячи человек, ставшие свидетелями унижения, аплодировали. По-моему, я сказал: «Садитесь, вы здесь не для того, чтобы аплодировать, Вы просто участники репетиции!». //Это не про то говорили, что Керо орал на Силя за то, что он очень плохо где-то там пел? Что-то у мамонтенка было вроде. Люблю Керо, столько стразу вывалил//
ВОзможно, не всем понравилось это, но в основном поняли, что я это делал для дела и бла-бла-бла. И вообще все было хорошо. Если бы я был таким страшным, разве пошел бы я в театр после 14 лет такой жизни. //по видимому, это про поход на Графа Люксембург//

— Что было самым ужасным из того, что вы делали?
Крик. Грубая речь. Но мне говорят, что я стар, я говорю все меньше и меньше, может быть, потому, что мой кредит вырос, и мне это больше не нужно. Боятся ли актеры меня или нет, я не могу этого сказать, но во время работы я очень настойчив, я фанатичен, это так. Но если я и причинял кому-то боль между 10 и 2 часами, то после 2-х я всегда извинялся. Это моя проблема, я не спорю, но ... //дальше какая-то накрученная фраза, в общем, нет никого, перед кем бы он ни извинился//.

— Вы сказали, что актеры были унижены. Но как вы узнали, что актеры испугались, их спрашивали об этом?
Ошибки нет, это не самая важная часть работы, но репетиционный опыт. Я думаю, что актеры всегда понимали и принимали крайности; они любили работать со мной. В 2013 году сделали видео, когда актеры ОПи сказали мне, что хотят, чтобы я был режиссером, и они меня любят. Сегодня в театре есть сильное давление, поэтому они не могут сказать то же самое. Но я честно говорю вам, что я не хочу возвращаться в ОПи в качестве руководителя. Вообще есть более серьезные постановки — оперы, мюзиклы — я заинтересован, в смешном нет столько чувств.

— Но возможно, есть еще актеры, которые до сих пор...
Я оставил занозу? Возможно.

— Вернее, травму.
Да ну! Я не думаю, что это травма. Но думаю, что этот вопрос может быть задан любому режиссеру, будь он громким или молчаливым. Тихие предложения могут вызывать те же травмы, что и громкие слова.

— Вы верите. что вы не сделали ничего, что могло бы вызвать травму?
Я не делал ничего, что бы мы не могли обсудить, о чем не могли бы поговорить. Я не думаю, что есть хоть одна важная личность из тех, кто работал со мной, кто бы мог сказать, что на сегодняшний день чувствует себя униженным.

— А незначительные личности, 17-летние хористы?
В театре нет незначительных личностей. Я это говорю не для защиты. Скорее всего, нет такого директора на земле, к которому 17-ий ученик никогда не мог сказать что-то плохое. Но я знаю имена всех моих танцоров, хористов, потому что они очень важны для меня. Я думаю, если вы спросите их, не найдется никого, кто бы сказал, что я серьезно унизил его.

— Но были статьи о вас, которые это сказали.
Многие мои близкие коллеги, многие хореографы и помощники могут свидетельствовать обратное. Те, кто пишет ужасные вещи обо мне, особенно в комментариях, со мной не знакомы, не видели в действительности моей работы, ничего не знают обо мне. Большинство из них называют меня бездарным маленьким гномом. Многие из тех, кто плохо ко мне относится, даже не видели моих спектаклей. Одни, вероятно, ошибаются в моей некомпетентности, а другие не говорят правду.
Любой, кто говорит, что я кого-то... обидел //тут слово, означающее дословно сорешил... единственный перевод, который нашла с ним — сорвешь их орешки — и это явно не о кусте с орехами//, попросту лжет. //Дальше какая-то дикая фраза, я 40 минут уже не могу ее перевести — Az, hogy valakinek két oldalról ráverek a vállára, és megrázom, sőt, rácsapok a seggére – lánynak vagy fiúnak –, az benne volt a pakliban, és az is, hogy próba közben csúnyán belemászok valakinek a személyiségébe. Ez talán hiba, talán nem: az előadás átütő sikere utána csodálatosan visszaigazolja azt, ahogyan elkészült. — смысл в том, что все росказни о домогательствах — брехня, успех выступлений подтверждает, что чем все его действия по встряхиванию плечей и жоп были на самом деле //.

