ev - дневник

17-03-2025 10:32

Следить за тонусом крыльев перед сном, и поднимая вершки от подушки, входить в атмосферу с фантазиями. Я погружаюсь в простуду и ищу там нотки лжи, которая уже ломится к витрине, чтобы забрать свои лепестки. Я поднимаюсь к будке за которой уже высится лечебница в пять этажей. На моей спине висят одежды родителей и моя душа не может отдохнуть от тяжести халатов. Я прикрываю свою лечебницу своим же телом, чтобы оно не могло забыть о той ночи с ампулой на тумбочке, которую только вчера окрасили в рыжую тень коридора. Я поднимаюсь вместе с тем же пациентом, который не может меня обогнать и поэтому долго стоит в пролёте, чтобы копаться в кармашке рубашки с документами. В аудитории я как-то разваливаюсь и между нами образуется пропасть из цветов, которые всходят с солнцем и полынью, когда мы смотрим из леса на всю эту зеленеющую картину. Я подойду к солнцу и не увижу лучей в пятне, потому что всю ночь не мог уснуть и разговаривал с луной на её языке. Я подниму звёзды к лучшему небу, чтобы на серванте с трепетом только-только оступившейся осени, найти себе альбом для прослушивания с красной обложкой для зёрен. Мы отдыхаем у площадки и он нашёптывает себе заклинания, которые я не могу разобрать или не хочу, потому что они меня слегка пугают. Он смотрит на школу и видит там что-то безумно своё и тогда начинает шептаться ещё быстрее и не понятнее.
Тайная ложь и агрессивное бегство этого молодого человека заставляют меня идти скорее к пригожей, чтобы накидывать наскоро шнурки и удаляться из квартиры с пулей в шее и крыле. Меня прогоняют со свадьбы и я иду во двор, чтобы стоять у калитки огорода в пасмурности вечера и холодности зала, который своим окном даёт вид на гулянья и улицу с гостями, когда те по парам подходят к дубу у того самого дома, где гремит музыка. Он насмешливо уходит от ответа и брат ругает меня за сонливость. Жёлтый песок у его дома и его мать вялым говором зовёт нас к себе, чтобы угостить сладостями из сеней. Она очень упряма и ей в принципе довольно легко достаётся место в жизни среди гостей. Я помню лишь эту длинную палатку для молодожёнов и родителей, которые подносят к столам алкоголь и скудные продукты. Я довольно долго нахожусь в духоте этого палаточного городка и мне не нужно думать о проблеме с обувью и одеждой, потому что я не сосредотачиваюсь на себе. Выходя из оврага, я поднимаю велосипед с мокрой рамой в траве и садясь за руль, ещё смотрю на ели и сосны в возвышенности, чтобы упереться в болезнь с позой защищающегося двоечника. Они выставят меня посмешищем, которое плачет от незначительной темы или увёртки. Я долго не могу усидеть на парте, когда девушка ждёт меня на подоконнике, чтобы только смотреть за моими шагами возле двери математики. Мне очень больно осознавать этот промах и потерю среди весеннего дня, где мы с отцом стоим у свинарника, чтобы ждать пустого воза для погрузки навоза.
Я иду в идею болезни, чтобы слышать шуршание клёнов над карточным столом и мокнуть под дождём, когда нет места, где можно было бы спрятать свои плечи. Я ухожу с наивностью школьника, который не сдаёт вовремя тетрадь и уходит с отражением молчать в спальню. Тётя подвезёт меня до магазина, а сама заедет в училище, чтобы вести занятия. Он не многословен и все его шаги по дому ограничиваются кухней, где он сидит ко мне спиной, чтобы не задавать вопросов. Ночью я упираюсь в вид из большого окна, которое даёт понят, чем занимаются соседи на крыльце. Пьяный приторможенный господин с красным лицом и запашком из рта, находит меня у калитки, чтобы попроситься в дом. Я плачу у озера и совершаю усталые звонки к отцу. Я ковыряю холодное пюре вилкой и дома чувствую себя более свободно, чем у тёти в особняке. Их двор залит бетоном и по углам разбросаны надкушенные огурцы. Я не могу находиться здесь с бессонницей и поэтому прошу сестру увезти меня в город обратно. Переменчивое состояние души, которым я не могу управлять, даже когда возвращаюсь дворами к нашему