Усесться за стол и разделав шов упаковки с зефиром вилкой уже подтянуть к себе прозрачный контейнер с шоколадными бляшками. На солнце вновь накинули траурную простынь, чтобы не дать подростку смотреть на этот почти телевизионный квадрат в доме недавно повторяющегося покойника. Услышать в небе взмахи крыльев под тяжестью орлиного пике над пустой полосой из поваленного бурелома, где я вглядываясь в эту любовную фигуру на небесном катке и едва не опрокидываюсь на сухие прутья выпрямленной спиной. Он приостановит свой велосипед не сразу и мне даже покажется, что остановка не случится, но я не без радости подойду к нему и с объяснениями пожму ему руку. Потом мы будем идти вместе до нашей калитки, но проговаривая свои слова он будет путаться и заглатывая приставки за грязный воротник уходить от тем. Я ещё молча найду себя в вечереющем углу между берёз и каким-то проворным образом ступлю в коридор из деревьев, чтобы без причины всматриваться в иссушенную ветрами почву из листьев или иголок под глубоко посаженными корнями. Я не смогу эту девушку отпустить и она громко заявит о себе из залов моего сердца, где уже погаснет свечение, чтобы электрик смог без боязни дотянуться к подвешенной струйке тонкой лампы и болезненно снять с неё стеклянную поверхность мёрзлого света. Луна чувственно бьётся о драматическое действие бессонницы, которую утром я возьму в свои белые руки под голову вместе с нагретым одеялом и вынесу на улицу, чтобы гасить оставшиеся звёзды кончиками сухих волос. Вновь вернуться в городской стадион, куда по свистку сбегутся рекой подростки, чтобы выносить лица друг друга без любви и попыток поцеловать луч из прожектора сердца в ладони. Снова быть откинутым к растянутой в белье сетке девушки, которая не даст мне упасть на дорогу и слиться с пешеходами, которые мертвеющими следами на битом асфальте пытаются оставить хоть крупицу таланта в покрытии давно рассыпанного ангелами щебня. Точки в душе давно затерялись за воздухом от любовного кашля, который сходился ночью в треугольник и цепляясь за шторы метался по комнате, чтобы не стихнуть от разбитости стенок. Какая-то граница, которая пролегла между мной и миром рассудка, ещё просится всеми своими неровностями под мой нож, но сил на разрез не хватает и поэтому я отдаляюсь, чтобы не быть обкрученным по шее этой связью. Счастливым уходом из людей я доверяюсь холоду, который уже мне приелся и оставляет во мне лишь плохо раскачивающиеся в утреннем дожде паруса плаща под которым нет тела. Мост в маршрутке застыл и из окон убегали тени прохожей линии перил. Утро парализующим поясом стянуло все огни к моим глазам, пока на остановке по одиночке ютились стариной маршрутов связанные пассажиры. Я так зол сегодня, что готов уничтожить ваше одноглазое сознание изнутри, когда вы будете впроголодь спать под своими тонкими мужьями. Листья с деревьев или домов плыли в тротуарной мгле к садовнику с ножницами между колен, которые почти уже клонились к земле, чтобы упасть в чернозём раскроенной земли. Пуговица над его горлом оторвалась и повисла на воротнике свитера, который был окровавлен после утреннего неосторожного бритья. Жаловаться на скуку, когда она подойдёт прикусить мне палец стёртыми башенками своих клыков. Месть поглотила весь мой тревожный разум, чтобы вывалиться из объятий писателя в виде свёртка с конвертами для продуктов творчества. Слова подрывались с мест, чтобы бросать гвозди к её ногам или целовать туфельки букв, которые терялись в танце или сбивали свои каблуки во время печати. Королева без своей жёлтой челюсти над головой уже подняла свой меч от трона и разбила им серебряный торт на лунном отражении круглого стола. К вечеру меня посетил в камере сон и для этого он первым делом ладонью защёлкнул глаза, чтобы я не испугался своего лица под нимбом из ключей охранника.
Молитвы убегали сверчками и тушили голубые свечи, которые вытягивались над иконами и сходились в жалобный пучок похожий на церковное солнце, которое собралось возгореться в полной ночи уже закрывающегося училища для душ. Скинуть с себя поток ненависти в сердце случайно признавшейся девушки из дома прискорбной любви. Страдающее тошнотой солнце сбежалось по коридорам, чтобы свернуть свои больные по палатам лучи и вышвырнуть горящие отражения в опустевший сад.