— Оправдывает ли успех травмы персонала?
Не должно быть ничего, что приводит к травмам. Но небольшие травмы возможны. У любого режиссера актриса может вернуться домой и плакать всю ночь. Что есть трудности, есть напряженность, травмы, ненависть, безумие — это часть театра. Без этого, я уверен, он не сработает. Режиссер ужасно одинок. Режиссер — это тот, кто создает такой новый мир, каким он не был. Этого не бывает без боли. Это странная ответственность за работу этого мира, и многие могут помочь, но в конечном итоге режиссеры бесконечно одиноки.
Я не думаю, что я никогда не пересекал границ. Я не понимаю цели нападок на меня, если в итоге все развели руками: «Это есть и с тысячами других режиссеров, у Kerényi у нас всегда есть успех, публика аплодирует нам». Но теперь в историю добавляют и то, что на самом деле не законно.

— Вы сказали, что не пересекали границу. Что вы видите как эту границу?
Граница там, за которой ломается что-то в другом. Только однажды кто-то оставил мою репетицию и сказал, что дальше продолжать не будет. И я понял, что она права, и пошел за ней и извинился.

— Что тогда случилось?
Я был ужасно нервным и напряженным перед репетицией, и я об этом сказал актрисе, и она простила меня. И она была права. // хорошо отмазался )) //
В то же время для каждого времени свои требования. Например, я и сам был рядовым. В 2017 году не совсем правильно поднимать и судить дела 1994 года. Тогда все было по-другому. Я пошел в школу в 1957 году, тогда это было во всем мире самой естественной вещью, если ударяли ладонью или линейкой.
Много пощечин я получил от тренера по настольному теннису, в 17 лет получил пощечину от тренера по гимнастике. И в этом не было никаких проблем.
В настоящее время нельзя даже сделать замечание ребенку в начальной школе; сейчас совсем иначе судят об этом. //тут что-то про то, что где-то в мире еще шлепают// С тех пор произошли большие изменения, в 1994 году это воспринималось иначе.

— Вы сказали, что были пощечины и линейки. Думаю, вам от этого тоже было плохо?
Конечно. Но никогда не было чего-то, что не заслужил бы. Если вы совершили что-то плохое, вы знали, что это рисковали. Это не вызвало травмы. Конечно, есть разница в том, кто это делал, хорошо мы к нему относились или ненавидели. Но я вновь подчеркиваю, что сегодня это воспринимается иначе.
История Аскоша Мароса была другой. В постановке Мисс Сайгон были вертолеты, грузовики и велосипеды, об одной из таких репетиций и рассказал Акош. Иногда он опаздывал. Это вызвало серьезные проблемы, и репетиция прекращалась. Поэтому я сказал ему при всех, что выпорю. И он ответил: конечно. Затем он подошел и снял штаны. Я не думаю, что трусы обсуждались, но в конечном итоге это не имело значение, они остались на нем. И я использовал не вешалку, а брючные подтяжки. После дух ударов он встал, сказал, что достаточно, и ушел. В тот вечер была вечеринка, произошедшее никак не сказалось на ней. После этого ни в одной из следующих постановок не было ни одного опоздания. //я не поняла, Акош сам пришел за наказанием?.. //
Эта история двадцатилетней давности почти разрушила мою жизнь. Но я рад пригласить Акоша в рыбный ресторан в Сегеде, чтобы за бутылкой вина поговорить об этом и извиниться. Я допустил ошибку. Если бы я знал, что это проблема, то пригласил бы его на следующий же день. Но он сам смеялся над этим, он сказал, что это не обидело его. Это всплыло сейчас, потому что есть люди, которые хотят убить меня, хотят выбросить из моей работы, с моего поста, хотят убрать.