подъезду. Раковина залита светом и я в последний раз осматриваю наш класс перед каникулами. Одуванчики скошены косилкой и под карнизом в тени стоит девушка, чтобы ещё один взгляд дошёл до меня быстрее. Я провожу её до магазинчика с красками иона отомстит мне в удобной манере. Я очень устал и вся куча мусора воняет и вылёживается под одеялом, где я сплю с лучом лунного света за трассой. Картинка с луной отодвинется дальше, чем любовная вырезка из журнала, который выброшен из старого курятника, чтобы с любопытством подняться мною и читаться. Я как-то вышел из себя и моё столкновение с реальностью стало острее и поэтому лекарства перестали помогать во владении сердцем. Я всё ещё люблю и зацикливаюсь на образе, чтобы сделать рывок к облаку неожиданным...Мы сидим на кровати, чтобы толкаясь смотреть телевизор со сказкой. Он шепелявит и говорит как-то уж по-детски, чтобы меня уважать. Я без движений и корки на сердце ухожу к психиатру, чтобы говорить о самоубийстве. Он молчит на круглом столе, чтобы не видеть моего присутствия в кухне с одной только лампочкой на шнурке потолка. Я не могу больше подходить к солнцу, пока гроза полирует окна в доме этого упомянутого старика, когда всё поле уложено жидкостью из любовного шлейфа, которой повязана вся набережная улица. Я заглядываю к нему в каморку, но здесь уж слишком темно, чтобы без фонаря осмотреть старую обувь и одежды на одном только крючке. Я подавлен этими малышами, которые толкают меня в угол и начинают бить в живот. Разноцветные злодеи со смуглыми в загаре лицами... Я помню всю обстановку и она не укладывается в моей голове, когда я в зале без брата смотрю телевизор, чтобы забыть о вечере, куда меня не пустят. Я буду плакать и порываться уйти из возраста, но я очень зависим от мнения брата и не перечу его воле. Под предлогом в туалет, я иду в столовую, чтобы искать себе чувство и опрокидываю поднос какого-то взрослого человека, чтобы сбежать в аудиторию поверженным. Они не проявляют уважения к моему тексту и поэтому я тревожно стою у плаката, чтобы отвинтить болт и шесть пар носить книги из библиотеки, которую сносят. Я очень устал тогда и не мог сопротивляться избиению, потому что был нетрезв и виноват в своей нетрезвости. Отец уснёт в ванной комнате и посапывая под водой не пробудится к ночи, чтобы идти в постель. Я соединяю свою линейку, чтобы уйти работать за пределы заснеженной школы, где меня обязательно изрубят на куски, чтобы бросить на стадионе. Порываясь уйти от калитки и будучи задушенным в лечебнице, я везде чувствую враждебность утра, когда я уже сижу за кухонным столом, чтобы запивать кашу чаем. Я поглядываю на кошку и на кафель тёплой печки, чтобы привести себя в чувства и не шелохнуться на диване, пока вся картинка ещё жива. Память моя протечёт и маршрутка унесёт звёзды к ливню, чтобы провести стерильную уборку в уголке неба. Я отваливаюсь от общества, чтобы обивать подушку кулаками, когда она станет неподатлива и тверда в тётиной спальне. Приятный аромат в спальне моей сестры и белизна окон и зеркал в интерьере... Картины уходя далеко за пределы поля к ферме, которая разрушена в нашем детстве. Я сижу на скамейке с этой вот компанией и пытаюсь развеселить всех глупостями и бессонницей, которую готов принять на себя. Он уже пьяны и все наши ухмылки не заденут девушку за живое. Она будет стоять и держаться за столб, а когда улыбнётся посмотрит на меня с остротой и укором. Я не могу вырулить из болезни и продолжаю описывать круги лечебницы, пока на козырёк входа падет кругляшек масла от завтрака. Неряшливость коридора и наша не спадающая к ночи бессонница, делает меня раздавленным пятном болезни, которую уже спешит со шваброй смыть уборщица в наружности старухи. Я немного волнуюсь и выискиваю поводы пойти в кабинет и докопаться до истины. Она принимает меня даже, когда нет причины меня прогнать. Я сижу перед кабинетом с телефончиком и играю в одну доступную игру с цветным героем. Я хочу улететь из бессонницы и поэтому поглядываю