Любовь выпросила из души последние силы, чтобы вместить в луне все свои бессонные вещества. Почему же не оставить в глазной воде чьё-нибудь отражение или не прикусить чужую ось в любви, чтобы приостановить головокружение в ходе поцелуя. Сорванный из теней цветок уже походил скорее на кусочек леденца, к которому прикоснулась голубыми перстами пьяная проститутка. Ложиться с ней в постель и не чувствовать аромата слив за её холодными щеками, к которым он прикладывал свой поцелуй, чтобы уйти из ощущений. Жаловаться на бой часов в горячей стенке за ночными видами от окон, где уже раскрутился на спицах месяц, чтобы одаривать бессонной болью все детские фантазии подсудимого. Кошка носилась на рассвете с останками ночи под шерстью, которая золотилась и привставала при соприкосновении со светом. Чтобы только не сойтись с этой болью ночью, когда вся сердечная муть затопит деревню своими плохо различимыми воспоминаниями.

Утро возможно не наступит, если солнце заслонят своими формулами и теоремами дома и туман после реакции окажется слишком густым, чтобы заполнить собой комнаты и балконы. Коричневатая обширная стена многоэтажки при подъёме казалось станет от волнений ещё холоднее. Я мирно спускаюсь по уклончивой дорожке мимо пустующей трассы и в ряд устроившихся по правую руку фонарей, которые вот-вот окончательно разобьют всё своё терпение о спешно подступающую из парка луну. Город ушёл из пространств, чтобы во тьме снизить давление на бессонно припавшую к листве фигуру деревни, которая долго будет биться в пыли дорожек за право уснуть за голубыми дымоходами, куда душа выбросит все свои не смятые соломенные мечты. Он ещё сдерживает своё тело на разодранной крыше сарая, но уже одной ногой по колено проваливается в иссохшие останки подложки, чтобы с замиранием сердца тревожить наблюдателей внизу, которые никак не ждут его падения. Повторяющаяся изо дня в день ситуация с описанием, которое врываясь вновь в себя, застывает на границе и ждёт чего-то живого в клеточном дожде из приставок, куда уместятся все скупленные перед свиданием цвета, чтобы переполнить слово в источнике и дать цветку всплыть на чёрный берег между скал. Сложить вместе несколько слов и гулять по окружности с ветром, который то улетит, то вернётся к ногам, чтобы мило смотреть мне в потухшие глаза и обхватывая колени жать до боли к своей шальной груди. Остановиться, чтобы сверху наблюдать за детьми, которые гоняют на уроке мяч под присмотром пышного физкультурника с журналом и припухшими от ветра глазами. Бояться сенсаций в своём теле и для этого отбегать от стадиона на приличную высоту, чтобы видеть лишь собственную тень, которая серой линией пересекает всё футбольное поле, если я начинаю отходить к вершине всё дальше и дальше. Он подойдёт к штанге ближе и уже попытается схватить меня за шиворот, но я легонько мотну ногой и коснусь его колена, и тогда уже меня неожиданно подстрахуют одноклассники. Девочки своими белыми бёдрами усядутся на рыжую траву, чтобы мило поглядывать на мой исхудавший стан и на тёмно-синие гетры, которые я обложив долго натягиваю до колен. Стоять между парт с плотно сомкнутыми губами за которыми скрывать колючую проволоку для изоляции сердца в бледном теле. Жаловаться на тошноту и поэтому уединиться в кресле перед низко посаженным на тумбочку компьютером, чтобы пережидать необъяснимый приступ. Когда душа будет готова к отплытию между братом и отцом, прилечь на мягкий матрас койки и смотря лишь на шумное мерцание ламп под потолком, закрыть глаза перед воплощением дневной луны в зеркале операционного кабинета. Леденящая спину поверхность каталки и плохо укрытые простынёй руки делали тело беззащитной преломлённой линией в лифту, который уносил меня к схватке со смертью. Бессонница угрожающе показалась из-за печки, чтобы обняв всю кровать снять с меня луну и обернуть ею брата, который уже дремал в отмели из пуха и только иногда подбивал подушку печи для обогрева щёк. Ухватиться за ненависть, чтобы прикусить провода и не дать чувству проникнуть в током убитое сердце. Солнце потянет меня за краюшек щеки и выведет из деревенской спаленки к тёплой поверхности над дверцей печки, из которой на пол слетала пушинками газетная зола. Босыми ножками пройти к столу кухни и приподняв полотенце с тарелки, обнаружить мучной завтрак, который оставит для меня мама. Бабушка присядет над корзиной и ножом будет полосовать клубень картофеля так, что поранит указательный палец к которому будет всё время клониться остриё. Рядом крестьянин прикурит изящно тоненькую сигарету, которая на фоне всей его невзрачной похмельной фигуры будет казаться чем-то выгодно выделяющимся. Он сделает первую затяжку и дым кувыркнётся над столом изо рта, когда бабушка отшатнувшись от его плеча, ладонью станет гнать от себя мгновенно рассеивающееся табачное дитя. Я встану на ступеньке и спиной обопрусь о входную дверь, чтобы ещё не проснувшись не выпасть из осенней обоймы и капризным выстрелом не вскочить кому-нибудь в пустое сердце. Экраны беспрекословно сияли над моей койкой, когда к ним подступил знакомый врач, чтобы меня в эти множественные экраны уложить и окончательно запереть в толстом стекле по частям, которые под утро не соберутся и будут весь день блуждать и биться в разобранном зеркале души. Залатать на коленях солнце и ждать, пока оно к вечеру не подрастёт, чтобы уйти к бьющему солнце закату. Боясь поравняться в очереди с этой пропахшей туберкулёзом историей, на автомате спиной отступать к рыжей стене с плакатами, чтобы видеть издалека лишь крупные заголовки на выцветшей майке меченного пациента. Изоляторы никогда не открывались в дальнем конце коридора и только к туалету шли вытянувшиеся до светильников балки фигур, чтобы шутливо закуривать от общей раны в которую уборщица после смены сливала пепельную от пола слёзную кислоту.