— Вы сказали, что не знали, что это было для него проблемой?
Да. Сам он сказал по телевидению, что не носил обиды.

— Но разве не должно быть для кого-то проблемой, что его задницу бьют?
Если бы это действительно было проблемой, работал бы он со мной позже в нескольких постановках? Проводил бы вечеринки вместе с моими сыновьями? В любом случае, он не был избит, ему дали два шуточных шлепка. Ни один суд не скажет, что это не было по общему согласию. Он сам это решил, покидая комнату без каких-либо последствий.

— Суд может счесть принуждением, когда одна из сторон считает, что обстоятельства, властные отношения или страх возмездия после отказа заставляют его что-то сделать.
Правда. Но если ты боишься, ты не выйдешь из комнаты. Если он определяет условия, может прийти и уйти, когда захочет, и после этого в наших отношениях нет никаких негативных изменений, дело явно не в злоупотреблении властью.

— По словам Акоша Мароша, вы заблокировали дверь.

Как я могу сказать, что я заблокировал дверь? Я положил скамью перед дверью!
Я подвинул скамью, чтобы кто-то не зашел и не начал расспрашивать, что мы делаем. Это не тот случай, когда я бы запер дверь и положил ключ в карман. Но я больше не хочу обсуждать детали, потому что сегодня я чувствую, что все было не правильно. Я принимаю, я вижу и извиняюсь.

— Сколько раз вы использовали этот метод для дисциплины?
О событиях за 50 лет такое заявление трудно сделать. И это был не метод. Это была неожиданная идея о том, как указать на ребячливость в поведении.

— Что вы сделали, если бы кто-то другой был посыльным (роль Акоша?) и опаздывал на репетициях?

Это не типичные истории. Акошу я сочувствовал, я знал, что он хочет стать актером. Если бы это было не так, если бы я не видел воображения, меня бы это не волновало. Но в его случае я чувствовал, что должен помочь. И я подумал, что если я его уволю из шоу или выпью кофе с ним, это не поможет. Я заблуждался. То есть я не уверен, что заблуждался, потому что он стал гораздо более ответственным, никогда больше не опаздывал.
Многие и, возможно, справедливо считают, что, поскольку фигурировала задница, то это не просто дисциплина, а имеет сексуальный подтекст.
Это не так. Это неправильно поняли. Эта история не имела сексуальных намерений. Об этом также говорил Акош Марош.

— Акош Марош сказал, что вы попросили его снять трусы.
Я не просил об этом. Но если бы он это и сделал, у него не было бы сексуальной связи.

— Если в одной комнате стоят две человека за закрытой дверью, а один из них, — скажем, — без нижнего белья, это автоматически не включает для вас сексуальность?
Не всегда. Во время туров актеры живут в двухместных номерах. Или если два спортсмена принимают душ после тренировки. В таких ситуациях нельзя никого обвинить. Сексуальность не возникает. Акош Марош ясно заявил, что не думал об этом. Я добавляю, что актеры одеваются бок о бок в театральной раздевалке и часто закрывают дверь, чтобы им не мешали.

— Были ли у вас интимные отношения как у театрального режиссера с работниками?
Никогда, в качестве режиссера. В качестве человека — я не могу ответить на это публике. Все, что я могу сказать, это то, что режиссер не может жить, не имея таких отношений. У всех есть человеческие отношения, у режиссера тоже: не возможно, что какая-то вещь не может возникнуть, потому что это просто подчиненный. В театре летают феромоны. Даже моя жена могла сообщить об этом: она была моей певицей. Таких вещей нельзя избежать.

— Есть психолог, который говорит, что если интимные отношения возникли между лицами не на одном уровне власти, то они несут в себе потенциал преждевременной травмы.

