Помните?

Но день протёк, и нет ответа.
Другой настал: всё нет, как нет.
Бледна как тень, с утра одета,
Татьяна ждёт: когда ж ответ?

Бледна как тень! Ещё бы! Она ж не спала. Ужасалась: ах, это я неудачно написала! ах, это слишком откровенно! (девушка 19 века пишет мужику письмо - крест на репутации). Двое суток адских мук. А ведь это Онегин нарочно! «Кто ты — мой ангел ли хранитель/Или коварный искуситель?» — Таня не знала, с кем дело имеет. А мы? Читая Танино письмо, читая Третью главу, помним ли Первую?

Евгений — бабник, расчётливый соблазнитель:

Как рано мог он лицемерить,
Таить надежду, ревновать,
Разуверять, заставить верить,
Казаться мрачным, изнывать,
Являться гордым и послушным,
Внимательным, иль равнодушным!
Как томно был он молчалив,
Как пламенно красноречив,
В сердечных письмах как небрежен!
Одним дыша, одно любя,
Как он умел забыть себя!
Как взор его был быстр и нежен,
Стыдлив и дерзок, а порой
Блистал послушною слезой!

Что Евгений лицемер — для нас не новость, о том в первой же строфе сказано: ради наследства летит к умирающему дяде прикидываться любящим племянником. Но послушная слеза — это надо уметь. Тут описана скотина типа Анатоля Курагина. А про учебник мы сказали не напрасно. Речь именно о науке. В ней Евгений был гений.

Но в чем он истинный был гений,
Что знал он тверже всех наук,
Что было для него измлада
И труд, и мука, и отрада,
Что занимало целый день
Его тоскующую лень, —
Была наука страсти нежной…

Бабник шляется где попало: актрисы, случайные попутчицы — в соответствии с похабной поговоркой годится всё, что шевелится, даже жёны друзей. Онегина ничто не останавливало, никаких моральных преград он не знал.

Но вы, блаженные мужья,
С ним оставались вы друзья.

Ух ты! А ведь это значит, что и он продолжал «дружить» с теми, кому наставил рога. Ну и просто девки — без интриг, без проблем:

И вы, красотки молодые,
Которых позднею порой
Уносят дрожки удалые
По петербургской мостовой

Это, извините, проститутки, девушки по вызову. Приличные барышни по ночам в дрожках не шлялись.

Как он умел вдовы смиренной
Привлечь благочестивый взор
И с нею скромный и смятенный
Начать, краснея, разговор…
Как он умел с любою дамой
О платонизме рассуждать
И в куклы с дурочкой играть,
И вдруг нежданной эпиграммой
Её смутить и наконец
Сорвать торжественный венец.

Убедились? От благочестивой матроны до глуповатой нимфетки, которая ещё в куклы играет.
Он профессионал, он по науке заставил Таню томиться двое суток.

Скажи: которая Татьяна?»
— Да та, которая грустна
И молчалива как Светлана,
Вошла и села у окна. —
«Неужто ты влюблён в меньшую?»
— А что? — «Я выбрал бы другую,
Когда б я был как ты поэт.
В чертах у Ольги жизни нет.
Точь в точь в Вандиковой Мадонне:
Кругла, красна лицом она,
Как эта глупая луна
На этом глупом небосклоне».
Владимир сухо отвечал
И после во весь путь молчал.

Три раза подряд «глупые» — это нестерпимая досада пенится и лезет наружу, как прокисшее пиво из бутылочного горла. Весь вечер торчал в гостях у дурачья, да ещё поили не пойми чем.

«В чертах у Ольги жизни нет» — это неприятное враньё, обидное для Ленского. Мы в данном случае больше верим материнским словам: «Всегда как утро весела, всегда мила» — а разве безжизненное лицо может быть милым?

«В чертах у Ольги жизни нет» — Онегин не ошибся и не брюзжит, он дразнит. Это очень профессиональная светская злоба; свою досаду он вымещает на Ленском.

Он же не сказал: твоя Ольга уродина. Он же сравнил её с Мадонной Ван Дейка (а в черновике — с Рафаэлевой) — что тут возразишь? На что тут обижаться?

Он же не сказал: твоя Ольга дура. Он сравнил её лицо с луной. Что может быть поэтичнее?

Оскорбление сделано мастерски. Онегин мог бы сказать «как эта чудная луна», «как эта нежная, яркая, волшебная…» Да, он сказал «глупая». Но это же не про Ольгу, а про луну. Онегин оскорбил так, что не придерёшься. И Ленский это понял:

Владимир сухо отвечал
И после во весь путь молчал.

Смолчал, проглотил, хотя очень вспыльчив (каждый раз, как попадётся вам его имя, вспоминайте, что ему 18). Но оскорбление сделано по-светски. В Восьмой главе про подлое мастерство интриг и клеветы отлично сказано:

Вот крупной солью светской злости
Стал оживляться разговор

Без соли злости и злословия им всё пресно. — Но ведь Онегин Ленскому друг! — Не больше, чем в фейсбуке; он Ленского терпит от скуки — как некое развлечение. Прямо же сказано: От делать нечего друзья.

Что Ленский обиделся — не удивительно. И знаменитые чтецы, и знаменитые артисты — и голосом, и взором — показывают, как Ленскому обидно, что личико любимой назвали безжизненным и (косвенно) глупым.

Удивительно совсем иное. И опять никем, кажется, не замеченное, в том числе великими комментаторами.

Сцена возвращения из гостей сделана так гениально, что придётся снова прокатиться с героями. Замедленный повтор красивого гола — мужчины способны сто раз подряд на это смотреть, мадам. Внимание!

Онегин впервые побывал у Лариных. Друзья провели там весь вечер, едут обратно, беседуют.

Скажи: которая Татьяна?
— Да та, которая грустна
И молчалива как Светлана,
Вошла и села у окна. —
«Неужто ты влюблён в меньшую?»
— А что? — «Я выбрал бы другую,
Когда б я был как ты поэт.
В чертах у Ольги жизни нет.
Точь в точь в Вандиковой Мадонне:
Кругла, красна лицом она,
Как эта глупая луна…»

Все Ленские (в том числе народные артисты СССР) начинают обижаться на строчке «В чертах у Ольги жизни нет», а на «глупой луне» обида доходит до стадии поджатых губ и желваков на скулах. Но ни один Ленский не догадался обидеться (или хоть оторопеть) раньше.

Скажи: которая Татьяна? — Шокирующий вопрос. Он что — слепой? Как он мог не понять: кто — кто. Там же не рой жужжал, не кордебалет вертелся — полсотни одинаковых фигурок. Всего-то две. И такие разные…

Это демонстративное наглое притворное безразличие — начало издевательств. Онегин дразнит. Умеет. Он провёл там вечер и, безусловно, видел, с которой из двух ворковал его юный друг, которая из двух мурлыкала. «Которая Татьяна?» — значит, Ольга для него никто и ничто, и вообще не на что смотреть. Для Ленского же Оля — солнце. Выходит, что Онегин видел солнце и лампадку, а теперь спрашивает: кто — кто?

Ска-ази: котояя Титяна? — если б это, сюсюкая, пришепётывая, картавя и растягивая слова, спросил старый князь (см. «Дядюшкин сон») — совершенный маразматик и рамолик — ладно. Но молодой умный человек провёл вечер в доме, где всего две девушки. «Которая Татьяна?» — имя, значит, запомнил, а которая из двух — нет? Они ж не однояйцевые близняшки. Они ж радикально разные.

Наивный Ленский не понял, что его дразнят, и стал простодушно объяснять: которая, мол, бледна, села у окна… Зато Онегин понял, что не задел простака, — значит, надо добавить, взять соль покрупнее.

Неужто ты влюблён в меньшую?

И этот вопрос злая провокация; Онегин заранее точно знал, что приятель влюблён в меньшую. Ленский за время «дружбы» все уши Онегину прожужжал про свой предмет, так что Онегину наконец стало любопытно. Он же сам попросил:

Ах, слушай, Ленской; да нельзя ль
Увидеть мне Филлиду эту,
Предмет и мыслей, и пера,
И слёз, и рифм et cetera?

Спрятанная тут добавочная зверская издёвка тоже осталась никем не замеченной. Та Филлида (царевна из древнегреческого мифа) повесилась всего лишь из-за временной разлуки с любимым — поспешила, не дождалась. А «Филлида эта» (Ольга из русского романа) не повесилась даже из-за гибели жениха; напротив — совсем сапогов не износила — немедленно выскочила замуж за улана… И уж эту обиду с Филлидой нанёс мёртвому Ленскому не Онегин, а Пушкин.

Неужто ты влюблён в меньшую?

Когда и этот наглый вопрос не помог, тогда уж в ход пошла крупная соль — глупая луна. И на всю эту многослойную травлю у Пушкина ушло меньше строфы, 11 строк.

Лотман тут не увидел вообще ничего, а Набоков про строку «Скажи: которая Татьяна?» написал: «С этого момента Татьяна постоянно присутствует в Третьей главе» — какая-то вялая бессмысленная манная каша. Далее комментаторы XX века объясняют Вандикову Мадонну — про Ван-Дейка, Вандейка, ван Дейка и фламандскую школу живописи. Крупная соль светской злости пропала даром.

Зато знаменитейший комментатор XIX века эту сцену заметил и описал. Цитируем с восторгом:

Случай свёл Онегина с Ленским; через Ленского Онегин познакомился с семейством Лариных. Возвращаясь от них домой после первого визита, Онегин зевает; из его разговора с Ленским мы узнаём, что он Татьяну принял за невесту своего приятеля и, узнав о своей ошибке, удивляется его выбору, говоря, что если б он сам был поэтом, то выбрал бы Татьяну.

Без смеха читать нельзя. Великий Неистовый Виссарион (русский литературный критик № 1, натолкавший в одну фразу девять местоимений) не понял издёвки и выглядит ещё наивнее, чем юный Ленский. По стилю этот комментарий Белинского — стандартная макулатура типа «Вся русская классика за 20 минут»:

«В один из вечеров Ленский собирается в гости к Лариным. Онегину такое времяпровождение кажется скучным, но потом он решает присоединиться к другу, чтобы взглянуть на предмет его любви. На обратном пути Евгений откровенно делится своими впечатлениями: Ольга, по его мнению, заурядна, на месте юного поэта он выбрал бы скорее старшую сестру».

Если этой дряни нет в портфеле вашего ребёнка, загляните в интернет — на всех сайтах одно и то же.

Увы, и в Вахтанговском спектакле не раскрыт издевательский смысл вопроса «которая Татьяна?». Хотя эти слова звучат на сцене, но впустую. Театральный Ленский реагирует только на глупую луну. Ничего, скоро Онегин достанет его до кишок.