в лестницу, где кто-то минует уже тайный пролёт. Я хочу отлипнуть от теплицы с цветами, которую зовут интернетом и все мои друзья разъехались после дождя в парке, чтобы не дать показаний в мою честь. Я пройду мимо загородного зоопарка, чтобы с мамой на кассе простоять с покупками и выбрать себе значок с шоколадкой. Я не могу отсоединиться от ветра и поэтому помню тот двор и те разрывные порывы, которые гнут вишни к колодцу. Я погружаюсь в салон этого депрессивного осенью дома, чтобы выгнать всё счастье из-под печки и уйти смотреть телевизор, пока взрослые на улице не встретят рассвет. Я подбегаю к луне, чтобы переспросить о бессоннице и крошу наивный лёд на траве, пока луна молчит и выдувает вместе со звёздами холод. Поискать себе чувств и не найдя в душе жизни, удалиться от рынка, где только птицы на крыше клюют выисканный кусочек апельсина. Я дойду до стены и остановлюсь в тоннеле, чтобы оказаться запертым с ампулой какой-то дряни, которую мне не порекомендуют. Врач с улыбкой станет меня отговаривать ото сна и я останусь без защиты и тыла, где будет спать мой отпущенный алкоголик. Я не зайду в класс и останусь повиноваться этой маленькой точке, которая скоро превратится в танцевальную луну под рамой окон. Мы спим вместе на уроке и не поднимаем глаз к сонному углу с молью на вставной форточке. Я совершенно вымотан и все мои старые пластинки слетают с полки, чтобы закончится в стопке с пылью вместо дорожек. Я ухожу к дядиному стулу на лужайке, чтобы чихать от ветра и не пытаться закрыть лицо капюшоном. Я остаюсь молчать у калитки, пока брат уже целует девушку в разгар ночи. я уже не плачу в рукав и все мои цитаты оторваны от жизни в сторону книжной чепухи. Я отрываюсь от строя и сам понимаю всю наивность отрыва. Я смотрю над ивой, а рядом сидит девушка, чтобы смотреть на меня. Я упадочно трезв и все давно позабытые корни в глине гниют и птицы подлетают, чтобы кусать ветви за кору. Я разбит этой ночью и все стихи мои также разбиты на камешки строчек. Я довольствуюсь пустотой и мне хочется уронить свою свободу под парту класса, куда скинули последние стихи тайн. Я упрятан в одну точку и не хочу валить всё на себя. Мне трудно писать и я не могу сосредоточиться на пении. Возможный уход из рынка с плащом из звёзд или чаек при луне, когда река выбрасывает свои волны повыше к берегу. Я иду, чтобы разбивать стену, которой не вижу. Я иду разбивать рассвет, чтобы делить его на апельсиновые гроздья и ломать их с соком о берег. Она выйдет к дождю и не боясь промочить спину или сахарный позвоночник, уйдёт в самый ливень, чтобы видеть, как пенится река. Я не могу выпустить из затвердевшей реки ручей, который стал хрупок и все его витамины ушли на самое дно русла. Я доведён до края деревни и в совершенной обиде, удаляюсь от позора, которым давно себя залил. Я громко реву у телефона, пока любовница крутит диск в тени вазона. Я не могу больше погружаться в ночь и видеть лишь листки луны, которая прячась за баню или хату, всматривается мне в глаза, когда я один в гараже отцовского двора. Я не читаю себя до звёздного вступления и я пропускаю чью-то игру, чтобы закрыться в спальне после хоккея. Они с пользой проводят день и их души легки ночью, когда пора запереться от эмоций. Какая-то злая судьба в своём корне олимпиада, где я совершенно ничего не слышу, но стараюсь усидеть между конкурсантами. Я не могу пробраться в палату, пока женщина удаляется чёрным ходом и отец ей мешает сесть в машину ждущего любовника. Совершенное зло и тебя уводят под руки, чтобы искалечить в парке для телесного падения. Линии мои разломались под карандашом и все попытки собрать порошок от наконечника не увенчались успехом. Мне очень плохо и тревожно жить среди линий и углов поляны. я закрываю глину и сыплю лунный порошок для вдыхания кода за воротник, который поднят лишь наполовину. Река стала низка и все птицы старались выскочить на мост после потопления. Меня не принуждают, но все эти тупые строчки делают меня глупым и