Я могу согласиться с этим. Но это в театре — как и на любой другой работе — это не избежать. Очень мало отношений, в которых нет места такой ситуации.
Вы уверены, что знаете, что в отношениях, которые, по вашему мнению, являются взаимными, другая сторона действительно участвует по своему желанию, а не из-за страха?
Простите меня, но домыслы в этом вопросе потребуют обета безбрачия от лидеров любых видов. Кроме того, по сути, он почти указывает на расчет. Исходя и этого, я не смогу подумать даже о хорошем досуге с кофе (дословно — у них есть глагол, который означает что-то вроде кофейничать, т.е. пить кофе, вроде нашего чаевничания). Всегда нужно подозревать, что все приближаются только из расчета или страха?

— Мне рассказали историю — правда, со вторых рук, — что после премьерной вечеринки вы вытащили кого-то в комнату, заперлись, и там попросили о сексуальной деятельности, несмотря на возражения другой стороны.
Это неправда. Отвратительная ложь. Ничего подобного этому не происходило.

— Зачем кому-то распространять такую ложь?
О причинах лжи мы говорили ранее. Но этот вопрос нужно задать клеветнику. Очень важно остановить анонимные обвинения, и я очень рад, что общественное мнение все больше и больше соглашается.
Теперь вы обнародовали клевету. Пожалуйста, сообщите мне имя, и я немедленно подам на него в суд.
//Какая-то фраза, которую я перевести не могу, что-то про стиль общения//. В то же время я чувствую, что подавляющему большинству это нравится. Они любят, что с неожиданными вопросами, задачами я нахожу их в буфете, им нравится, что я непредсказуемый. Они любят, когда я обнимаю их за плечи, и спрашиваю: «Давай, дай мне пять, может на //какую-то// вечеринку пойдем?». Есть и те, кто считает, что я ругаюсь, когда говорю: «Обещай мне, что сегодня будет хорошо на репетиции". На мой взгляд, речь идет не о злоупотреблении властью, я пытаюсь создать более приятное настроение, пытаясь избавиться от напряжения. Я признаю, что это могли преувеличить. То, что я кого-то игриво по заднице шлепнул, для уровня 2018 года неправильно, но это было не так много в 1994 году, и не обсуждалось бы 1983 году. От физических контактов я должен отвыкнуть, я принимаю это, но я буду продолжать интеллектуальные игры.
Во всяком случае, это непосредственное поведение многим бросается в глаза, поэтому я и сказал, что слышал такое уже о себе, будто бы я привел актрису на поводке или минетом проверял актеров на сцене. Было и есть много таких историй, которые могут быть причиной этого стиля, потому что действительно есть то, что неправильно понимается, особенно издалека. Я буду обнимать девушек в любое время, я буду обнимать мальчиков в любое время, с наслаждением покажу сцену до момента поцелуя. А те, кто не в ней (про сцену с поцелуем?), страшно ревнуют.

— Случается, что этот стиль используется и в качестве наказания?
Я наказываю, не шлепая. Я привязываюсь к тому, что люблю. Останавливаюсь с кем-то рядом в буфете и спрашиваю: «Какая рубашка у вас есть? Почему ты носишь такую рубашку?", мне это нравится. //вот почему Силь ходит в одном пиджаке 20 лет! Керо похвалил, когда увидел впервые на прослушивании!// Для кого я не хорош, с теми я не связываюсь.

— И знают ли они это?
Да. Я чувствую. В самом деле: люди приходят ко мне и говорят: "Сегодня учитель не трогал меня, сегодня не разговаривал со мною, что что, он меня не любит?". //я щас заплачу!//

— Итак, вы говорите, что каждая история о ваших домогательствах — это всего лишь результат ревности (зависти)?
Есть много причин: ревность, месть, непонимание, неправильное толкование, возмещение за какой-то вред. Но, по сути, это не правда, и это показала проверка в театре. Нет ни одного человека, который бы сказал мне в глаза, что я протягивал руку к его брюкам. // вы обратили внимание, что речь только о штанах, не о юбках? оговорочка по Фрейду )) //
В то же время, я думаю,события между двумя людьми должны обсуждаться в первую очередь двумя людьми, чтобы устранить недоразумения, возможные неприятные поступки и, таким образом, найти облегчение. Я согласен сесть и обсудить то, что произошло, ту проблему, которую человек чувствует, и если я ошибся, я извинюсь. Это не обязательно случаи, освещенные в прессе. Такой разговор может исцелить любые старые раны.
Возвращаясь к вопросу, фундаментом для слухов может быть, что много раз отдельно работал с молодежью: три часа актерского тренинга, техники речи, концентрации внимания и физического напряжения. В последний час я провожу психологическую игру: путешествие с закрытыми глазами, в котором под моим руководством он или она рассказывает мне, что переживает в своем сознании. Это очень интенсивное путешествие, в котором реальность и воображение медленно и медленно размываются. Это основано на испытании Сонди, используемом в психологии. Согласно этой теории, человек состоит из восьми различных инстинктных факторов в разной пропорции, и пропорции индивидуальны для каждого. Я заметил, что великие актеры ставят роль за три часа, что за это время они реструктуризуют собственную карту оценок. Вот почему во время путешествия я смогу открыть эти восемь инстинктов: узнавания, которые родились в то время, могут создать невероятно большие изменения в актере, и с этого момента они могут строить свои корни откуда-то еще, когда они учатся сознательно управлять этими инстинктивными дверями. // я теперь хочу фик про то, что там почудилось актеру во время путешествия :laugh:
Этот тренинг также влияет на слухи. Не раз случалось, что представленное событие смешивалось с реальностью. Конечно, в этом случае мы обсуждаем, что речь не идет о реальности — убийство, любовь и странное нападение, но это важный духовный опыт. Сейчас есть еще молодые люди, с которыми я работаю. Один из них занимается этим тренингом.
После завершения расследования хореографы и другие творцы (общее для авторы, создатели, композиторы, писатели, сочинители) начали собирать подписи, чтобы я продолжил работу режиссером. Это остановил директор ОПи Леринци Дьердь, для которого, как я думал, завершение расследования закончит дело. Он продолжает сражаться со мной. Он хочет забрать мою часть в виде Ромео и Джульетты, на самом деле хочет очистить от меня «театр». Конечно, я изо всех сил пытаюсь контролировать свои выступления, если он их снимет, это доказывает отсутствие домогательств. Ситуация теперь такая, что я должен остаться.

Между тем в театре Оперетты
После того, как Габор Миклош Керений был уволен с работы, театр Оперетты начал внутреннее расследование, после закрытия которого было объявлено, что «В ходе разбирательства никаких прямых свидетельств или иных доказательств не выявлено». Однако дело все еще не закрыто. Адвокат Театра Оперетты, д-р Каталин Ленер, сказала в марте этого года: «Немедленное освобождение было бы возможно, если бы свидетели, без всякого сомнения, подтвердили правонарушение в течение срока исковой давности». Но любой может обратиться к комиссии с "изобличающими показаниями", они должны были храниться у адвоката театра. Как было сказано, к этой возможности «члены труппы ОПи могли прибегнуть и прибегли».
Мы спросили адвоката, означает ли это, что на хранении адвоката есть такие изобличающие признания. Адвокат ответила: «Я даю следующий ответ на вопрос о том, есть ли среди поступивших в офис заявлений связанные с сексуальными домогательствами, оскорблениями: С середины ноября 2017 года, до сегодняшнего дня, наш офис внес на хранение письменные записи более одного человека на основе депозитных соглашений; мы не можем сделать более подробное заявление о предмете, тему этих заявлений и количество заявлений, которые мы депонировали».
Вполне вероятно, что эти показания не подходят для уголовного преследования, то есть их трудно будет представить в суд, например, из-за срока давности или отсутствия свидетелей.