Уклониться от луча за церковной оградкой, которая казалось была так хрупка и ненадёжна, когда мне так хотелось подойти поближе, чтобы смотреть на поверхностно тянущуюся между шоколадом берегов зазеленевшую нугу Немана. Раскаты сердца в полосной струе ветра становились неуловимыми и поэтому утренний сон сторожевым псом срывался с лёгочного засова и разрывал до переломов грудь. Сделать заступ за границы давно очерченного квадрата и только, когда дождь смоет мел с асфальта и сделает оставленный в центре мяч мокрым, я пожелаю выйти из игры, даже если родители будут упрашивать меня остаться и продолжить. Город не ждал холодов и потеряв у клумб варежку, я долго не хотел возвращаться домой к маме, чтобы не быть бестолково поруганным. Мама теряет контроль и глаза её наполняются отцветшей зеленью злобы, чтобы хоть как-нибудь припугнуть вылетающую за голубые пределы небес звезду. Сорвать травинку с корнем сухой земли и присев над полем слышать, как выворачиваю почву щипцами прицепов трактора и видеть, как пыльные птицы слетаются к закату, чтобы очернять своими прижатыми крыльями точки горизонта и крикливо клевать восходящие от луны пшеничные ростки.
Мама продолжает вытаптывать своё гнездо в моей вспоминающей всё душе и так неустанно набрасывает на мой берег свои канаты, что цепляет все мои плохо зажившие трещины и потягивает их к своей давно севшей на камни лодке. Страдания мамы не становятся мельче сердца и поэтому теснят грудь, которая вне тягот ищет хирургические решения и дыхательные ответы из рук хорошо подкованного кузнеца. Ложка застряла в засахаренной кружке с мёдом и я по-детски сделал опрометчивый рывок, но при этом обляпал низ майки липкой жидкостью с оттенком желчи. Стараясь ещё уснуть на диване у телевизора, искать помощи на кухне без света, где из окна разглядывать соседское поднятое над землёй крыльцо на котором приподнимая иногда свою мордочку лежала чёрная дворняжка. Утром мы поспешим к турникам, где я буду бодриться и делать усилия над собой, чтобы смеяться, а внутри всегда искать непременный выход под сердцем, куда меня мысленно уведут развеяться книги и одиночные прогулки вокруг озера. Солнце к обеду начнёт припекать и уклончивые намёки на сон будут вести меня к многолюдной спальне, куда я поспешу, чтобы улечься на плед без уюта в душе. Я будут не раз закрывать от света глаза и класть себе на лоб потную ладонь, чтобы водить пальцами по переносице и рыхлить волосы, но сон будет отбиваться от души и умопомрачительно нестись к компьютеру вновь и вновь, когда не останется сил удерживать себя на бессонной поверхности удобной вроде бы постели. Но занятый детьми блок только тревожно отзовётся на мой призыв и снова умолкнет под столом, где соберётся клоками пыль, чтобы влететь в мой давно мчащийся вентилятор сердца. Плохо на стыке шейки помытая ложка была вновь брошена в раковину, где уже очутилась чья-то тарелка с сухими отростками на ободке от вчера ещё жидковатой пищи. Яркий свет по всей параллели стола делал гостей видимыми и давал им возможность беспрепятственно изливаться тестовыми струйками в океанскую пустошь чужого мужа или наручного бокала. Сесть за игру на половике, чтобы в подпитии переставлять фишки по полю и с кривой улыбкой портить коньячным перегаром воздух в детской. Смотреть на него и чувствовать подверженную деньгам неуверенность, которая тонкими гроздьями повисает на воротнике его рубашки и превращается в тающие запонки на щетинистой шее. Звёзды на дневниковой стороне августа были укрыты сердечками, а в девичьей тетради блёстками или заплатками наклеек.