бездарным. Ещё одна мембрана в шее и я довольно таки упрямо ложусь в подушку, чтобы ждать её провала. я не могу больше читать, потому что внимание моё разбросано среди предложений и весь мой багаж депрессии не может раскрыться, чтобы упасть в голубой арке из темноты колонн. Я иду в школу с унынием, потому что не желаю видеть одноклассников, которые больны больше чем я. Я встаю в позу ненормальности, чтобы отгородиться от толпы с копьями вместо зубов. Я выхожу к ложке с леденцами, которые брошены мне в лечебнице среди фантиков. Я не могу больше опускаться. Мне больно стонать! Я вскрываю довольно широкую бездну и этот смертельно больной композитор подзывает меня к себе, чтобы я помог ему достать до ветки вишни и собрать её в бидон. Я вижу его вялый переход по диагонали улицы и поэтому могу говорить о костре, который в корпусе жестяной миски уже горит для того, чтобы я мог согреть свои ладони. Я собираюсь у кухни, чтобы не позабыть обувь или вещи для мойки книг. Я совершенно потерян и это здорово, как никогда. Я пустующее место на дне пустыни. Разрыв между мной и гением и нежелание быть гением, а просто посредственностью, которая помалкивает у поликлиники, когда видит свои тени в углублении двора. Я больная тень на решётке, которой заперто окно одиночки. Я выдуваю свои пузыри к луне, чтобы показаться беглым грузчиком с приступом сердца во время бессонницы. Я отрываюсь от темы в область парка, который греет мне душу с остановки. Я не могу дождаться автобуса и поэтому разъединяю свои крылья, чтобы упасть в овраг на иголки. Я ухожу от свободы, чтобы просто в обычной кухне допить свой остывший утром чай. Я не могу положить книгу на жирный стол и поэтому стойко держу её над головой. Я не могу потерять корону и поэтому завожу свой мозг до ночи, где уже невозможна остановка. Я в сигнале для потери связи с душой. Душа совершенно измотана и не может держаться на пике пробуждения.
Я чувствую совершённую ложь происходящего и поэтому стою в коридоре со свечой, пока певчие проводят его к повороту. Я не могу видеть эту картинку и поэтому становлюсь бледным подобием соучастника, который слишком заведён на кашле, который не должен вызывать смеха. Он расплачется на улице, пока мороз будет его доставать на углу с переулком и он не сможет спрятаться в арке для обогрева. Я глотнул слишком непомерный кусок и теперь не могу его переварить в тишине желудка. Я барахтаюсь в поле с пшеницей, которая уводит пустоту в небо и там стелет для соития с луной. Лошадь в рыжей траве от солнца стала красной и вся площадь у реки с линями огорода стала ползти к кустам, чтобы перемахнуть через мостик. Я появляюсь в хате только ночью, когда все родственники не могут провести гостя к подушке, чтобы жена стала заваривать чай и приглашать к столу детей. Поле кривыми полосами из травы стало падать к луне с облаком, которое не может собрать все силы в сновидение. Я подберусь от столба к окну, чтобы увидеть, как спит бабушка и не ворочая одеяла дышит в потолок с раздуванием щёк. Она померкла у ведра и я отошёл от кухни, чтобы отойти спиной к вишням и воротам. Я давно наблюдаю за этой силой, которая меня изрядно измучила, пока я спал у печки. Она не хочет стонать и поэтому сдерживает боль в горле с цитатами. Я не хочу говорить о себе. Достаточно неуправляемая часть меня отваливается и летит с мячом к стадиону, где я ночую. Возможно мяч болен и я унесу его к воротам, чтобы позабыть. Всплывающая льдина показалась у берега и мне стало трудно дышать в груди, чтобы провалить всё поле с пшеницей под землю. Солнце не стало убегать в ночь и все её блики рассеялись у подоконника, который мне изрядно надоел. Я боюсь не уснуть сегодня и поэтому приму все меры для соития с пейзажем ночи. Наковырявшись в пне досыта, я стану молиться у кровати бабушки, пока она ещё не подоит корову. Я не верю в болезнь и поэтому тону вместе с рекой, которая привстала у колонны моста.

url • print • Цитировать

« Вернуться

ev

закладки:

цитатник:

дневник:

хочухи: