дневник заведен 24-03-2012
постоянные читатели [30]
3 CaHuTaPa, Alexandria_, Alterra, Amaeth, Das schwarze Tier, Federika, In fanta, Iollorri, Larisa_, Marjerri, Mikes madness, MilediBlack, moxnatii slon, nut, Paytina, Russa_mirs, Stamina, tureen, Wind of Sorrow, writing_tomcat, yuyuyu13, Альтаир, Белый, Жужанна, Катиш, Порядковый номер, Рэй, Тень в сумерках, теперь, Украдка
3 CaHuTaPa, Alexandria_, Alterra, Amaeth, Das schwarze Tier, Federika, In fanta, Iollorri, Larisa_, Marjerri, Mikes madness, MilediBlack, moxnatii slon, nut, Paytina, Russa_mirs, Stamina, tureen, Wind of Sorrow, writing_tomcat, yuyuyu13, Альтаир, Белый, Жужанна, Катиш, Порядковый номер, Рэй, Тень в сумерках, теперь, Украдка
цитатник:
- • лента
хочухи:
- • группы хочух
- • rss
Пятница, 4 Апреля 2025 г.
10:23
Я остановился и потупив взгляд между креслами маршрутки, смотрел на квадратик света в реке. Маршрутка пронесёт меня дальше, чтобы скопившийся у собора транспорт разделившись пошёл по серой вене дорог глубже и нашёл себе у синей иголки знака каждый свою остановку. Женщина будто бы не проснётся под простынёй и будет смотреть на меня морщинистыми глазами, которые как-то хитро закрутившись мушками у носа, станут сверлить зрачками фанерные стенки всегда разваливающегося пополам в поделке шкафа. Стареющий мужчина с красным в пижаме лицом, смотрит в наглядную книгу и молча улыбается, когда я подбираюсь к нему ближе. Мужчину несут по коридору, когда мужчина не успевает добраться до туалета и падает где-то у палаты с пачкой сигарет у сердца от сына. Палата в синеве и прохладе покраски, весной была непригодна для лежки без одеяла, когда старик пытался укорить мальчика в неаккуратности бессонной ночи, которую он опустил в муть подоконника с голубым светом. Не ждать родителей и пытаясь отвязаться от подачек, защититься углами стола от прикосновений к ладони, которую мама попытается притянуть к себе и приласкать. Из ёмкостей поднимается дым и я подношу пюре к губам, чтобы продуть и охладить прямо в коридоре, потому что все столы в приёмном покое заняты. Родители улыбаются, когда беседуют со своими госпитализированными детьми и я вижу, как озаряются их лица в вечереющей дымке всего отделения, которое приютило гостей и не гонит по часам даже в будние дни. Я вырываюсь из сосуда и не могу пробить красную корку на поверхности, которая уж слишком крепка и напоминает мёрзлый отблеск заката, когда солнце скатывается за кушетку процедурного кабинета. Пожелав прыгнуть с обода прямо в огромнейшую пустоту этого подвешенного города, я видел лишь размытые пятна гуаши на земле и стене всей этой не сложенной картины, которую трудно будет продать после школы. Учительница будет напоминать мне по манере излагаться и держать себя, преподавательницу психиатрии, которая преподаст урок перерождения в общем курятнике для согревания сердец у подушки с химическим сеном. Мне нравятся тонкости процессов, которые собираются в моток чувств, чтобы катиться с ветром к реке мыслей и лежать там у берегов до выступления лучей, пока те не оживят картинку и не пригласят сборщика оттенков солнца с линзой в бессонном глазу. Я плохо переношу жару после бессонницы, когда все лучи собираются сбить меня с моста для балансировки солнца и вернуть луну, которая неуместно встаёт по канатам со дна оврагов и обрывает крепящийся к фонарям день. Я уйду из деревни к участку леса, который вот-вот загорится от моей подступающей бессонницы, когда она уже угадывается в очертании солнечного контура, пока я ещё надеюсь подсадить птенца на луну в овраге с серым песком из тлеющего гнезда сброшенного с лужи диска. Громоздкие крылья висят на подоконнике и они в палате моей так тяжелы, что трещат швы у рамы и вот-вот отъедут болты над батареей. Я угловато проснусь, пока старик будет отворачиваться от моей тумбочки к холодной стенке, чтобы приглушённо кашлять не открывая рта. В голове моей будто бы разобьётся ёлочная игрушка и от кубика останется лишь каркас с сахарными обломками по липким краям уголков.
Четверг, 3 Апреля 2025 г.
11:47 *Праздник
Трёхцветные сады в весеннем фломастере с луной на уголке пишущей машинки. Я растворяю вату с цветами и воду разливаю по баночкам с полки над дверью, где обычно рукой можно вытянуть клок с паутиной и с отвращением стряхнуть с пальцев пыль. На полке могут попасться под руку мыльные коробочки или износившиеся зубные щётки с застывшими крупинками порошка. Бабушка долго возится с завтраком и во дворе, чтобы получить выпивку с досками для забора разбирается уже слегка пьяный старик в гимнастёрке. На улице гавкает пёс, который то и дело становится с упором на толстую липу и царапая лапами кору, рвётся из ворот, чтобы не пропустить идущего в чужую деревню жителя. Трава перед нашим пробуждением уже покошена в тумане и я скорее иду мимо сараев в холодный туалет, чтобы оставить внутри рулон бумаги. Улочка между нашим и уже давным-давно оставленным домом, заросла и брат взялся за пилу, чтобы спилить орешник и сбить звезду перед покосившимся коровником в участке, где по ночам разводятся тени. Сложно подобраться к сеням, когда я так нерешительно объезжаю её дом, чтобы слыша голоса за кустами, уже начинать себя накручивать и в трепете сердца прятаться в зале, который делает пыль над шкафом светящейся в луче окон мошкарой. Я слышу её голос и знаю, что они пойдут до кладбища через улицу и именно в этот момент я забьюсь в угол телевизора, чтобы не попасться ей на пугливые глаза. Не заходить на кладбище, когда повсюду здесь стоят иномарки и люди широко открыв ворота суетятся внутри, пока ждут священника и беседуют с теми кого давно не видели. Старушка с лавочки подзовёт мою маму и пытаясь объясниться, поцелует и обнимет за шею. В праздник мы всегда выправляем отца и дав ему деньги, консультируем на случай, если дядюшка вновь не соизволит приехать, чтобы по совести стать у могил и подвести священника к надгробиям предков. Вечером мы будем тушить тлеющий и вспыхивающий костёр от кладбища, который будет капризно взмывать пламенными трамплинами вверх по елям и заставит нас задержаться здесь до ночи, чтобы пронаблюдать за ходом горения и тушения звёзд, когда они уже хулигански проявят между ветвями свою нагло чернеющую отёчность. Но так чувственно прелестно наблюдать за всеми этими полётами, которые совершают звёзды в тоннеле из сосен, когда те неподвижно венком оформляют пролёт и не дают ветрам даже прикоснуться к лучам иголками.
Среда, 2 Апреля 2025 г.
09:50
Нервно входящие в меня ощущения перед выходом, где уже на вокзале светится туман и сыплются капельки дождевой влаги. Мне необходимо спешить на пару, когда одна лишь звезда над аптекой ведёт пешеходов строем к бассейну трасс и магазинов. С книжкой у груди я застыну в кресле и попытаюсь изобразить снотворную негу, когда родители замолчав будут ужинать и смотреть на гостя в окно кухни. Я углубляюсь в берег реки и не встретив никого в густой темноте кустов, накину на влажные волосы капюшон с листьями, которые пристали к жёлтой ткани колпака, пока я пробирался внутрь парка. Мы в салоне и въезжаем на узкую дорогу, когда отец с чувством сбавляет скорость и дверца задевает ветку ивы так, что я слышу полосную протяжность царапины, которую с сухим гулом чертит прут. Мы проверяем лёд на луже носком ботинка и я с неосторожностью вступаю в мёрзлую воду, пока брат не замечая моей оплошности кружится у зарослей канавы и не приходит мне на помощь с приятелем, когда я ищу его взглядом. Я встречаю её, когда моё возвращение к сеням будет злить брата и она подсматривая за мной из-за занавески, увидит мои слёзы, которые я глотну, когда присяду за яблоком в траве. Пёс накинется на меня у болота и взрослый хозяин подбежит, чтобы пса за ошейник оттянуть и как-то скупо отнестись к издевательству, которому я подвергся, когда вынужден был отдать на растерзание балахон с модным рисунком вместо поясницы. Очень жарко наблюдать со скамейки за ивой, которая напоминает крошащуюся башню, когда утром намечается зной и где-то в глубине деревни жители собираются в компании, чтобы беседовать в тени участков, куда не проникают уже формирующиеся за солнечными окраинами лучи. Пригнувшись топтать сухую траву и полынь, когда забывшись в игре, бежать по полю к дороге, чтобы отвлечься от осенней ямы с утренними развалинами перед школой, которую разберут на углы и рамы. Университет в центре голубого круга перед площадью, куда впадает река, чтобы разбивать потоками тротуары или витрины со звёздами, которые примёрзнут к стеклу и растрескаются с подсветкой луж. Я сбегу к берегу и пройдя довольно длинной тропой к лестнице, остановлюсь, чтобы привести сердце в порядок перед подъёмом струн души. Я сижу на скамейке, где рядом ещё есть место перед церковной стеной, к гладкому камню которой так хочется прикоснуться и почувствовать ладонью передающуюся прохладу. Город поднимает с колёс клумб пыль и алюминиевые ограды тают вместе с детишками, которые идут за воспитательницей, чтобы прятаться в беседке или взбираться на манящий для побега склон у стоянки голубого дома. Вечером я отлучусь из зала во двор и в одиночестве мест, куда погружаются жёлтые в корпусе сады, чтобы я мог видеть на этаже суету детей и воспитательницу, которая перебирает за столом бумаги. Помнится, что я уже этим вечером отделялся от людей с которыми дружил или старался сдружиться. С работ возвращались взрослые и я видел, как они трудно поднимались по заросшей струпьями лестнице, которая утром казалась ещё опаснее и упрямее. Отец включит телевизор и я с дивана буду смотреть серые новости, пока отец на кухне поставит на стол в рюмочке кофейный напиток для меня. Мама давно погрузилась в ночную смену и только отец сможет проводить меня до сада, чтобы нам у шумного входа увидеть, как розовеет небо за многоэтажками и едва не заплакать на узор коврика в фойе. Нас выправляют в деревню и оба стула в зале завалены нашей с братом одеждой, которую носить мы в течение каникул наверняка не будем. Приятная для глаз голубая рубашка с белыми клетками и размытой геометрией, которой я козыряю у кабинета, когда мы ждём преподавателя, чтобы получить заветную вращающуюся тройку после сна о завоевании литературного кладбища с пластинкой над воротами из цветов. Болеющий в кабинете мальчик, который осматривает зелень медицинской стены и слушает многозначительные возгласы заведующей женщины, которую хотелось бы назвать кормилицей косметической бездны, когда она поднимается свои фиолетовые ресницы и скрещивает до знака бесконечности длинные двустворчатые губы.
Вторник, 1 Апреля 2025 г.
10:46 Пёс*
Я поднимаюсь от звезды молча и перепроверяя этажи в тумане от курящего здесь господина, касаюсь краем носа холодной форточки. В теплице неимоверно жарко и я поскорее собираю помидоры, чтобы податься к просевшей двери и с ведром провалиться в грядку. В беседке к обеду тихо и все гости после вчерашней пьянки скрываются дома. Я ложусь на плед и закрывая в себе пустоту с красочными разводами на дне мутнеющего пергамента. Точки твердеют во сне и мне приходится потуже завязывать глаза, чтобы пытаться узлы не отпустить. Он просто чувствует моё превосходство и его стойки с портфеле не дают мне почувствовать всю неуверенность после бессонницы, которой я сегодня подвергся. В моём окне светились поздние звёзды и я с неприятием отходил от подоконника, чтобы ложиться поперёк кровати и ныть у фигуры матери, которая спала, отвернувшись тенью к шкафу. Пар поднимался к луне и мои ботинки примерзали к снегу, чтобы я дышал в небо интенсивнее и с молитвой. В кухне останутся семьёй мои близкие и перед ночью, я вновь подниму с пола таблетку, чтобы раскусить её с водой, которая будет слишком холодна. Утром я первым выйду из сеней, чтобы потушить ненужную при свете неба лампочку под карнизом и поспешу к сковороде с мучными корками, которые не отстали от чёрного обода. Трасса за нашим полем будет белеть и бросаться в глаза с влагой, которую совьёт у крыш туман, чтобы точечно истекать в огород и делаться одной протяжённой линией в почве у цветов. Окно над коротенькой кроватью брата под утро запотеет и капельки от рамы будут стекать к пятнышку со светом. После бессонницы я не люблю прикасаться к ещё тёплой печке, потому что она мне напоминает прошедшую под звон колёс парохода ночь, которая тонет уже у разбитого берега и выпускает последние на сегодня клубы чёрного дыма к звёздам. Перебираясь с одного ещё тёмного берега на другой уже светлеющий, я взгляну на фонарь и на звезду, которую этот фонарь стережёт, чтобы в горле с мокрым комком сновидений, припасть к склону и закрыть холодеющие в тумане веки. На линейке холодно и стоять у берёзы неуютно, пока директор набирает в себя воздух, чтобы с переданным микрофоном попытаться этот кислород озвучить.
Шаткое положение и я добираюсь до голубого перекрёстка, чтобы в утреннем квадрате для автомобилей, попытаться забиться в угол кольцевой и стать совершенно подвижным пятном, которое проскальзывает к дверям заправки между водителями. Отец приостановит автомобиль до поворота, чтобы выйти к своему брату, который стал на обочине и ждёт сотрудников команды, когда вокруг шумят пилы и где-то внутри леса падают хвои. Найти себе укромное местечко в детстве, когда под ногами шевелится жёлтый песок и за кладбищем с солнцем играют синие ели. Ещё первые тренировочные годы с бессонницей, которая хочет только бежать к луне и не достигать цели в падении, чтобы жалобно стонать на газоне, когда станут подводить ноги и крылья не смогут приподняться от травы к футбольным воротам. Жёлтые сети накинулись на диван в солнечной дымке квартиры, которая осталась летом в моём распоряжении и во дворе послышались первые голоса после ночного заигрывания с собакой на чьём-то балконе, когда солнце взбудоражит зверя за перилами и заставит лаять на плавно собирающееся из звёзд небо.
Шаткое положение и я добираюсь до голубого перекрёстка, чтобы в утреннем квадрате для автомобилей, попытаться забиться в угол кольцевой и стать совершенно подвижным пятном, которое проскальзывает к дверям заправки между водителями. Отец приостановит автомобиль до поворота, чтобы выйти к своему брату, который стал на обочине и ждёт сотрудников команды, когда вокруг шумят пилы и где-то внутри леса падают хвои. Найти себе укромное местечко в детстве, когда под ногами шевелится жёлтый песок и за кладбищем с солнцем играют синие ели. Ещё первые тренировочные годы с бессонницей, которая хочет только бежать к луне и не достигать цели в падении, чтобы жалобно стонать на газоне, когда станут подводить ноги и крылья не смогут приподняться от травы к футбольным воротам. Жёлтые сети накинулись на диван в солнечной дымке квартиры, которая осталась летом в моём распоряжении и во дворе послышались первые голоса после ночного заигрывания с собакой на чьём-то балконе, когда солнце взбудоражит зверя за перилами и заставит лаять на плавно собирающееся из звёзд небо.
Понедельник, 31 Марта 2025 г.
11:35 *Тоннель
Встретил студента на втором этаже, где обычно пустует фойе с гладким полом и на стенах развешены картины от художников, которые свозят сюда, чтобы отбирать в присутствии заведующего кафедры. Я буду долго прятаться в тени перил, чтобы не показаться у окна, куда уже летит между туч широкий луч света. Я жду подвоха от погоды, которая наверняка усадит меня в клетку с воронами, когда в парке закачаются прутья клёнов и с высоты после треска бензопилы к скамейке упадёт ветвь. Ленточки слегка шелестят у тротуара и у будки аттракционов в защитной робе стоит молодой пильщик, чтобы смотреть вверх и не допускать людей к месту падения сухого пролёта от дерева. Я выпускаю из души всю скопившуюся сухость и в пройденном материале из листвы нахожу свой давно запрятанный диктант, на тетрадь которого ложится солнечное пятно с яркой тенью. Воздух свежеет к вечеру и моя тень растёт у кладбища, чтобы возвысится над забором, где уже ковыряется в земле не устающая мать. Сосны тихонько скрипят, когда соприкасаются перед лесом и в синеве ветвистой стены, я почувствую покой для себя и брат с отцом не приблизятся ко мне, когда присядут над плитой, чтобы омыть поверхность мыльным раствором. Револьвер в руке актёра, который открывает пистолет, чтобы пересчитать патроны и вновь защёлкнуть полный барабан в корпусе. На лестнице раздаётся хохот и больные кладут сигареты между губ, чтобы не закуривать. У дверей чёрного хода стоит под лампой один только пациент с коричневыми подтёками глаз, которые скоро окончательно закроются и заплывут. Он не кашляет и меня удивляют его слова со слабостью, которая как-то держит его на ступеньке, чтобы не спустить в дым к заплёванной урне. Женщина принарядившись в фиолетовый пух шубы, села напротив корпуса в глубокую до низа скамейку и затянувшись впервые от тонкой сигареты, кажется, ощутила себя в безопасности после ночи. Она довольно приветлива и сгорбившись над тарелкой в столовой, рассматривает вновь прибывшего парня со своей кружкой, которую тот неуместно ставит на край полки, чтобы перехватить миски. Я уловлю посыл от звезды в уголке моего запотевшего окна, и сев у тумбочки, в темноте впишу предложение которое едва увижу. Мы выступаем к футбольному полю, где в матче клубится синяя пыль от травы. Я всегда нервничаю перед чувством и видя девушку в коридоре, тихонько отступаю в кабинет за письмом, которое так и не передам в срок. Напротив к окну прижалась женщина, которую я знаю, но мне не хочется, чтобы она узнала во мне художника без навыков. Я спешу на остановку, чтобы не попасть под снегопад и за слякотью дороги суметь ещё рассмотреть дальний перекрёсток, куда прибывают маршрутки, когда набирая скорость, отталкиваются к нам от центра. Я также потерян и сложив принадлежности под крыльями, несу свой рюкзак повыше, чтобы задевать тучи со свинцом после не случившегося урока химии. После бессонницы жутко пульсирует именно один висок, который принял на себя всю тяжесть облаков, когда они садились на плечо и теснили подушку с каждым новым часом, чтобы его растворить в будильнике сердца и пустить дальше вниз по реке с паутиной мыслей или звёзд. Катаясь по берегу койки и не находя себе границ, не спящий ветер, улетал от реки, чтобы сидеть на мостовой с фонарями, когда те уже почти гасли перед утренней сверкой лучей. В одиночестве и с родителями, я стоял у клумбы подвала, чтобы топтать ботинком сухой стебель и ждать когда же со двора уйдёт этот болтливый собеседник. Той ночью я не спал и придя на краюшек родительского дивана, смотрел, как подрагивают веки отца перед солнцем. На скамейке я увижу тот же куст в шине, но только с ощущением подавленности цветов и смысла в картинке, которую никак не смогу приложить к видимости рассыпающейся на шипы красоты. Я живу с ощущением сдерживания бессонного удара, который уже прибивает меня к окну и не даёт задержаться за подоконник, когда так хочется вылететь за раму и больше не пытаться заснуть на отцовском крыле. Я долго хожу перед кроватью, чтобы брата всё же разбудить или хотя бы коснуться его подушки, которую он крепко подмял под себя и не отпускает в небо. После ночей, которыми я жонглировал сидя на кровати, я теперь позирую у нашей иномарки и делаю вид беззаботного приплясывания на белом фоне дверей. Я подпускаю к себе дядю, но боюсь касаться его личной жизни, чтобы он же в ответ не кинул в меня стрелу с отравленным наконечником из портсигара. В голове вовсе нет кучности мыслей и под утро во всей коробке преобладает пустота с жаром на дне глаз, которые вот-вот упадут в костёр и откроются на миг перед лучами, чтобы их в отторжении вернуть к солнцу обратно. Я достаю звезду со дна вершины, которую роняет мост и с током от фонарей золотит в течении между колонн, когда те жёлто искривляются у берега. Я даю себе время, чтобы не затянуться дымом из бездны и видеть, как широко раздуваются её серые губы. После дискотеки мы возвращаемся в корпус по парам, чтобы ещё стоять на балконе и смотреть на фонари, пока девушки успеют выбелить свои крылья у зеркал мойки. Я проваливаюсь у дороги и едва касаясь порога проходной, засыпаю под команду смотрителя, который давно пытается изловить меня в кафе и заволочь в бездну под гул толпы. Давясь слабостями и не выходя к приятелю, когда в доме хозяйничают родители, я прослежу из окна, куда пойдёт брат и как долго он задержится у сеней с лампой под углом крыши. Брат холоден и я оставаясь на высокой кровати для бабушки, смотрю в уютное окно у холодильника, который открывает мама, чтобы разложить продукты и взять в кухню необходимое для ужина. Я черчу лабиринты и несказанно этому рад, когда не вижу ещё выхода из линий, которые сбиваются в один рыжий пучок тетради, чтобы склеиться от соприкосновения с соседним листом и рваться от попытки в месте стыка. Я лечу вперёд под стук механического звонка в коридоре, который привинчен под плинтусом школьного квадрата и бьёт себя изнутри так, что мне приходится прятаться в классе и озлобленно смотреть на заброшенную пустоту у будки с электричеством. Передо мной не запертый тоннель без огоньков для обозначения и я вхожу в этот круг с чернотой, чтобы пропасть там из виду и не знать о себе ничего лишнего. В университете зажгут ёлки, чтобы в фойе стало оживлённо и к посту подходили преподаватели, чтобы брать сладкие ключи из тающей в замке карамели.
Комментарии [1]
Воскресенье, 30 Марта 2025 г.
15:51
Не хотел сегодня подходить к компьютеру, но периодически поглядывал на него, когда от ветра раздувалась штора в спальне. Я будто бы таю, как пластмассовое тело при высокой температуре в комнате. Пытался долго смотреть телевизор, но телевизор конечно же надоел и выгнал меня из зала. Стоять под холодильником и вытягивать из корзинки сладости, чтобы вновь возвращаться к телевизору. Задать себе новый план и надеть пыльную корону с подоконника. Пуститься в воспоминания, когда не останется чувств на сегодня. Вспомнить туман с берега, который когда-то также тихо ложился на воду, словно хотел её уберечь от наблюдателей и волн от моста. Обувной магазин и коробки столбиком сложены у пуфика для примерки. Продавщица в розовом немного подтягивается к самой высокой полке, чтобы коробку из рук протолкнуть до стены. Я иду к кассе, чтобы путаться в ювелирном отделе и едва не забыть чек, когда пожилая пара людей уже подступит после меня к прилавку. Мужчина улыбнётся мне, но я поспешу отойти в ряды, чтобы на улыбку не отреагировать. Я ищу выход, но прибиваюсь к дверям в подсобку, которую тут же передо мной закрывают на ключ. Я запутался в зале, но не ищу совета, а только мимолётно озираюсь, когда меня найдут и выпроводят. На обратном пути я встречаю кубики парфюмерных лавочек, где сидят с флакончиками милые девочки с подкрашенными губами и мальчик уже идёт мне навстречу, чтобы всучить рекламную полосочку с телефоном компании. Я хочу поскорее выйти из торгового центра и в первом турникете жду, пока стекло цилиндра откроется и даст мне отдышаться после покупки кроссовок. Потом я кружусь вокруг здания, чтобы искать подъём к остановке, которая пригреет девочку в уголке скамейки и ещё парня, когда тот резво протиснется в переднюю дверцу троллейбуса. В маршрутке жарко и две мои остановки не покажутся вечностью, прежде чем я успею осмотреться в давно знакомой обстановке уклончивой дороги и соскочить со ступеньки к лестнице. Поднимаясь я боюсь сделать и шаг во дворе, где когда-то мы встречались с моим другом, чтобы у многоэтажки поздороваться и брести до школы. Я был крайне не защищён в ту пору и поэтому нуждался в аудитории из людей покрепче меня физически. Когда мне приходилось уходить в класс от взглядов и разговоров, чтобы восстановиться и запрятать свои чувства в красную куртку потеплее, я мог общаться только с этими двумя людьми, которые уже подыскивали себе место для приземления в жизни. Я попал в ночную передрягу и был вынесен с облаком чужого дыма в область тьмы при гостинице, у которой и теперь люблю остановиться, чтобы в качании елей уловить и своё головокружение. Я устало найду плечами низко подложенную подушку и попытаюсь уснуть в пустой палате, где только брат и отец надо мной совьют паутину из причитаний, которые меня собьют и заставят снова палату осмотреть, чтобы найтись. В коридоре будут шуметь и неприкрытая до конца дверь палаты станет пропускать чьи-то голоса со звоном вёдер или стульев, которые спешно вынесутся из столовой, чтобы освободить её от мебели для ремонта. Он увидит мои мучения в коридоре и перед проветриванием поставит у стены для меня стул, который даст мне возможность передохнуть во время кварцевания и не стоять в коридоре зря. У стадиона не будет никого кто мог бы составить мне компанию во время утренней прогулки и поэтому я останусь на скамейке один, чтобы смотреть на далеко паркующиеся в клетке леса автомобили возле тряпичной палатки с мучными изделиями, которую по мягкости своей будет шатать со всех сторон настойчивый ветер и при этом ещё отгонять ос. Затеряться в ночной атмосфере и предупредив своё одиночество с помощью вялой таблетки с отблеском пластинки, которая со злости бросится мною на тумбочку и утром найдётся под кроватью девушки, когда та встанет и босой ступнёй вступит на острый уголок пластинки. Медсестра слишком рано влетит в реанимацию и сообщит больному новость о рождении этой ночью сына и удовлетворительном состоянии спящей где-то в другой больнице жены, которая плевать хотела на бессонницу и теперь раскуривает первую после кормления сигарету в ванной комнате. Я подметаю осколки после разбитой луны, которая сложится в головоломке вновь, чтобы закрывшись на время чёрным крылом тучи, выпорхнуть к реке переодевшись в белое.
Суббота, 29 Марта 2025 г.
10:53
Запись в дневнике с туманным содержанием. Я слишком рано пробуждаюсь. Над многоэтажкой ещё только полоска оранжевой каши появилась. Кто-то замешивает солнце перед утром. Писать как-то страшно и вся эта опустошающая оттепель спадает с бездны, чтобы мою подушку промочить или охладить. В окно влетает столб собранного после весенней жатвы воздуха. Я остаюсь сидеть на остановке, чтобы держать телефончик с сообщением на высоте. Водитель промчится и даже не заметит меня в безопасном кругу со скамейкой, над которой возвышается знак с синей картинкой. Я подойду к сухим стенкам дома и увижу, что фанера отслоилась от фигуры и изогнулась от влаги. Я захочу удариться об окно, чтобы не чувствовать себя отверженным лётчиком, который не успел отбросить сердце и упал в кресле без сна. Я иду в лес и чувствуя, как закипают мои тяжёлые ботинки, останавливаюсь у груды с булыжниками, чтобы себя обдумать и пустить после бессонницы дальше. Я слишком вял, чтобы изображать из себя человека, который за братским корпусом всю ночь ловил луну в шторе, когда мотылёк садился на остывающую печь и путался в одеяле. Пыль в пролёте станет видимой, когда я поверну у окна и уже приближусь к высокой двери в читальный зал. Пыль будет витать здесь не опускаясь на ступеньки. Я захожу перед медпунктом быстрее, пока отец на кушетке успокоительным тоном и с выражением глаза будет вертеть на пальце свою кепку. Коричневые линии и мойки проклятой лечебницы. Ночью по подоконнику в палату проберётся чёрный от елей луч и найдя меня не спящим, подзовёт к тумбочке, чтобы проникнуть с жжение мне в глаза. Я найду тумбочку пустой и взяв пальцами за талию пластиковую бутылку, отопью чужой глоток уже давно прокисшей воды. В зеркале я бледен и всю ночь не сумев найти глаз в отражении, собьюсь с пути в знакомом коридоре, чтобы тревожить тонко обозлённую в симпатичном лице медсестру. Настойка из трав и спиртовая горечь захватывает мои губы и рот до кашля, когда я в темноте глотаю всю жидкость без передышки и вновь возвращаюсь в палату, чтобы не будить своим ночным присутствием гостей из коек с лентами. Сложное утро и не очень понятливое продолжение рассказа, который рассыпается на абзацы, чтобы сделаться хаосом с красной строки. Давая себе продвинуться и не упасть в очереди с такими же не знающими что же будет дальше соседями, я вспомню жёлтый халат бездомной женщины, которая нашла себе больничную палату и не желает пользоваться туалетом, когда есть койка с каждодневной заменой белья. В парке кормят белок и хочется задержаться у кормушки подольше, чтобы рассмотреть зверька с рыжим ёршиком хвоста и передними лапками, которые держат перед собой орешек. Сонная физиономия приткнулась к подушке и не отзывается на мои толчки, когда в палату заходит медсестра, чтобы проткнуть этот мешок иглой и без причитаний удалиться со сцены. Я обхожу серый корпус театра, чтобы найти свой вход на лестницу и раздевалку перед репетицией в танцевальном зале. Всё окно за нашими спинами плывёт в голубом сиянии Немана и ближе к окончанию урока начинает становиться лазурным и серым от заката стеклом из волн. Уборщица заглянет в кабинку, чтобы обнаружить моё почти спящее между створок тело, которое уходит под жёлтый лёд с ароматом хлорки и не желает бороться с течением в кафельной вазе. Мне так стыдно сидеть и смотреть на эту наглую женщину в синеве её наряда, что я до сих пор пытаюсь вычеркнуть этот постыдный момент из реанимации и улечься спать без мыслей о звонке из преисподней родителям, когда они только-только отъехали от проходной и не могут вернуться. Я проголодался и подошёл к столу с аппетитом, но не успев ещё сесть хлебнул чая, но почувствовал резкий привкус соли от капусты на первое, сок от которой слили мне в чашку обидчики. Я не стал разбираться и выбежал из столовой так и не поев. Приятно уединиться у прохладного подоконника и смотреть в это обширное окно на ели, когда все снимки в порядке и тебя готовят на выписку. Градусник упадёт на линолеум, но не разобьётся. Хорошо, когда ничего не разбивается и ты возвращаешься в исходную с некоторой усталостью, но всё же невредимым. В палате после полдника свежо и я собираюсь пойти к стадиону, чтобы смотреть на людей и ныть от ветра, который пролетит по трибунам и приласкает меня за плечи. Мы сидим за почти пустым столом, когда гости в прихожей приводят себя в порядок и прощаются с хозяйкой у зеркала.
Состояние моё таково, что подбираясь к себе с осторожным непониманием я оглядываюсь на мать и вижу её такое же недоумевающее выражение лица в котором светится ухмылка и кислота перед раскусыванием второго по счёту лимона. Я сникаю в апельсиновой кожуре мумии и сны долго не могут выбиться к морю ночи, чтобы отыскать себе хозяина в целой лодке. Я пододвигаю незанятый стульчик, который не оберегают малыши и снимая с себя рубашку всё же осматриваю спальню, где могут прятаться школьники с заправленными за спину кулаками. Женщина в белом влетит в тень спальни передо мной и я увижу, как за дверью исчезнут её розовые икры с бледными пятнами до ступней. Я бережно представляю себе тот самый ковёр, который становится для детей чем-то вроде клетки с невидимыми границами, куда часто нас выносят, чтобы обмыть или притянуть за угол класса, если наше поведение не устроит надзирателей и главный за столок у доски даст команду. Я застрял в этом центре для тоски, где по ночам шлялась моя тень и не находя нужного коридора стучалась в дверь между этажами, чтобы будить вроде бы добрейшую сестру. Сестра поднималась с койки и осматривала моё тревожное тело, которое и не собиралось ложиться, а только с новой силой толкало в тоннель подушку, чтобы пробиваться наружу к пациентам. Дама без зубов и крайне при этом худая по фигуре будет раздавать папиросы под яблоней, чтобы привлечь кавалеров и не остаться постыдно вечером вне компании. С окна я наблюдаю, как к костру тянутся две пары, причём, они разбиты не по возрасту, но при этом даже целуясь не теряют симпатии. Девушка сможет уснуть утром, когда начнётся шумный обход и будут обсуждать именно мою бессонницу, которая не поддаваясь на книжные уловки всё равно залезет сегодня ко мне за подушку. Я так часто вижу луну и так давно её не отпускаю, что кажется сроднился с ночью и взял от неё все симптомы в оттенке переливающегося после бессонницы глаза. Врач выглянет, чтобы пригласить меня с кушетки коридора и вновь усадить рядом на обыкновенный стул, который не шатаясь заставит сидеть скованно, но смирно в её кабинете с жёлтыми углами и столом для сувениров под лампой.
Состояние моё таково, что подбираясь к себе с осторожным непониманием я оглядываюсь на мать и вижу её такое же недоумевающее выражение лица в котором светится ухмылка и кислота перед раскусыванием второго по счёту лимона. Я сникаю в апельсиновой кожуре мумии и сны долго не могут выбиться к морю ночи, чтобы отыскать себе хозяина в целой лодке. Я пододвигаю незанятый стульчик, который не оберегают малыши и снимая с себя рубашку всё же осматриваю спальню, где могут прятаться школьники с заправленными за спину кулаками. Женщина в белом влетит в тень спальни передо мной и я увижу, как за дверью исчезнут её розовые икры с бледными пятнами до ступней. Я бережно представляю себе тот самый ковёр, который становится для детей чем-то вроде клетки с невидимыми границами, куда часто нас выносят, чтобы обмыть или притянуть за угол класса, если наше поведение не устроит надзирателей и главный за столок у доски даст команду. Я застрял в этом центре для тоски, где по ночам шлялась моя тень и не находя нужного коридора стучалась в дверь между этажами, чтобы будить вроде бы добрейшую сестру. Сестра поднималась с койки и осматривала моё тревожное тело, которое и не собиралось ложиться, а только с новой силой толкало в тоннель подушку, чтобы пробиваться наружу к пациентам. Дама без зубов и крайне при этом худая по фигуре будет раздавать папиросы под яблоней, чтобы привлечь кавалеров и не остаться постыдно вечером вне компании. С окна я наблюдаю, как к костру тянутся две пары, причём, они разбиты не по возрасту, но при этом даже целуясь не теряют симпатии. Девушка сможет уснуть утром, когда начнётся шумный обход и будут обсуждать именно мою бессонницу, которая не поддаваясь на книжные уловки всё равно залезет сегодня ко мне за подушку. Я так часто вижу луну и так давно её не отпускаю, что кажется сроднился с ночью и взял от неё все симптомы в оттенке переливающегося после бессонницы глаза. Врач выглянет, чтобы пригласить меня с кушетки коридора и вновь усадить рядом на обыкновенный стул, который не шатаясь заставит сидеть скованно, но смирно в её кабинете с жёлтыми углами и столом для сувениров под лампой.
Пятница, 28 Марта 2025 г.
10:01
Я вновь ступаю к небу и видя, как провалится в облако ступня, попытаюсь достать розовый ботинок из чёрного зефира, чтобы не повредить воздушную упаковку. Зачем же я ложусь с подушкой, когда на утро она исчезнет и я не найду своей головы рядом? Мама ставит кипяток в раковину и до крана поднимется свежий закопченный дым от солнца. Меня отведут в сад, чтобы забрать только вечером, когда вся моя душа, истомившись после сна, не найдёт себе должного места на площадке с фонарём. Я часто останавливаюсь у сетки ворот, чтобы одиноко приглядывать за ярко подсвеченной подсобкой, дверь которой подпёрта лопатой и рядом на ступеньке кто-то оставил бензопилу с флакончиком машинного масла. Вновь перебраться к Неману, чтобы увидеть звёзды в тине, которые не сумели преодолеть барьер моста и теперь сыреют у берега с зеленоватым блеском. Я попытаюсь раскачать койку до перьев из постели, чтобы лечащий врач, подошла ко мне и успокоила наигранный приступ наложением крыльев на мои плечи. В коридоре развеселятся больные, чтобы у поста в суете раздачи медикаментов образовалась очередь с наполненными чашками и звенящими внутри чайными ложками. Этот больной видимо только-только пришёл в себя после углубленного изучения снов, которые ночью не поддавались на разоблачение и ускользая от глаз на подоконник, шатали звёзды и маленькое дамское зеркальце в уголке. Кто-то громко зашагает по коридору и я отвернусь от стенки, чтобы прослушать поступь пациента, который скрипя разболтанной дверью отойдёт от туалета, когда направится обратным ходом к своей дальней палате в другом крыле. Пациента свяжут ночью и не дав накричаться, мирно уколют перед сном. В чувстве за пределами общей палаты, я расплачусь перед санитаркой, которая никак не облегчит мою далеко мчащуюся из города тревогу, когда у телефонной будки за косяком выругается поступающий каждые два дня наркоман в растянутой до черноты майки. Я выйду из леса с оцарапанными ладонями и локтями, пока ветер будет хозяйничать в глубине и полировать до треска струпья поваленной у дороги сосны. Деревня всегда будет восстанавливаться по улочкам в памяти, пока я буду спать в некрепкой по стенкам норе, от которой отстают так необходимые перегородки для удерживания верхнего слоя. Он пригонит к домам бульдозер с жёлтым ковшом и сдвинет всю эту давно стоящую в мусоре халупу к кустам из клёнов. Я пойду по жаркой улице и не встречу никого, кто мог бы со мной заговорить или затронуть моей души после бессонницы. Она обопрётся об угол дома, который будет обшарпан и твёрд до гвоздей позвоночника, чтобы без вздоха долго усидеть на земле и не устать плечами с упором на теннисные крылья. Девушка будет идти рядом со мной и в лавке для художника даст мне свой телефон, чтобы с пакетом красок и альбомом, распрощаться без объяснений. Я буду бежать от обиды к универмагу, чтобы не застать девушку у входа и ещё долго присматриваться к прохожим, чтобы всё-таки увидеть её среди жмущегося к дверям персонала с коктейлями. В здании будет прохладно и женщина за витриной будет поправлять мёрзлую рыбу в пакете, чтобы рыба лежала смирно и не подавал признаков жизни. Я отойду от стеклянной полки с часами, потому что наручные часы не ношу и не разбираюсь во всей этой механической мишуре с браслетами. После школы я остался один и стал развлекать себя уколами в душу, которая всегда боялась острых предложений или предметов, когда те бросались в грудь и со звёздами разбивались о сердце в живом снимке. Теперь мне трудно выходить из квартиры и чувствовать себя ослабленным ребёнком, который идёт к рельсам с опущенной до нитки головой и старается удержать крылья на высоте, чтобы не быть сбитым с облака ангелом, когда промчится скорый поезд с углём для топки рая. Родители хотят, чтобы я толкал этот гружёный вагон и весь этот взятый багаж на плечи, когда вещи с драгоценностями будут падать на балки и ангел не будет поспевать побрякушки совать в карманы или за пояс. Маршрутка задержится на мостовой и перед низко запрятанным собором я увижу медленно уносящийся раскрытый вагон, который протащит за собой какой-то хлам и выпустит плоскую трапецию дыма к перилам моста. Я действительно ослаблен всей этой вознёй и ложась в закрытой спальне, чтобы слышать, как хлопнет тяжёлая дверь и в коридоре раздадутся голоса переговоров между отцом и вернувшейся матерью. Я всегда жду этой перепалки и поэтому чутко надвигаю на душу колпак со звездой, которая сможет уловить все нюансы пьесы и подняться до тучи с вездесущими лучами для закрытия ширм в широченном зале небес. Я просто бестолково шатаюсь у лифта, пока отец ждёт моего падения на плитку с чувством гордости за пьяного сына, который окончательно расправился со школьной программой и не готов досрочно сдать экзамены при больнице. Тяжёлые ели и забирающие в свои ветки ветра с дождём, когда я просто наблюдаю из палаты за этой бурной картиной природы, которая обязательно возьмёт верх над суетой и пересадит ворона с лужи на луну, чтобы вертеть жёлтый диск крыльями. Мама уж очень хочет, чтобы я занялся переустановкой мира и поэтому освещает коридор своими зелёными огоньками, пока я верчу шнурки обуви и стараюсь поднявшись не упасть на пуфик обратно. Боль в бедре и я иду по отражению коридора в университете, чтобы нести под мышкой блок с программами, которые установили до меня и приказали просто не уронить на плитку пола. Я разгребаю гнилые яблоки и не нахожу ни единого целого с плотной кожурой и без пятен. Этот потерявшийся в улице алкоголик не услышит моего приближения и зайдёт в свою калитку, чтобы накинуть на столбик металлический обод предполагаемой защёлки. Я помню своё стёртое болезнью сердце из детского камня, который горел под одеялом и даже мог прожечь после ночи себе дыру для освобождения пульсации. Я смирился с бледностью своего лица и поэтому окунул его в зеркало, чтобы разбить черты и глаза в стекле.
Четверг, 27 Марта 2025 г.
09:55
Попытаться закрыть все эти исключительные вопросы о реальности, которая раскисла в кафе, когда мы с девушкой пили долгоиграющий морс с испорченными ягодками на дне. Первым делом мы зайдём в зал и в осенней пыли у подоконника увидим давно умершего паука, который застрял на паутине с солнцем в центре. В зале холодно, но мы ещё спешим переодеться у стула, чтобы суметь выйти к винограднику и осмотреть солнце повнимательнее. Солнце в тускловатом луче ложится на крышу дома и пёс в ленивом положении под тяжестью цепи отходит к сараю, чтобы лечь в яму. Я достаю молоток и с одним гвоздём подхожу к двери в кладовку, чтобы подбить отстающую доску. Трудовик идёт к себе в кабинет, чтобы потушить о пепельницу окурок и собрать нагромождение фуфаек, чтобы можно было усесться на уроке литературы и поочерёдно читать один и тот же текст с подчёркнутыми до меня выражениями. Листать учебник до разрывов границ, когда страницы станут влажными от пальцев, чтобы вместо нумерации оставлять шоколадные отпечатки из узоров моей трескающейся подушечки. В один момент к моему карнизу подлетит синий голубь, чтобы в миг осмотреть подоконник и не увидеть на нём вазонов или зёрен. Я разберу гитару после бессонницы и не сумев докопаться до середины, взять отвёртку с крестиком, чтобы подтянуть пружину в исцарапанной спине. Перед сном я возьму электрогитару и уронив её на колени, увижу, как сверкающая бляшка с фирменным названием отразит луч люстры. Важен лишь этот тёмный зал с окном, где только фонарь с оранжевой лампочкой отбрасывает лучик на запертые сени. Я встаю среди ночи и ощупываю ещё тёплую печку, чтобы пройти в кухню и не упасть на пороге в густо подвешенную у стены верхнюю одежду. Мои силы подрагивая на взлёте уходят и я опускаюсь до автовокзала, чтобы в освобождающемся салоне маршрутки ещё ждать у остановки, пока водитель тронется от тротуара к повороту. Одна симпатичная девушка под крышей и какой-то раскрасневшийся от курения господин идёт к припарковавшемуся автобусу, который стал за маршруткой и я не вижу в запыленном окошке, когда автобус дёрнется и закроет все свои двери. Я истощён этим расстройством и подбирая свои свёрнутые в стрелочку мысли с подушки, направляюсь к луне, чтобы поправить пути и дать луне направление к рельсам под светофор со звёздами. Уходя от скамейки, я иду к разваливающейся иве и когда достигаю разбитого корня, начинаю всматриваться в черты луны, которые напомнят мне яичные разводы в миске для помешивания блинной жидкости, когда мама почти уже выльет луну на подогретую сковороду в чёрном огне за кухней. Всю ночь алыча созрев будет падать к подъёму летней кухоньки и утром, когда мы вступим в этот желтоватый джем и услышим хруст косточек в траве, мама разозлившись почти не удержит равновесия и тарелка выпав из рук зазвенит кружась на коричневом холмике земли. Утро появится с туманом и серая клетка из брусьев деревни почти откроется для идущего после ночи брата, когда в первой сине-жёлтой звезде он узнает свою снижающуюся плоскость для игры в бессонную геометрию. Поднимаясь к волне из ночного льда, я заметил как долго звезда спешит на помощь тонущей звезде, когда бросает ей свой отражённый луч и смотрит как же упрямо она ухватится за точку. Пластинка крутится прижавшись на иголочке проигрывателя, чтобы глухое пение тенора разносилось по палате и все спящие у окна пациенты, отворачивались к парте, давая своим взглядом понять всю неуместность музыки во время тихого часа. Обрывочные воспоминания из детства и кривизной исчерченные волны, которые делают реку живой и заставляют всматриваться в поверхность с гипнотическим забвением влюблённого школьника. Утром после оборванной в шкафу ночи, я поднимусь и пройду мимо дверцы к кухне, чтобы только собраться у стола и сделать первый чайный глоток. Я унесусь с пыльным ветром от кольца, чтобы заблудившись в салоне среди людей, сесть на следующей остановке и проводить взглядом взрослого человека в оливковом плаще, который касаясь рукавами соседей уходит к парку на остановке. Взывая ко сну, я упрусь словно в кружок цветной бумаги за стеклом и узнаю в нём луну, которая сомнётся над веткой и только утром плюнет на мой жёлтый подоконник с пренебрежением. В каморке за перегородкой спит сверкая золотыми зубами медсестра и не отрывая виска от кушетки подтягивается всем телом к стенке холодильной камеры. Я пойду в туалет и услышав, как воняет тряпка на швабре, поскорее вымою руки, чтобы вновь вернуться к койке. Девушка зачитывается моими книжками и я не против отдавать ей супы из вермишели, чтобы её не рвало после капельницы.
Среда, 26 Марта 2025 г.
11:16 *Головоломка
Я расслабился, хотя при этом спал поверхностно и не увидел первой лампочки вместо звезды на потолке. Я перепроверил свои кроссовки и они вновь показались мне малы. Я начинаю с себя и вся тягомотина за плечами напоминает туманные крылья. В моей атмосфере поселились жучки для прослушивания снов или объедков от сочинённого фрукта. Я давненько не захожу в жизнь смело и поэтому предпочитаю сырой угол для игры в прятки. Я просто ухожу из отдела и иду к Неману, чтобы щёки мои загорелись от морозной свежести реки и дали мне поплакаться в течение, когда я стану смотреть на рыбаков от бортика, чтобы себя отвлечь. Всё равно мне будет видеться девушка, которая исчезла в кафе и скрыла все свои эмоции в жаре ещё одного летнего месяца, который прошёл для меня в мучительном поиске и прослушивании композиций с уклоном в расшатанную любовь. Найдя в парке трухлявый ствол, который упал в песок и гниёт, я сел на него, чтобы с наушниками оттолкнуть всё небо и слышать за музыкой лишь далёкий собачий лай. Перед рекой к моим ногам подступает сырость из утреннего тумана, который привлекательно взбивается над пустым фонарём, чтобы подняться к мосту выше и рассеяться, когда из корпуса выглянет солнце и накроет вывалившимися проводами асфальт. Давая себе время для сновидений к моему одеялу прилепилась луна и не разрешая квадрату со светом исчезнуть к утру, настырно билась о белый подоконник, который растрескался в заброшенной комнате. Когда наступал май и нас почти уже выпускали из классов к школе, чтобы смотреть на россыпь одуванчиков на заднем дворе и гору портфелей, которую ученики оставляли под рябиной, когда толкали друг друга в траву, пачкая белые рубашки и джинсы на коленках. Нас везут в деревню и мы остаёмся там, пока в преддверие осени не пойдут дожди и бабушка не пустит первую слезу, когда почувствует, что нам пора собирать ранцы и закупать тетради. Город как-то пугает своими сложностями и своими законами, когда после перекрёстка на въезде я увижу первую остановку, где в тени угла не отрываясь смотрит в экран телефона курчавый подросток в белом. Я разбиваю окно дедовской спальни и совсем не вижу реакции на свой поступок, когда ещё ковыряюсь в поролоне кресла для не танцующего мальчика, который оберегает взрослую подружку. Мучающийся на застеленной кровати подросток иногда поглядывает в серое окно, но видит лишь кусочек колыхающегося куста с мелкими бутонами для мух или пчёл. На более высокой кровати легко засыпает брат и в кухне с зашторенным подоконником звонит телефон, чтобы брат лишь ещё плотнее прижался к ковру на стене, который внизу не прибит и болтается в пыли над порогом с паутинами. Однажды я даже захотел выполнить эксперимент и нагрузить свой рассудок чем-то вроде фигуры, которая стала болтаться над головой будто призрачная корона. Лопатки мои стали легки и крылышки стали биться в воздухе, чтобы создать иллюзию полёта в коктейле сновидений. Утром вновь остаться у подушки с чувством незавершённости ночи, которая снова выбросила меня к яме с оранжевым песком, когда автомобиль за ёлками проницательно заберёт тишину у кладбища под свои холодные колёса. Я снова иду к шиповникам и вижу, как с пустой баночкой к ближайшему двору подходит встречная для меня алкоголичка, чтобы улыбнуться и сказать пару слов перед смущением. Выброшенный из сеней компакт с уже треснувшей коробочкой, которая лёжа между учебников в портфеле, разбилась с моим падением о стену медпункта, когда мы с приятелем заигрались в коридоре. Потом нас усадят в огромный по моим меркам концертный зал, чтобы уж точно знать своё место в площади этого прямоугольника, который тускло склоняется до сцены и дарит чувство спокойствия во всей этой сгущающейся суматохе со звоном из колонок, когда идёт перепроверка микрофонов и ведущие уже вышли из-за кулис с альбомчиками в переплёте. Я сижу прямо в какой-то темноте под полкой, где постукивают каблучками такие же зрители как и я, когда со сцены раздаются восторженно пустые фразы из заученного текста. Первые выступления и мы дружно хлопаем для поддержки нашей одноклассницы, которая и сама не прочь подняться над линолеумом хотя бы на одном работающем крыле с подсветкой прожекторов и группой поддержки. Я смотрю на эту долговязую фигуру в достаточно короткой юбке и она вызывает во мне мгновенно пробуждённые чувства влюблённости, которые никак не могут войти в источник и забрать из него всё необходимо тёплое для подогрева карманного солнца. Купаясь в карьере, куда из круглого облака ударяются лучами дождинки, которые мы с нажимом выпросили к поверхности и теперь радуемся с раздражением кожи, когда выныриваем, чтобы спасти крылья. Просто зажаться у края кровати и с поддержкой сестры въехать к тумбочке, чтобы удариться коленями о дверцу и сотрясти подоконник.
Цепляться за шнурки предложений и упасть с неожиданностью младенца, который потянулся к будке собаки и не нашёл там пса. Я уединяюсь в парке и подыскивая себе зелень для просмотра, сажусь на канат моста, чтобы слышать треск ветвей, которые после дождя ненадёжно тяжелы и не могут держать на себе салатовый мох. Я катаюсь на дне качелей, пока жители нашего дома возвращаются из магазинчика с пакетами для дневного сна, когда я с завистью готов перекусить балки кроватей, чтобы не дать им выспаться. Держа подушку под собой и не выпуская швов, я стараюсь провалиться в пену поглубже, чтобы увидеть минутный ролик или рекламу перед сном, который вот-вот начнётся на развешенной простыне моего спального кинотеатра. Сон не выступает со всеми своими заворотами и заставляя меня открывать к луне глаза, чтобы в белом ручье диска видеть своё довольно-таки плаксивое выражение лица, которое утром нальётся положенной желтизной зеркал. Впрочем, я запутался в этом узле, который сложновато будет сбросить с мокрого ботинка и как положено ступить в раздевалку бассейна без тревоги. На кассе сидит рыжая женщина в халате и не глядя на очередь перед входом, поправляет свои взгляды и окуляры, чтобы казаться злее. Где-то в кадре с водой из аквариума, плещутся чьи-то плечи и звучат смешанные на дне волны голоса. Подойти к руководительнице на перемене, чтобы без постороннего участия выпросить себе выходной под субботний вечерок с тетрадью по математике, которую я положу на ковёр и постараюсь решить несколько уравнений в мягкой форме лёжки. Зверьки мелькают с ветки на ветку в экране телевизора, отец вот-вот уйдёт на кухню, чтобы покричать на маму с бросанием вилок к столу и обратно. Брат сидит под лампой и чертит свои контурные рисунки для того, чтобы задобрить преподавателя музыки и получить отворот в четверти с тройкой карандашом под клеткой. Я знаю, что в результате получу зачёт и эти пришедшие после студенты никак не подправят ситуации с переводом. Я смотрю на эту девушку спокойно и как-то безразлично, чтобы помнить цвет её глаз или углубленно вникать в черты. Я с зимы пытаюсь собрать всю писанину к оригинальному образу, где луна пытается наехать на солнце и не потерять свою исключительность в борьбе за бессонницу с лавровой звездой во лбу, который я саморучно расковырял и не нашёл там чего-то злободневного. Утром в вялом падении к рабочему месту, я получу первую после ночи заявку, которую мне передаст специалист с буро посаженными глазами. Я нехотя отнесусь по университету к его сердцу в фойе и слегка промёрзнув с розой в левой руке, выжду блондинку у лестницы, чтобы цветок передать и с глупым переплетением рук за спиной, подождать когда же она наговориться со своей соседкой по кухне. Потом ещё эта девушка с венком волос на макушке, которая будет поглядывать на мой уплотнившийся живот и ждать рождения любви перед вымышленным свиданием. Скорей бы мне спрятаться у собора, чтобы в рассудке показался мой месяц и в своём небе застыл с клеем от звёзд и уверенностью дирижёра, который потерял палочку в зрительном зале. Я мёрзну специально у Немана, чтобы пропуская рабочий полдень, спешить к прямоугольной лестнице, которая поднимет меня с усилием к церкви и оставит там, когда я стану прислушиваться к своему сердцу и уже подходить к воротам с пульсом бегуна в тяжёлом обмундировании после защиты берега. Часто сюда с коляской паркуются мамы и отец с запозданием пристраивается сзади, чтобы жену сопроводить под своды храма и дать туристам насмотреться на свою потолстевшую в декрете супругу. Я очень боюсь подходить к турникетам на высоте и поэтому всегда сижу поодаль на скамейке, чтобы течение не видеть и всё время упираться взглядом в отполированную стену церкви. Парочки отходят от бортиков, чтобы обниматься ещё интенсивнее, но не производят на меня впечатления. Они слишком легко сошлись и поэтому не выдержав накала волн разобьются без крыльев о камни.
Цепляться за шнурки предложений и упасть с неожиданностью младенца, который потянулся к будке собаки и не нашёл там пса. Я уединяюсь в парке и подыскивая себе зелень для просмотра, сажусь на канат моста, чтобы слышать треск ветвей, которые после дождя ненадёжно тяжелы и не могут держать на себе салатовый мох. Я катаюсь на дне качелей, пока жители нашего дома возвращаются из магазинчика с пакетами для дневного сна, когда я с завистью готов перекусить балки кроватей, чтобы не дать им выспаться. Держа подушку под собой и не выпуская швов, я стараюсь провалиться в пену поглубже, чтобы увидеть минутный ролик или рекламу перед сном, который вот-вот начнётся на развешенной простыне моего спального кинотеатра. Сон не выступает со всеми своими заворотами и заставляя меня открывать к луне глаза, чтобы в белом ручье диска видеть своё довольно-таки плаксивое выражение лица, которое утром нальётся положенной желтизной зеркал. Впрочем, я запутался в этом узле, который сложновато будет сбросить с мокрого ботинка и как положено ступить в раздевалку бассейна без тревоги. На кассе сидит рыжая женщина в халате и не глядя на очередь перед входом, поправляет свои взгляды и окуляры, чтобы казаться злее. Где-то в кадре с водой из аквариума, плещутся чьи-то плечи и звучат смешанные на дне волны голоса. Подойти к руководительнице на перемене, чтобы без постороннего участия выпросить себе выходной под субботний вечерок с тетрадью по математике, которую я положу на ковёр и постараюсь решить несколько уравнений в мягкой форме лёжки. Зверьки мелькают с ветки на ветку в экране телевизора, отец вот-вот уйдёт на кухню, чтобы покричать на маму с бросанием вилок к столу и обратно. Брат сидит под лампой и чертит свои контурные рисунки для того, чтобы задобрить преподавателя музыки и получить отворот в четверти с тройкой карандашом под клеткой. Я знаю, что в результате получу зачёт и эти пришедшие после студенты никак не подправят ситуации с переводом. Я смотрю на эту девушку спокойно и как-то безразлично, чтобы помнить цвет её глаз или углубленно вникать в черты. Я с зимы пытаюсь собрать всю писанину к оригинальному образу, где луна пытается наехать на солнце и не потерять свою исключительность в борьбе за бессонницу с лавровой звездой во лбу, который я саморучно расковырял и не нашёл там чего-то злободневного. Утром в вялом падении к рабочему месту, я получу первую после ночи заявку, которую мне передаст специалист с буро посаженными глазами. Я нехотя отнесусь по университету к его сердцу в фойе и слегка промёрзнув с розой в левой руке, выжду блондинку у лестницы, чтобы цветок передать и с глупым переплетением рук за спиной, подождать когда же она наговориться со своей соседкой по кухне. Потом ещё эта девушка с венком волос на макушке, которая будет поглядывать на мой уплотнившийся живот и ждать рождения любви перед вымышленным свиданием. Скорей бы мне спрятаться у собора, чтобы в рассудке показался мой месяц и в своём небе застыл с клеем от звёзд и уверенностью дирижёра, который потерял палочку в зрительном зале. Я мёрзну специально у Немана, чтобы пропуская рабочий полдень, спешить к прямоугольной лестнице, которая поднимет меня с усилием к церкви и оставит там, когда я стану прислушиваться к своему сердцу и уже подходить к воротам с пульсом бегуна в тяжёлом обмундировании после защиты берега. Часто сюда с коляской паркуются мамы и отец с запозданием пристраивается сзади, чтобы жену сопроводить под своды храма и дать туристам насмотреться на свою потолстевшую в декрете супругу. Я очень боюсь подходить к турникетам на высоте и поэтому всегда сижу поодаль на скамейке, чтобы течение не видеть и всё время упираться взглядом в отполированную стену церкви. Парочки отходят от бортиков, чтобы обниматься ещё интенсивнее, но не производят на меня впечатления. Они слишком легко сошлись и поэтому не выдержав накала волн разобьются без крыльев о камни.
Вторник, 25 Марта 2025 г.
10:53
Я стал программировать и все мои эмоции в коде поддались на уловки и эмоциональные сладости. Человек проходился по влажному берегу, который был выезжен и проходим. Я спрятался на удочке давно поваленной луны и неожиданно взявшись за тарелку, свалился ото сна в тину. Нехватка эмоций внутри и желание свалиться в подушку с накаченным до пения рассудком, который просит ещё нот для подогрева бессонницы. Я потерялся, когда заболел и впервые притянул к себе ночью бессонницу, чтобы поцеловать. Я уже перед ночью был возбуждён и неспокоен, потому что нашу палату продували посторонние ветра от соседней больницы, которая захватывала в свои койки некоторых пациентов из нашего отделения. Я помню, что только при выходе за ворота этого ада, шумели своими верхушками синие сосны.
Пятница, 21 Марта 2025 г.
15:36
Я гоняю внутри себя жидкости для реакции, но так и не приземляюсь наземь, чтобы ощупать траву на стадионе, где покоится мяч из сборника задач по физике. Я остановлюсь, чтобы осмотреть звёзды в дуге над турниками и пытаясь проникнуть сквозь кусты к гостинице за оврагом, увижу лишь мчащиеся по трассе модели иномарок из упакованного в ленту фонарей универмага. Я всё равно подхожу к реке, чтобы после чёрной дыры из коридоров, куда сегодня ещё вернусь, погрузиться в белизну предстоящего берега, который затянулся тонким на все случаи кривизны льдом из мёрзлого стекла. Отбросив от себя чувства и взяв дрожащей рукой телефончик, скатиться к стене, чтобы прижимая к щеке клавиши, совершить постыдный звонок от края пропасти, куда в бессоннице спадут оставшиеся после вчерашней кройки звёзды из швов плохо подобранной луны.
Четверг, 20 Марта 2025 г.
12:25
Я вновь принимаюсь за это долгое и нудное жизнеописание. Я просто сажусь за клавиатуру и словно пианист щёлкаю по клавишам с неумением начинающего школьника, который хотел бы научиться играть, но ленится браться за ноты. Я вымучен и с упором на батарейки в таблетке, снова оказываюсь в широком коридоре психиатрии. В этот раз я долго буду высиживать на кушетке перед приёмом, потому что в кабинет зайдёт действительно слетевший с катушек гражданин, которому требуется госпитализация. Видимо под него оформляют множество бумажек, ведут с ним беседу и успокаивают плачущую в углу мать, которая уловила неточности в поведении своего ребёнка. Я всё же сопротивляюсь и рассматривая картину над головой психиатра, спешу поскорее уйти с рецептами из кабинета в два стола, где один занимает медсестра, чтобы разгрузить лечащего врача. На этот раз в отделении толпится народ, но кабинет свободен и я только жду, когда из регистратуры поднесут мою заказанную карточку. Молодая женщина не села рядом с мужчиной, хотя лавочка была свободна и не обращая внимания на мой вызывающий взгляд, сохранила робкое достоинство с уверенностью стойки. После маршрутки, я бросаю талончик в урну при остановке ж.д.вокзала и остаюсь до приезда такси мёрзнуть от ветра. На скамейке сидят двое в чёрном и на вид напоминают водителей, которые паркуют свои автомобили на стоянке и высматривают себе клиентов для перевоза. После высадки, я выбираю себе тропу к университету из двух, но почти всегда иду по одной и той же, которая кажется мне короче вчерашней и менее тревожной. Одна дорожка ведёт меня к книжному магазину, который с утра ещё закрыт и только не снятые огоньки на стекле ложно привлекают читателя, чтобы тот по привычке дёрнул ручку входа и нервно отошёл от двери в смущении. Я часто вижу женщину в маршрутке, которая сидит на кассе магазина и обязательно выйдет на одну остановку раньше меня, чтобы поднявшись по ступенькам к банку, проследовать к книжной лавке.
10:44
Я долго ещё не могу собраться с ключами в ладошке, которыми не просто открываются входные двери хаты. Я могу лишь заниматься описанием без оригинальности, когда в голове вертятся воспоминания из школьной поры, где нужно было носить сменную обувь на потном плече. Я и теперь люблю пройтись мимо школы под горку, когда школьники после второй смены возвращаются в свете прожекторов на крыше домой. Порой от школы отходят беседуя между собой родители детей, которые плетутся за мамами с усталостью спринтеров после финиша.
Среда, 19 Марта 2025 г.
18:56
Я люблю шататься около школы при стадионе. Обычный такой стадион с разбитыми беговыми дорожками и плохо уложенным асфальтом. Особенно люблю момент перед сумерками, когда за оградами мелькают едва уловимые тени. Я прохожу не один круг и всё время покашливаю, чтобы не обнаружить внутри себя неловкости. Дети прибились к углу с мусором, где недавно пилили кучно поросшие клёнами кусты, от которых теперь остались лишь низко посаженные коронки из древесины.
Вторник, 18 Марта 2025 г.
19:51
Отколотая часть тебя. Я постараюсь сосредоточиться на всей этой глине, которую отбрасываю от стенки печи. Я слишком измотан, чтобы продолжать клеить кафель над тёплой дверцей. Утром я выхожу в пар кухни и родители уже давно мелькают в окне, где все приказы подвешены и розданы. Я плохо спал сегодня и поэтому совершенно не могу сосредоточиться на одной только точке кухонного стола, где в жирном пятне клеёнки поселилась муха. Какой-то маленький шов на рукаве и я не могу без боли поднять во сне локоть, чтобы не чувствовать жжение. Я торможу в своей спальне и к голове начинает подступать прилив какой-то горячей реки. Я остаюсь на диване, чтобы достав из пыль акустическую гитару, лежать и подёргивать струны без знаний для игры. Я смотрю телевизор и он меня отвлекает от родительского скандала, который то и дело вспыхивает на кухне. Я смотрю один и тот же клип, где в пустующей комнате с одним окном есть ещё табуретка и сменяющиеся на ней персонажи. Я не могу пробежаться к медицинскому центру, потому что позабыл расплатиться и не могу больше терпеть тревогу в теле, когда бессонница ударяет своими искрами мне в глаза, чтобы заставлять смотреть на дверцу шкафа с перевозбуждением. Я бы очень хотел порадоваться и привнести в свою жизнь хоть какой-нибудь кусочек солнца от разбитой ночью тарелки с не разогретой луной. Отодвигаясь от той заимствованной чашки для запивания лекарств, я приду в палату с горечью во рту, чтобы сплюнуть за подоконник и лечь на койку. Я очень настырно переписываю своё прошлое пребывание в злачном санатории, который принудительно мрачен и не отпускает меня за проходную. Я разговариваю с соседом на его лавочке и мне приходится много улыбаться, чтобы привести его в чувства после похмелья. Глаза соседа сияют до синевы оттенков, которые с поворотом головы от солнца блекнут и теряются. За нашими спинами грохнет в прихожей дверь, когда его жена выглянет из-за штор, чтобы оставить мужа на виду и не упустить. Я всё продолжаю забрасывать этого соседа шутками и видя его непонимание только усиливаю напор с уколами в самое сердце. Собака не сможет зацепит меня, если я пойду калиткой и оставлю сухари под ступеньками входа. Собака будет рвать ошейник, но только устанет и не сможет сорваться к моим ногам. Луна уже выступила и я шёл к трассе, чтобы просить воображаемой помощи у этой надменной госпожи с холодными извилинами под жёлтой юбкой. За сараями вечно грелась на крыше одна только зелёная звезда, которая привлекала меня среди ночи, чтобы притягивать из кухни всё моё покинутое в бессоннице внимание. Бабушка уже не заснёт на своей приподнятой кровати, потому что променяла свою кухню на кухню где-нибудь повыше к небу этажом. Я вечно расписываю одни и те же комнаты, которые в памяти так же уютны и отчётливы, как в детстве.
Понедельник, 17 Марта 2025 г.
10:32
Следить за тонусом крыльев перед сном, и поднимая вершки от подушки, входить в атмосферу с фантазиями. Я погружаюсь в простуду и ищу там нотки лжи, которая уже ломится к витрине, чтобы забрать свои лепестки. Я поднимаюсь к будке за которой уже высится лечебница в пять этажей. На моей спине висят одежды родителей и моя душа не может отдохнуть от тяжести халатов. Я прикрываю свою лечебницу своим же телом, чтобы оно не могло забыть о той ночи с ампулой на тумбочке, которую только вчера окрасили в рыжую тень коридора. Я поднимаюсь вместе с тем же пациентом, который не может меня обогнать и поэтому долго стоит в пролёте, чтобы копаться в кармашке рубашки с документами. В аудитории я как-то разваливаюсь и между нами образуется пропасть из цветов, которые всходят с солнцем и полынью, когда мы смотрим из леса на всю эту зеленеющую картину. Я подойду к солнцу и не увижу лучей в пятне, потому что всю ночь не мог уснуть и разговаривал с луной на её языке. Я подниму звёзды к лучшему небу, чтобы на серванте с трепетом только-только оступившейся осени, найти себе альбом для прослушивания с красной обложкой для зёрен. Мы отдыхаем у площадки и он нашёптывает себе заклинания, которые я не могу разобрать или не хочу, потому что они меня слегка пугают. Он смотрит на школу и видит там что-то безумно своё и тогда начинает шептаться ещё быстрее и не понятнее.
Тайная ложь и агрессивное бегство этого молодого человека заставляют меня идти скорее к пригожей, чтобы накидывать наскоро шнурки и удаляться из квартиры с пулей в шее и крыле. Меня прогоняют со свадьбы и я иду во двор, чтобы стоять у калитки огорода в пасмурности вечера и холодности зала, который своим окном даёт вид на гулянья и улицу с гостями, когда те по парам подходят к дубу у того самого дома, где гремит музыка. Он насмешливо уходит от ответа и брат ругает меня за сонливость. Жёлтый песок у его дома и его мать вялым говором зовёт нас к себе, чтобы угостить сладостями из сеней. Она очень упряма и ей в принципе довольно легко достаётся место в жизни среди гостей. Я помню лишь эту длинную палатку для молодожёнов и родителей, которые подносят к столам алкоголь и скудные продукты. Я довольно долго нахожусь в духоте этого палаточного городка и мне не нужно думать о проблеме с обувью и одеждой, потому что я не сосредотачиваюсь на себе. Выходя из оврага, я поднимаю велосипед с мокрой рамой в траве и садясь за руль, ещё смотрю на ели и сосны в возвышенности, чтобы упереться в болезнь с позой защищающегося двоечника. Они выставят меня посмешищем, которое плачет от незначительной темы или увёртки. Я долго не могу усидеть на парте, когда девушка ждёт меня на подоконнике, чтобы только смотреть за моими шагами возле двери математики. Мне очень больно осознавать этот промах и потерю среди весеннего дня, где мы с отцом стоим у свинарника, чтобы ждать пустого воза для погрузки навоза.
Я иду в идею болезни, чтобы слышать шуршание клёнов над карточным столом и мокнуть под дождём, когда нет места, где можно было бы спрятать свои плечи. Я ухожу с наивностью школьника, который не сдаёт вовремя тетрадь и уходит с отражением молчать в спальню. Тётя подвезёт меня до магазина, а сама заедет в училище, чтобы вести занятия. Он не многословен и все его шаги по дому ограничиваются кухней, где он сидит ко мне спиной, чтобы не задавать вопросов. Ночью я упираюсь в вид из большого окна, которое даёт понят, чем занимаются соседи на крыльце. Пьяный приторможенный господин с красным лицом и запашком из рта, находит меня у калитки, чтобы попроситься в дом. Я плачу у озера и совершаю усталые звонки к отцу. Я ковыряю холодное пюре вилкой и дома чувствую себя более свободно, чем у тёти в особняке. Их двор залит бетоном и по углам разбросаны надкушенные огурцы. Я не могу находиться здесь с бессонницей и поэтому прошу сестру увезти меня в город обратно. Переменчивое состояние души, которым я не могу управлять, даже когда возвращаюсь дворами к нашему подъезду. Раковина залита светом и я в последний раз осматриваю наш класс перед каникулами. Одуванчики скошены косилкой и под карнизом в тени стоит девушка, чтобы ещё один взгляд дошёл до меня быстрее. Я провожу её до магазинчика с красками иона отомстит мне в удобной манере. Я очень устал и вся куча мусора воняет и вылёживается под одеялом, где я сплю с лучом лунного света за трассой. Картинка с луной отодвинется дальше, чем любовная вырезка из журнала, который выброшен из старого курятника, чтобы с любопытством подняться мною и читаться. Я как-то вышел из себя и моё столкновение с реальностью стало острее и поэтому лекарства перестали помогать во владении сердцем. Я всё ещё люблю и зацикливаюсь на образе, чтобы сделать рывок к облаку неожиданным...Мы сидим на кровати, чтобы толкаясь смотреть телевизор со сказкой. Он шепелявит и говорит как-то уж по-детски, чтобы меня уважать. Я без движений и корки на сердце ухожу к психиатру, чтобы говорить о самоубийстве. Он молчит на круглом столе, чтобы не видеть моего присутствия в кухне с одной только лампочкой на шнурке потолка. Я не могу больше подходить к солнцу, пока гроза полирует окна в доме этого упомянутого старика, когда всё поле уложено жидкостью из любовного шлейфа, которой повязана вся набережная улица. Я заглядываю к нему в каморку, но здесь уж слишком темно, чтобы без фонаря осмотреть старую обувь и одежды на одном только крючке. Я подавлен этими малышами, которые толкают меня в угол и начинают бить в живот. Разноцветные злодеи со смуглыми в загаре лицами... Я помню всю обстановку и она не укладывается в моей голове, когда я в зале без брата смотрю телевизор, чтобы забыть о вечере, куда меня не пустят. Я буду плакать и порываться уйти из возраста, но я очень зависим от мнения брата и не перечу его воле. Под предлогом в туалет, я иду в столовую, чтобы искать себе чувство и опрокидываю поднос какого-то взрослого человека, чтобы сбежать в аудиторию поверженным. Они не проявляют уважения к моему тексту и поэтому я тревожно стою у плаката, чтобы отвинтить болт и шесть пар носить книги из библиотеки, которую сносят. Я очень устал тогда и не мог сопротивляться избиению, потому что был нетрезв и виноват в своей нетрезвости. Отец уснёт в ванной комнате и посапывая под водой не пробудится к ночи, чтобы идти в постель. Я соединяю свою линейку, чтобы уйти работать за пределы заснеженной школы, где меня обязательно изрубят на куски, чтобы бросить на стадионе. Порываясь уйти от калитки и будучи задушенным в лечебнице, я везде чувствую враждебность утра, когда я уже сижу за кухонным столом, чтобы запивать кашу чаем. Я поглядываю на кошку и на кафель тёплой печки, чтобы привести себя в чувства и не шелохнуться на диване, пока вся картинка ещё жива. Память моя протечёт и маршрутка унесёт звёзды к ливню, чтобы провести стерильную уборку в уголке неба. Я отваливаюсь от общества, чтобы обивать подушку кулаками, когда она станет неподатлива и тверда в тётиной спальне. Приятный аромат в спальне моей сестры и белизна окон и зеркал в интерьере... Картины уходя далеко за пределы поля к ферме, которая разрушена в нашем детстве. Я сижу на скамейке с этой вот компанией и пытаюсь развеселить всех глупостями и бессонницей, которую готов принять на себя. Он уже пьяны и все наши ухмылки не заденут девушку за живое. Она будет стоять и держаться за столб, а когда улыбнётся посмотрит на меня с остротой и укором. Я не могу вырулить из болезни и продолжаю описывать круги лечебницы, пока на козырёк входа падет кругляшек масла от завтрака. Неряшливость коридора и наша не спадающая к ночи бессонница, делает меня раздавленным пятном болезни, которую уже спешит со шваброй смыть уборщица в наружности старухи. Я немного волнуюсь и выискиваю поводы пойти в кабинет и докопаться до истины. Она принимает меня даже, когда нет причины меня прогнать. Я сижу перед кабинетом с телефончиком и играю в одну доступную игру с цветным героем. Я хочу улететь из бессонницы и поэтому поглядываю в лестницу, где кто-то минует уже тайный пролёт. Я хочу отлипнуть от теплицы с цветами, которую зовут интернетом и все мои друзья разъехались после дождя в парке, чтобы не дать показаний в мою честь. Я пройду мимо загородного зоопарка, чтобы с мамой на кассе простоять с покупками и выбрать себе значок с шоколадкой. Я не могу отсоединиться от ветра и поэтому помню тот двор и те разрывные порывы, которые гнут вишни к колодцу. Я погружаюсь в салон этого депрессивного осенью дома, чтобы выгнать всё счастье из-под печки и уйти смотреть телевизор, пока взрослые на улице не встретят рассвет. Я подбегаю к луне, чтобы переспросить о бессоннице и крошу наивный лёд на траве, пока луна молчит и выдувает вместе со звёздами холод. Поискать себе чувств и не найдя в душе жизни, удалиться от рынка, где только птицы на крыше клюют выисканный кусочек апельсина. Я дойду до стены и остановлюсь в тоннеле, чтобы оказаться запертым с ампулой какой-то дряни, которую мне не порекомендуют. Врач с улыбкой станет меня отговаривать ото сна и я останусь без защиты и тыла, где будет спать мой отпущенный алкоголик. Я не зайду в класс и останусь повиноваться этой маленькой точке, которая скоро превратится в танцевальную луну под рамой окон. Мы спим вместе на уроке и не поднимаем глаз к сонному углу с молью на вставной форточке. Я совершенно вымотан и все мои старые пластинки слетают с полки, чтобы закончится в стопке с пылью вместо дорожек. Я ухожу к дядиному стулу на лужайке, чтобы чихать от ветра и не пытаться закрыть лицо капюшоном. Я остаюсь молчать у калитки, пока брат уже целует девушку в разгар ночи. я уже не плачу в рукав и все мои цитаты оторваны от жизни в сторону книжной чепухи. Я отрываюсь от строя и сам понимаю всю наивность отрыва. Я смотрю над ивой, а рядом сидит девушка, чтобы смотреть на меня. Я упадочно трезв и все давно позабытые корни в глине гниют и птицы подлетают, чтобы кусать ветви за кору. Я разбит этой ночью и все стихи мои также разбиты на камешки строчек. Я довольствуюсь пустотой и мне хочется уронить свою свободу под парту класса, куда скинули последние стихи тайн. Я упрятан в одну точку и не хочу валить всё на себя. Мне трудно писать и я не могу сосредоточиться на пении. Возможный уход из рынка с плащом из звёзд или чаек при луне, когда река выбрасывает свои волны повыше к берегу. Я иду, чтобы разбивать стену, которой не вижу. Я иду разбивать рассвет, чтобы делить его на апельсиновые гроздья и ломать их с соком о берег. Она выйдет к дождю и не боясь промочить спину или сахарный позвоночник, уйдёт в самый ливень, чтобы видеть, как пенится река. Я не могу выпустить из затвердевшей реки ручей, который стал хрупок и все его витамины ушли на самое дно русла. Я доведён до края деревни и в совершенной обиде, удаляюсь от позора, которым давно себя залил. Я громко реву у телефона, пока любовница крутит диск в тени вазона. Я не могу больше погружаться в ночь и видеть лишь листки луны, которая прячась за баню или хату, всматривается мне в глаза, когда я один в гараже отцовского двора. Я не читаю себя до звёздного вступления и я пропускаю чью-то игру, чтобы закрыться в спальне после хоккея. Они с пользой проводят день и их души легки ночью, когда пора запереться от эмоций. Какая-то злая судьба в своём корне олимпиада, где я совершенно ничего не слышу, но стараюсь усидеть между конкурсантами. Я не могу пробраться в палату, пока женщина удаляется чёрным ходом и отец ей мешает сесть в машину ждущего любовника. Совершенное зло и тебя уводят под руки, чтобы искалечить в парке для телесного падения. Линии мои разломались под карандашом и все попытки собрать порошок от наконечника не увенчались успехом. Мне очень плохо и тревожно жить среди линий и углов поляны. я закрываю глину и сыплю лунный порошок для вдыхания кода за воротник, который поднят лишь наполовину. Река стала низка и все птицы старались выскочить на мост после потопления. Меня не принуждают, но все эти тупые строчки делают меня глупым и бездарным. Ещё одна мембрана в шее и я довольно таки упрямо ложусь в подушку, чтобы ждать её провала. я не могу больше читать, потому что внимание моё разбросано среди предложений и весь мой багаж депрессии не может раскрыться, чтобы упасть в голубой арке из темноты колонн. Я иду в школу с унынием, потому что не желаю видеть одноклассников, которые больны больше чем я. Я встаю в позу ненормальности, чтобы отгородиться от толпы с копьями вместо зубов. Я выхожу к ложке с леденцами, которые брошены мне в лечебнице среди фантиков. Я не могу больше опускаться. Мне больно стонать! Я вскрываю довольно широкую бездну и этот смертельно больной композитор подзывает меня к себе, чтобы я помог ему достать до ветки вишни и собрать её в бидон. Я вижу его вялый переход по диагонали улицы и поэтому могу говорить о костре, который в корпусе жестяной миски уже горит для того, чтобы я мог согреть свои ладони. Я собираюсь у кухни, чтобы не позабыть обувь или вещи для мойки книг. Я совершенно потерян и это здорово, как никогда. Я пустующее место на дне пустыни. Разрыв между мной и гением и нежелание быть гением, а просто посредственностью, которая помалкивает у поликлиники, когда видит свои тени в углублении двора. Я больная тень на решётке, которой заперто окно одиночки. Я выдуваю свои пузыри к луне, чтобы показаться беглым грузчиком с приступом сердца во время бессонницы. Я отрываюсь от темы в область парка, который греет мне душу с остановки. Я не могу дождаться автобуса и поэтому разъединяю свои крылья, чтобы упасть в овраг на иголки. Я ухожу от свободы, чтобы просто в обычной кухне допить свой остывший утром чай. Я не могу положить книгу на жирный стол и поэтому стойко держу её над головой. Я не могу потерять корону и поэтому завожу свой мозг до ночи, где уже невозможна остановка. Я в сигнале для потери связи с душой. Душа совершенно измотана и не может держаться на пике пробуждения.
Я чувствую совершённую ложь происходящего и поэтому стою в коридоре со свечой, пока певчие проводят его к повороту. Я не могу видеть эту картинку и поэтому становлюсь бледным подобием соучастника, который слишком заведён на кашле, который не должен вызывать смеха. Он расплачется на улице, пока мороз будет его доставать на углу с переулком и он не сможет спрятаться в арке для обогрева. Я глотнул слишком непомерный кусок и теперь не могу его переварить в тишине желудка. Я барахтаюсь в поле с пшеницей, которая уводит пустоту в небо и там стелет для соития с луной. Лошадь в рыжей траве от солнца стала красной и вся площадь у реки с линями огорода стала ползти к кустам, чтобы перемахнуть через мостик. Я появляюсь в хате только ночью, когда все родственники не могут провести гостя к подушке, чтобы жена стала заваривать чай и приглашать к столу детей. Поле кривыми полосами из травы стало падать к луне с облаком, которое не может собрать все силы в сновидение. Я подберусь от столба к окну, чтобы увидеть, как спит бабушка и не ворочая одеяла дышит в потолок с раздуванием щёк. Она померкла у ведра и я отошёл от кухни, чтобы отойти спиной к вишням и воротам. Я давно наблюдаю за этой силой, которая меня изрядно измучила, пока я спал у печки. Она не хочет стонать и поэтому сдерживает боль в горле с цитатами. Я не хочу говорить о себе. Достаточно неуправляемая часть меня отваливается и летит с мячом к стадиону, где я ночую. Возможно мяч болен и я унесу его к воротам, чтобы позабыть. Всплывающая льдина показалась у берега и мне стало трудно дышать в груди, чтобы провалить всё поле с пшеницей под землю. Солнце не стало убегать в ночь и все её блики рассеялись у подоконника, который мне изрядно надоел. Я боюсь не уснуть сегодня и поэтому приму все меры для соития с пейзажем ночи. Наковырявшись в пне досыта, я стану молиться у кровати бабушки, пока она ещё не подоит корову. Я не верю в болезнь и поэтому тону вместе с рекой, которая привстала у колонны моста.
Тайная ложь и агрессивное бегство этого молодого человека заставляют меня идти скорее к пригожей, чтобы накидывать наскоро шнурки и удаляться из квартиры с пулей в шее и крыле. Меня прогоняют со свадьбы и я иду во двор, чтобы стоять у калитки огорода в пасмурности вечера и холодности зала, который своим окном даёт вид на гулянья и улицу с гостями, когда те по парам подходят к дубу у того самого дома, где гремит музыка. Он насмешливо уходит от ответа и брат ругает меня за сонливость. Жёлтый песок у его дома и его мать вялым говором зовёт нас к себе, чтобы угостить сладостями из сеней. Она очень упряма и ей в принципе довольно легко достаётся место в жизни среди гостей. Я помню лишь эту длинную палатку для молодожёнов и родителей, которые подносят к столам алкоголь и скудные продукты. Я довольно долго нахожусь в духоте этого палаточного городка и мне не нужно думать о проблеме с обувью и одеждой, потому что я не сосредотачиваюсь на себе. Выходя из оврага, я поднимаю велосипед с мокрой рамой в траве и садясь за руль, ещё смотрю на ели и сосны в возвышенности, чтобы упереться в болезнь с позой защищающегося двоечника. Они выставят меня посмешищем, которое плачет от незначительной темы или увёртки. Я долго не могу усидеть на парте, когда девушка ждёт меня на подоконнике, чтобы только смотреть за моими шагами возле двери математики. Мне очень больно осознавать этот промах и потерю среди весеннего дня, где мы с отцом стоим у свинарника, чтобы ждать пустого воза для погрузки навоза.
Я иду в идею болезни, чтобы слышать шуршание клёнов над карточным столом и мокнуть под дождём, когда нет места, где можно было бы спрятать свои плечи. Я ухожу с наивностью школьника, который не сдаёт вовремя тетрадь и уходит с отражением молчать в спальню. Тётя подвезёт меня до магазина, а сама заедет в училище, чтобы вести занятия. Он не многословен и все его шаги по дому ограничиваются кухней, где он сидит ко мне спиной, чтобы не задавать вопросов. Ночью я упираюсь в вид из большого окна, которое даёт понят, чем занимаются соседи на крыльце. Пьяный приторможенный господин с красным лицом и запашком из рта, находит меня у калитки, чтобы попроситься в дом. Я плачу у озера и совершаю усталые звонки к отцу. Я ковыряю холодное пюре вилкой и дома чувствую себя более свободно, чем у тёти в особняке. Их двор залит бетоном и по углам разбросаны надкушенные огурцы. Я не могу находиться здесь с бессонницей и поэтому прошу сестру увезти меня в город обратно. Переменчивое состояние души, которым я не могу управлять, даже когда возвращаюсь дворами к нашему подъезду. Раковина залита светом и я в последний раз осматриваю наш класс перед каникулами. Одуванчики скошены косилкой и под карнизом в тени стоит девушка, чтобы ещё один взгляд дошёл до меня быстрее. Я провожу её до магазинчика с красками иона отомстит мне в удобной манере. Я очень устал и вся куча мусора воняет и вылёживается под одеялом, где я сплю с лучом лунного света за трассой. Картинка с луной отодвинется дальше, чем любовная вырезка из журнала, который выброшен из старого курятника, чтобы с любопытством подняться мною и читаться. Я как-то вышел из себя и моё столкновение с реальностью стало острее и поэтому лекарства перестали помогать во владении сердцем. Я всё ещё люблю и зацикливаюсь на образе, чтобы сделать рывок к облаку неожиданным...Мы сидим на кровати, чтобы толкаясь смотреть телевизор со сказкой. Он шепелявит и говорит как-то уж по-детски, чтобы меня уважать. Я без движений и корки на сердце ухожу к психиатру, чтобы говорить о самоубийстве. Он молчит на круглом столе, чтобы не видеть моего присутствия в кухне с одной только лампочкой на шнурке потолка. Я не могу больше подходить к солнцу, пока гроза полирует окна в доме этого упомянутого старика, когда всё поле уложено жидкостью из любовного шлейфа, которой повязана вся набережная улица. Я заглядываю к нему в каморку, но здесь уж слишком темно, чтобы без фонаря осмотреть старую обувь и одежды на одном только крючке. Я подавлен этими малышами, которые толкают меня в угол и начинают бить в живот. Разноцветные злодеи со смуглыми в загаре лицами... Я помню всю обстановку и она не укладывается в моей голове, когда я в зале без брата смотрю телевизор, чтобы забыть о вечере, куда меня не пустят. Я буду плакать и порываться уйти из возраста, но я очень зависим от мнения брата и не перечу его воле. Под предлогом в туалет, я иду в столовую, чтобы искать себе чувство и опрокидываю поднос какого-то взрослого человека, чтобы сбежать в аудиторию поверженным. Они не проявляют уважения к моему тексту и поэтому я тревожно стою у плаката, чтобы отвинтить болт и шесть пар носить книги из библиотеки, которую сносят. Я очень устал тогда и не мог сопротивляться избиению, потому что был нетрезв и виноват в своей нетрезвости. Отец уснёт в ванной комнате и посапывая под водой не пробудится к ночи, чтобы идти в постель. Я соединяю свою линейку, чтобы уйти работать за пределы заснеженной школы, где меня обязательно изрубят на куски, чтобы бросить на стадионе. Порываясь уйти от калитки и будучи задушенным в лечебнице, я везде чувствую враждебность утра, когда я уже сижу за кухонным столом, чтобы запивать кашу чаем. Я поглядываю на кошку и на кафель тёплой печки, чтобы привести себя в чувства и не шелохнуться на диване, пока вся картинка ещё жива. Память моя протечёт и маршрутка унесёт звёзды к ливню, чтобы провести стерильную уборку в уголке неба. Я отваливаюсь от общества, чтобы обивать подушку кулаками, когда она станет неподатлива и тверда в тётиной спальне. Приятный аромат в спальне моей сестры и белизна окон и зеркал в интерьере... Картины уходя далеко за пределы поля к ферме, которая разрушена в нашем детстве. Я сижу на скамейке с этой вот компанией и пытаюсь развеселить всех глупостями и бессонницей, которую готов принять на себя. Он уже пьяны и все наши ухмылки не заденут девушку за живое. Она будет стоять и держаться за столб, а когда улыбнётся посмотрит на меня с остротой и укором. Я не могу вырулить из болезни и продолжаю описывать круги лечебницы, пока на козырёк входа падет кругляшек масла от завтрака. Неряшливость коридора и наша не спадающая к ночи бессонница, делает меня раздавленным пятном болезни, которую уже спешит со шваброй смыть уборщица в наружности старухи. Я немного волнуюсь и выискиваю поводы пойти в кабинет и докопаться до истины. Она принимает меня даже, когда нет причины меня прогнать. Я сижу перед кабинетом с телефончиком и играю в одну доступную игру с цветным героем. Я хочу улететь из бессонницы и поэтому поглядываю в лестницу, где кто-то минует уже тайный пролёт. Я хочу отлипнуть от теплицы с цветами, которую зовут интернетом и все мои друзья разъехались после дождя в парке, чтобы не дать показаний в мою честь. Я пройду мимо загородного зоопарка, чтобы с мамой на кассе простоять с покупками и выбрать себе значок с шоколадкой. Я не могу отсоединиться от ветра и поэтому помню тот двор и те разрывные порывы, которые гнут вишни к колодцу. Я погружаюсь в салон этого депрессивного осенью дома, чтобы выгнать всё счастье из-под печки и уйти смотреть телевизор, пока взрослые на улице не встретят рассвет. Я подбегаю к луне, чтобы переспросить о бессоннице и крошу наивный лёд на траве, пока луна молчит и выдувает вместе со звёздами холод. Поискать себе чувств и не найдя в душе жизни, удалиться от рынка, где только птицы на крыше клюют выисканный кусочек апельсина. Я дойду до стены и остановлюсь в тоннеле, чтобы оказаться запертым с ампулой какой-то дряни, которую мне не порекомендуют. Врач с улыбкой станет меня отговаривать ото сна и я останусь без защиты и тыла, где будет спать мой отпущенный алкоголик. Я не зайду в класс и останусь повиноваться этой маленькой точке, которая скоро превратится в танцевальную луну под рамой окон. Мы спим вместе на уроке и не поднимаем глаз к сонному углу с молью на вставной форточке. Я совершенно вымотан и все мои старые пластинки слетают с полки, чтобы закончится в стопке с пылью вместо дорожек. Я ухожу к дядиному стулу на лужайке, чтобы чихать от ветра и не пытаться закрыть лицо капюшоном. Я остаюсь молчать у калитки, пока брат уже целует девушку в разгар ночи. я уже не плачу в рукав и все мои цитаты оторваны от жизни в сторону книжной чепухи. Я отрываюсь от строя и сам понимаю всю наивность отрыва. Я смотрю над ивой, а рядом сидит девушка, чтобы смотреть на меня. Я упадочно трезв и все давно позабытые корни в глине гниют и птицы подлетают, чтобы кусать ветви за кору. Я разбит этой ночью и все стихи мои также разбиты на камешки строчек. Я довольствуюсь пустотой и мне хочется уронить свою свободу под парту класса, куда скинули последние стихи тайн. Я упрятан в одну точку и не хочу валить всё на себя. Мне трудно писать и я не могу сосредоточиться на пении. Возможный уход из рынка с плащом из звёзд или чаек при луне, когда река выбрасывает свои волны повыше к берегу. Я иду, чтобы разбивать стену, которой не вижу. Я иду разбивать рассвет, чтобы делить его на апельсиновые гроздья и ломать их с соком о берег. Она выйдет к дождю и не боясь промочить спину или сахарный позвоночник, уйдёт в самый ливень, чтобы видеть, как пенится река. Я не могу выпустить из затвердевшей реки ручей, который стал хрупок и все его витамины ушли на самое дно русла. Я доведён до края деревни и в совершенной обиде, удаляюсь от позора, которым давно себя залил. Я громко реву у телефона, пока любовница крутит диск в тени вазона. Я не могу больше погружаться в ночь и видеть лишь листки луны, которая прячась за баню или хату, всматривается мне в глаза, когда я один в гараже отцовского двора. Я не читаю себя до звёздного вступления и я пропускаю чью-то игру, чтобы закрыться в спальне после хоккея. Они с пользой проводят день и их души легки ночью, когда пора запереться от эмоций. Какая-то злая судьба в своём корне олимпиада, где я совершенно ничего не слышу, но стараюсь усидеть между конкурсантами. Я не могу пробраться в палату, пока женщина удаляется чёрным ходом и отец ей мешает сесть в машину ждущего любовника. Совершенное зло и тебя уводят под руки, чтобы искалечить в парке для телесного падения. Линии мои разломались под карандашом и все попытки собрать порошок от наконечника не увенчались успехом. Мне очень плохо и тревожно жить среди линий и углов поляны. я закрываю глину и сыплю лунный порошок для вдыхания кода за воротник, который поднят лишь наполовину. Река стала низка и все птицы старались выскочить на мост после потопления. Меня не принуждают, но все эти тупые строчки делают меня глупым и бездарным. Ещё одна мембрана в шее и я довольно таки упрямо ложусь в подушку, чтобы ждать её провала. я не могу больше читать, потому что внимание моё разбросано среди предложений и весь мой багаж депрессии не может раскрыться, чтобы упасть в голубой арке из темноты колонн. Я иду в школу с унынием, потому что не желаю видеть одноклассников, которые больны больше чем я. Я встаю в позу ненормальности, чтобы отгородиться от толпы с копьями вместо зубов. Я выхожу к ложке с леденцами, которые брошены мне в лечебнице среди фантиков. Я не могу больше опускаться. Мне больно стонать! Я вскрываю довольно широкую бездну и этот смертельно больной композитор подзывает меня к себе, чтобы я помог ему достать до ветки вишни и собрать её в бидон. Я вижу его вялый переход по диагонали улицы и поэтому могу говорить о костре, который в корпусе жестяной миски уже горит для того, чтобы я мог согреть свои ладони. Я собираюсь у кухни, чтобы не позабыть обувь или вещи для мойки книг. Я совершенно потерян и это здорово, как никогда. Я пустующее место на дне пустыни. Разрыв между мной и гением и нежелание быть гением, а просто посредственностью, которая помалкивает у поликлиники, когда видит свои тени в углублении двора. Я больная тень на решётке, которой заперто окно одиночки. Я выдуваю свои пузыри к луне, чтобы показаться беглым грузчиком с приступом сердца во время бессонницы. Я отрываюсь от темы в область парка, который греет мне душу с остановки. Я не могу дождаться автобуса и поэтому разъединяю свои крылья, чтобы упасть в овраг на иголки. Я ухожу от свободы, чтобы просто в обычной кухне допить свой остывший утром чай. Я не могу положить книгу на жирный стол и поэтому стойко держу её над головой. Я не могу потерять корону и поэтому завожу свой мозг до ночи, где уже невозможна остановка. Я в сигнале для потери связи с душой. Душа совершенно измотана и не может держаться на пике пробуждения.
Я чувствую совершённую ложь происходящего и поэтому стою в коридоре со свечой, пока певчие проводят его к повороту. Я не могу видеть эту картинку и поэтому становлюсь бледным подобием соучастника, который слишком заведён на кашле, который не должен вызывать смеха. Он расплачется на улице, пока мороз будет его доставать на углу с переулком и он не сможет спрятаться в арке для обогрева. Я глотнул слишком непомерный кусок и теперь не могу его переварить в тишине желудка. Я барахтаюсь в поле с пшеницей, которая уводит пустоту в небо и там стелет для соития с луной. Лошадь в рыжей траве от солнца стала красной и вся площадь у реки с линями огорода стала ползти к кустам, чтобы перемахнуть через мостик. Я появляюсь в хате только ночью, когда все родственники не могут провести гостя к подушке, чтобы жена стала заваривать чай и приглашать к столу детей. Поле кривыми полосами из травы стало падать к луне с облаком, которое не может собрать все силы в сновидение. Я подберусь от столба к окну, чтобы увидеть, как спит бабушка и не ворочая одеяла дышит в потолок с раздуванием щёк. Она померкла у ведра и я отошёл от кухни, чтобы отойти спиной к вишням и воротам. Я давно наблюдаю за этой силой, которая меня изрядно измучила, пока я спал у печки. Она не хочет стонать и поэтому сдерживает боль в горле с цитатами. Я не хочу говорить о себе. Достаточно неуправляемая часть меня отваливается и летит с мячом к стадиону, где я ночую. Возможно мяч болен и я унесу его к воротам, чтобы позабыть. Всплывающая льдина показалась у берега и мне стало трудно дышать в груди, чтобы провалить всё поле с пшеницей под землю. Солнце не стало убегать в ночь и все её блики рассеялись у подоконника, который мне изрядно надоел. Я боюсь не уснуть сегодня и поэтому приму все меры для соития с пейзажем ночи. Наковырявшись в пне досыта, я стану молиться у кровати бабушки, пока она ещё не подоит корову. Я не верю в болезнь и поэтому тону вместе с рекой, которая привстала у колонны моста.
Воскресенье, 16 Марта 2025 г.
16:24
Я накидываюсь на фразы и прогоняю свою тоску в озеро, где по прежнему живут сны. Я не могу её любить и поэтому становлюсь ребёнком, который ищет столкновения со сверстником и пытается ударить брата в щёку. Я не могу больше изучать своё тревожный поток, который необходим для дальнейшего убегания в туалет с мойкой, куда отбрасываются все мои мысли. К лету подобрались зеркала из клуба и эта маленькая фея решила захватить с собой плед, чтобы мы могли посидеть под дубом и наслаждаться ветвями, которые луна уже затронула и сочла нужным пригреть. Я довольно долго выхожу на прямую с осенью и в пару от каминов, нахожу дядю, который выходит из сеней, чтобы с ключом покопаться за капотом военного внедорожника. Он совершенно измучен и на военной рубашке в спине появилось широкое пятно пота. Я не могу больше превращаться в озлобленное туманом существо, которое ночью не может закрыть глаза, чтобы попытаться сделать глаза серым. а не голубыми. Неуютная во мраке ноября улица и мы мчимся до хаты с офицерами, чтобы подбросить их до бутылки с пивом, которое они пью прямо с кресел. Я давно не поднимаюсь к ручью, чтобы не забрать из него всю воду ведром, когда гнусь от мостика до самой поверхности. Я кричу брату о помощи, пока он ещё спит в зале и не может отогнать снотворную часть ночи, чтобы прильнуть ко мне с вопросом. Я хочу справиться со своими сновидениями самостоятельно и поэтому говорю вслух мало и иногда зову по имени девушку с которой был знаком и которой отчасти доверял. Я совершенно выпадаю из крыла и все мои акции на остановке с подходом к незнакомке, которая больше не промелькнёт на переходе, пока я буду пропускать урок и не идти к встрече реальной. Я довольно долго убегаю с пропасти на урок французского жевания роз, которые после сентября уже вянут за шкафами раздевалок. Я помню его выражение и его удар кулаком по столу, когда он якобы злится, но по сути лишь делает вид, что готов нас растерзать. Звонок прозвучал и все переводы оказались напрасными попытками лить ненужные слёзы к луне, которая будет явно заглядываться на моё одеяло, когда я закрою шторками одну часть всей широты пейзажа. Композитор долго выстаивал у дверей в балкон, чтобы не находя себе места смотреть на порог и с потупленным взглядом отказываться от сценки в кухне. Я довольно давно люблю поиздеваться над своими выдумками и поэтому не сумев заснуть вскочу на край кровати, чтобы вбежать в стену и упасть в объятия отца, который свои несвежим взглядом проявит открытую злобу оппонента, который не умеет держать себя в руке. Я увижу этот его взгляд и оценю всю детскость столкновения, хотя сам при этом вспомню дяди зелёный гараж и почти картонный дом с низкими окнами и стенами. По рельсам прокатится вагон, чтобы ещё долго тревожить на сигналом светофора, который никак не может завершиться победой нашего ожидания. Я погружаюсь дальше в степенные исчезновения теней в цветке парка, который уже не может держать моё воображаемое тело на своём лепестке с кровью. Я могу выдержать ещё одну ночь и поэтому иду в сеть с фонарём, который так устало светит в мои глаза, что хочется всё бросить и остаться у карниза под лечебницей. Я не могу вырваться из плетей и все мои руки устали от бредней заката, который обвинит меня в чепухе и все мои тайные предложения станут у подушки и замочат ею пол. Я не могу смотреть на пол и видеть все эти узорчатые разводы после персика, который я поедаю с упоением, держа над подбородком салфетку. Этот парень знаком с продавщице, которую обожает за пухлость и открытость. Я давно не выбираюсь из линий и углов, которые содержит в себе фигура, чтобы ночью накрывать своим грузом мои крылья, когда я ими укрыт. Запуганность и нежелание лежать в той же кровати, где я лежал после избиения рядом с мамой и мне хотелось улететь из одеяла от боли потому что я чувствовал себя ничтожеством. Я не могу смотреть на этот повторяющийся шкаф, который в том майском интерьере был необходим, чтобы мне смотреть на него с тревогой и не понимать этого лакированного свечения на дверце. Водохранилище под солнце начинало париться и вонять. Мы подойдём к этому охотничьему домику, когда в траве повыше для снимка окажется мой племянник, чтобы улыбаться. Всё это как-то знакомо и мои пятна и моё столкновение с артистом в туалете, когда она сидит и рассказывает о встрече с другим недостойным человеком и мне за неё стыдно неимоверно. Я поднимаюсь, чтобы плакать и слёзы мои не могут быть поняты или скрыт, когда на вахте сверкая глазами засядет военный руководитель, чтобы не пускать слюни в лагере. Я довольно долго молчу при ней и не желая сливать все свои любовные обиды целую у руля, чтобы ничего не чувствовать. Эта игра с чувствами и присущи мне артистизм, когда важнее смотреть на луну от камня, чем на лицо этой пышки в позе влюблённости. Я не могу разбираться с нотами и меня одолевает страшная тревога, которая бросает с глазами на шкаф, чтобы его раздавить с одеждой внутри. Я не могу больше ждать и поэтому оброню свои стрелы где-нибудь у кладбища без логики. Я оказываюсь любовно закрытым и мне хочется бежать из кобуры в лес, где меня давно уже ждут бездомные псы с кусками цепи в паст, которую не хотят разжимать. Мы подходим к этому малюсенькому участку леса и стараемся не спать у звезд начеку, пока на костре варится котелок с чаем и в печке уже пыхтит корзинка с блинами. Я долго вожусь со снотворными чашечками, которые не могут меня напоить и я протягиваю свою руку в ночь, чтобы оказаться беспомощным. Я не могу соединиться с апатией и поэтому вижу на высоте лишь облако боли, которая не прекращается войне или преступлении. Мои ощущения велики и необъятно сложны, чтобы взять и выбросить свои ручки к младенцу на облаке. Он словно солнце повернётся на кладке, чтобы сделать моё лицо побелевшим и избитым когда-то. Я чувствую свою немощь и все попытки сдаться уже обречены на победу с финишем для переодевания.
Я открыто запускаю руки в эту боль и поэтому хочу увидеть попадание мяча в кольцо, до которого могу не дотянуться из-за бессонницы, когда попытаюсь пройти мимо ночи и отойти в кресло для бабушки, которая спит у холодильника. Я не могу стоять в лечебнице рядом с этим воняющим женским телом и поэтому смещаюсь к столику с мужчиной, который кажется благоприятен в отношении. Я дохожу доц церкви и учуяв страх за свои молитвы убегаю к солнцу, которое молчаливо стоит над речным течением и приказывает мне не плакать на скамейке, а ждать новой волны. Под вечер мы соберёмся у летней кухни и попытаемся разбить плитку надвое, чтобы укрепить порожек ступеньки. Я довольно долго собираюсь ко сну, чтобы сделать себя беспомощным и прямым, как эти все ребята с книжками вместо груди. Он не узнает меня и пройдёт мимо соседей, когда в комнате будет лежать его дядя. Дядя любил читать и ночью тоже не закрывал книгу, пока все птицы прогибались на ветке с иголками. В лагере я чувствую себя ужасно, потому что меня притесняют и я не могу соединиться с телом, которое давно лежит ночью в кровати и не может собрать свои крылья в органы. Я становлюсь упрямым и не находчивым в общении. Мои все самые достойные качества загоняются в вешалку с самоубийцей в петле. Я подумываю о смерти, когда все идут плавать в озере и молиться на воздух, чтобы тот был горяч и свеж. Я наблюдаю за купанием с трибуны, того же стадиона, который не был оформлен ещё в одно обширное воспоминание с сильным человеком, который приходил меня поддержать во время матча. Я не нашёл в нём изящества, но нашёл силу, чтобы выбраться из лечебницы на поверхность любви. Эта девушка забыла обо мне из-за своей лени. Я провожаю свои волны и не стою на берегу, пока жду церквушку со священниками, которые выйдут среди сумерек, чтобы идти с флагами к пару. Они все как-то угловаты и грубы, пока я сижу под елочкой и жду прихода отца. Я каждый раз машу ему рукой на прощанье. Я хочу убить себя и не могу больше висеть на стене с бессонницей, которая меня разъедает в дожде. Яма становится шире и она так неудобно уложена цветами, что хочется выйти из кризиса в аромате роз и больше не падать. Это очень трудно, когда мне нет места в бутылке, которую заговорили и она не разбилась, когда её бросили с девятого этажа о стену. Я довольно долго сижу в душной спальне, чтобы не идти к столкновению с этим школьником, который пропускает в маршрутке пары. Я очень зажат в маршрутке и не могу наблюдать из окна на рельсы без дрожи. Я очень вял и пустынен под звёздами, которые висят над дымящимся вагоном. Я не могу больше идти к выходу, пока рядом раскуривает сигарету водитель из ресторана и его приятель бьёт его в бровь каблуком и делает это очень точно. Бессонница стоит у люка и я кидаю это создание в пропасть с паром, чтобы она не могла за лесенку зацепиться и все мои мысли улетают с ней в желтизну дна. Я запутался в форме комнат, которые не могут уйти в одно здание и сломать всю лечебницу, я гоняюсь с тревогой за ощущениями в школе, которая теперь не пустит меня в свою математику. Я сижу в уголке и помалкиваю, пока они кучкой стоят в фойе и поедают один шоколадный батончик. Только бы не встретить её в коридоре и не снять с себя ответственность. Я запуган чувствами, которые достались мне просто так, но я бежал с поля и мне противно за этот свой гремучий поступок. Я не могу соединиться и все мои связки для дружбы давно упали под кровать. Я абсолютно потерян среди сигналов и фраз без фальшивой части оттенков. Я давно боюсь за жизнь формы во мне и не хочу рожать пустоту. Я заключён в капсулу одиночества и отдалён от мира, когда жарким полднем подбираюсь к двери соседки, чтобы продавать календарик из отцовской топки. Я уединяюсь на диване с ковриком, где откровенной фотографией обнажена женщина. Я совершенно подавлен перед второй сменой, когда бросаю солдатиков из огромной коробки под телевизор. Я ищу лёд, чтобы не упасть по дороге в школу. Брат приходит, чтобы видеть мой уход от людей с лживой отмазкой. Я не хочу выбираться из бездны и поэтому мочу голову в холодной воде, чтобы заболеть честно. Я разламываю своё тело и мой слух совсем меня не волнует, когда я уже падаю в призму на вершину, чтобы заболеть. Я не могу выбираться из геометрии и поэтому падаю на песчаный овраг, чтобы кашлять. Удаляясь от рынка с пакетами гранатов, моя фигура не боялась разбиться ил умереть и все вешалки с майками упали под ряд с пылью. Я не могу убираться в парте, потому что на подходе урок плавания. Я не хочу подходить к воде и поэтому у бортика стоит мой отец. Меня выпроваживают от сеней за воротник и мне стыдно за своё поведение. Я встаю у окна под луну, чтобы не спать. Я не схожу с кровати, пока брат отгоняет меня от одеяла. Он взволнован моей тревогой и всё лето переворачивается в моей голове с музыкой из дурной страны. Я говорю слишком быстро, чтобы себя разобрать по словам. Я спешу залиться дрожью в арке, когда меня разлюбят. Я совершенно подавлен в темноте у садика. Люди откололись от стаи и хотят правды во лжи. Ещё одна мерзость в аптеке, когда красивая девушка начинает настаивать у окошка с продавщице и не может выпрямить свой носик перед пакетиком, чтобы зашуршать им на выходе. Вход был украшен огоньками, которые ещё только вешали над вывеской, чтобы сделать здание привлекательнее. Я миную всю эту улицу с желанием умереть в пасмурности этого безостановочного дня, когда мне всё же захотелось купить эту мрачную книгу и унести в зал. Я открою её над тусклой люстрой, когда родителей не будет дома и я не смогу вчитаться в невнимательный текст. Я оставлен всеми, когда ухожу в академически отпуск с болезнью. Я слишком подавлен, чтобы проронить по телефону слово для прощения. Я только смеюсь, а потом замыкаюсь, чтобы не суметь оплакать ситуацию. Не взломанный сейф текста, где скрыто солнце и трудно воспринимается луна, которая не может отодвинуть тяжёлую дверцу с небес. Примкнуть к белой иномарке, чтобы смотреть на пышную зелёную траву под днищем и радоваться кладбищу на котором хоронят двоюродного брата после воспаления. Я осмотрю все сосны за заборами, чтобы увидеть, как высоко забираются вороны, чтобы казаться проворнее или громче. Над елями кружатся ласточки и эта любовная вершинка уже изрядно надоела своим остриём, которое вот-вот упадёт к центру стадиона. Тени и все живые отбрасывающие деревья, поникнут в дожде, чтобы меня погрузить в размышления. Лист без фраз упадёт на дно стакан и вся эта яма поднимется с паром чернил до луны, чтобы в ней утонуть с багажом для бегства. Я совершенно подавлен и вновь натыкаюсь на это не развитое чувство тоски, которая буравит всё моё сердце не обращая внимания на ночь. Куски ночи подрагивали у холодильника, когда хозяева возвращались после костёла домой, чтобы дверцу с причитаниями открыть. Она и вправду была мила в закате аптеки, когда я шёл домой, чтобы в одиночестве конспектов зубрить этот разбросанный экзамен и порой ложиться с ним на диван. Я проходи через арку не раз и все мои мысли частенько кружились вокруг этой сбитой девушки, которая случайно смотрела на меня в упор и чего-то ждала. Я не могу опомниться и встречный день не сулит успехов, пока я остаюсь дома без улицы, чтобы караулить его тень у кустов. В доме приятеля прохладно и прозрачные шторы развеваются на подоконнике, пока мы смотрим футбольный анонс на диване. К моей ноге подойдёт собака, чтобы нюхать пальцы и вяло уходить на кухню к миске с кормом. Прикрыв свои лапы мордой, собака ляжет на входе, чтобы мне пришлось переступать её, когда захочется попить воды под шкафчиком с посудой. Я убираю свою одежду от штанги, чтобы друг мог совершить удар и остаться в точке, чтобы смотреть на угол ворот с прицелом. Я не могу себя проявить и поэтому замыкаюсь в отчаянии команды, которая уже готова выгнать меня, но держит из чувства презрения. Я отдам лишь один пас и отойду в защиту подальше, чтобы не принимать участия в жизни. И только на листе бумаги проявятся все мои порывы и только строки не будут меня отвлекать от удара в створ книги, которая даст мне видения и ночную попытку. Я совершенно трезв и все слуги разбрелись по сараям, чтобы спать с любовью в обнимку. Я уже оказался в этом кабинете и этот белобрысый следователь сидит за столом сбоку, чтобы меня держать на одном месте и опрашивать сидящую за моей спиной мать. Я после линейки не смогу сомкнуть глаз от боли и всё лицо станет ныть от глубокой ямы в лице с кровью, которая застынет в подушке. Я дальше, чем мог бы быть и все мои муки в постели не сдадут экзамена при этой женщине с крючками и треугольниками вместо глаз. Подойти к стройке и не найдя там свободного отсека закурить внизу у бочки со смолой, которую подожгли. Я слежу за мостом, который уже почти соединили, чтобы меня держать у бессонницы и делать вид глубокого сожаления перед этой вялой от сладости девушки, которая плетёт браслетики. Ревность и ещё симпатия, чтобы оттолкнуть меня в свой маленький городок с часами на ёлке, которую ещё не разберут к февралю. Мы сидим на скамейке и я чувствую свою пьяную неловкость и ещё желал бы сбежать домой к телевизору, пока дядя с сыном будет пить воду из колодца, который в тумане скроется под вишней. Я не могу больше выбираться из этой трассы, где постоянно мелькают велосипедисты, чтобы и мне хотелось поехать за братом на своём крохотном велосипеде с низкими к асфальту педелями. Мы минует глубокую выбоину для лужи, чтобы больно удариться о раму бёдрами на скорости преодоления швов. Он оставит меня в неведении и вся группа у беседки мирно поднимет дым с сиянием огоньков из сигарет, которые замерцают за балками в крыше. Я отойду от двора, чтобы только быть на вечеринке и малыши подбегут, чтобы играть со мной в мяч. Я совсем мёртв и из ноздрей подтекает кровь струйкой. Он совершенно туп и ещё пиво делает его важно спитым пингвином у которого есть хозяин с автомобилем мороженого. Он обидит меня и я буду долго кувыркаться в постели, чтобы преодолеть боль в лице и груди. Она будет спать, пока я не отворачиваясь от шкафа стану стонать от волн боли. Утром я закушу кусочек колбасы за столом и родители отвезут меня в больницу, чтобы промыть. Таксист не подаст вида на мой образ и мы благополучно окажемся в лечебнице с моими схватками за луну и спинку кровати, которая меня приютит и оставит в своём прямоугольнике. Ковыряясь в дыре с камнями от маминой болезни, мы проведаем её на заднем дворе с деревянными фигурками, которые и в моём прошлом останутся стоять на дожде, когда палата будет уютна и пуста. Я в темноте спален могу заснуть лишь на миг, когда строю планы и берусь за гитару. Я хочу опрокинуть рюмку и испачкать коньяком скатерть. Я соединю ночь с кроватью и луна в точке забьёт луч, чтобы нас держать у котельной в ночной полыни на крыше. Я полыхаю при ней на стопке шифера, пока все её родители пашут огород за сараем и их сын во дворе не поднимаясь спит у калитки под черешней. Я вижу, как он собирается на улице с силами и зовёт меня за вишнями, которые свисают к забору почти до дороги. Я не могу уйти к свет и поэтому остаюсь бренчать на чужой гитаре, чтобы уже окунуться в закат с трепещущей совестью. Я дрожу под одеялом, пока из материала летит пух и перья, когда кошка забирается в бессонный курятник, чтобы ловить звёзды. Я подойду к ведру и не став на него садиться, усну где-нибудь под липой, а когда проснусь увижу ворона на столбе с катушками и проводами. Продолжу спать в аудитории и староста отпустит меня с лекции, чтобы точно не догадаться о моём снотворном приключении с луной. Я выйду в пыль церкви и перейдя дорогу, сломлю своё противоречивое приближение к ночи с ложкой пустырника в идиотском флакончике. Мне ничего не помогает и поэтому я не сплю в широте сновидений, а только пытаюсь словить малюсенькую точку, чтобы в неё втиснуться. Кармашек отпорот от шва и я болтаюсь у её сеней, чтобы осматривать в стеснении моль на потолке и янтарь из банки. Я сижу в карточной игре и не обращая внимания после избиения на всё происходящее, иду домой, чтобы спать крепче. Я вижу эту их симпатию и провожаю этого пышного школьника к ложке с бензином, который приготовлен в гараже братом ещё вчера. Сложить крылья и довести приятеля до окраины с кладбищем, которое зажглось осенними огоньками и кто-то пройдёт мимо, чтобы испугав нас зайти за угол в исчезновении. Я слышу перелёт птиц над полем пшеницы и чувствую приближение утра, когда в горле звенит чей-то громкий на вечеринке голос. Прощайтесь и летите. Он уйдёт и во дворе один раз зарычит пёс, чтобы нам можно было уходить от сумерек и двигаться обратно к темноте улиц среди кустов и деревьев. Я очень хочу спать, но заставляю себя опомниться и стонать на руке у брата с ругательствами. Он оставит меня на стадионе, чтобы обмануть и все мои комплексы обрушатся на девушку, когда я буду стараться провожать её к площади с дорогой и подъёмом с поручнями. Она остановится у подъезда и я буду смотреть на неё с упорством, я совершенно не знаю трезво чего я хочу и все мои желания скинуты в одну бессонную яму. Я подойду к этой яме не раз, но не смогу точно сказать с чем связано содержимое. Пусть всё во мне умрёт, прежде, чем я откроюсь. Я хочу сжать в себе весь вычитанный материал и опрокинуть сердце к реке и утопить его в глубине глубин.
Я открыто запускаю руки в эту боль и поэтому хочу увидеть попадание мяча в кольцо, до которого могу не дотянуться из-за бессонницы, когда попытаюсь пройти мимо ночи и отойти в кресло для бабушки, которая спит у холодильника. Я не могу стоять в лечебнице рядом с этим воняющим женским телом и поэтому смещаюсь к столику с мужчиной, который кажется благоприятен в отношении. Я дохожу доц церкви и учуяв страх за свои молитвы убегаю к солнцу, которое молчаливо стоит над речным течением и приказывает мне не плакать на скамейке, а ждать новой волны. Под вечер мы соберёмся у летней кухни и попытаемся разбить плитку надвое, чтобы укрепить порожек ступеньки. Я довольно долго собираюсь ко сну, чтобы сделать себя беспомощным и прямым, как эти все ребята с книжками вместо груди. Он не узнает меня и пройдёт мимо соседей, когда в комнате будет лежать его дядя. Дядя любил читать и ночью тоже не закрывал книгу, пока все птицы прогибались на ветке с иголками. В лагере я чувствую себя ужасно, потому что меня притесняют и я не могу соединиться с телом, которое давно лежит ночью в кровати и не может собрать свои крылья в органы. Я становлюсь упрямым и не находчивым в общении. Мои все самые достойные качества загоняются в вешалку с самоубийцей в петле. Я подумываю о смерти, когда все идут плавать в озере и молиться на воздух, чтобы тот был горяч и свеж. Я наблюдаю за купанием с трибуны, того же стадиона, который не был оформлен ещё в одно обширное воспоминание с сильным человеком, который приходил меня поддержать во время матча. Я не нашёл в нём изящества, но нашёл силу, чтобы выбраться из лечебницы на поверхность любви. Эта девушка забыла обо мне из-за своей лени. Я провожаю свои волны и не стою на берегу, пока жду церквушку со священниками, которые выйдут среди сумерек, чтобы идти с флагами к пару. Они все как-то угловаты и грубы, пока я сижу под елочкой и жду прихода отца. Я каждый раз машу ему рукой на прощанье. Я хочу убить себя и не могу больше висеть на стене с бессонницей, которая меня разъедает в дожде. Яма становится шире и она так неудобно уложена цветами, что хочется выйти из кризиса в аромате роз и больше не падать. Это очень трудно, когда мне нет места в бутылке, которую заговорили и она не разбилась, когда её бросили с девятого этажа о стену. Я довольно долго сижу в душной спальне, чтобы не идти к столкновению с этим школьником, который пропускает в маршрутке пары. Я очень зажат в маршрутке и не могу наблюдать из окна на рельсы без дрожи. Я очень вял и пустынен под звёздами, которые висят над дымящимся вагоном. Я не могу больше идти к выходу, пока рядом раскуривает сигарету водитель из ресторана и его приятель бьёт его в бровь каблуком и делает это очень точно. Бессонница стоит у люка и я кидаю это создание в пропасть с паром, чтобы она не могла за лесенку зацепиться и все мои мысли улетают с ней в желтизну дна. Я запутался в форме комнат, которые не могут уйти в одно здание и сломать всю лечебницу, я гоняюсь с тревогой за ощущениями в школе, которая теперь не пустит меня в свою математику. Я сижу в уголке и помалкиваю, пока они кучкой стоят в фойе и поедают один шоколадный батончик. Только бы не встретить её в коридоре и не снять с себя ответственность. Я запуган чувствами, которые достались мне просто так, но я бежал с поля и мне противно за этот свой гремучий поступок. Я не могу соединиться и все мои связки для дружбы давно упали под кровать. Я абсолютно потерян среди сигналов и фраз без фальшивой части оттенков. Я давно боюсь за жизнь формы во мне и не хочу рожать пустоту. Я заключён в капсулу одиночества и отдалён от мира, когда жарким полднем подбираюсь к двери соседки, чтобы продавать календарик из отцовской топки. Я уединяюсь на диване с ковриком, где откровенной фотографией обнажена женщина. Я совершенно подавлен перед второй сменой, когда бросаю солдатиков из огромной коробки под телевизор. Я ищу лёд, чтобы не упасть по дороге в школу. Брат приходит, чтобы видеть мой уход от людей с лживой отмазкой. Я не хочу выбираться из бездны и поэтому мочу голову в холодной воде, чтобы заболеть честно. Я разламываю своё тело и мой слух совсем меня не волнует, когда я уже падаю в призму на вершину, чтобы заболеть. Я не могу выбираться из геометрии и поэтому падаю на песчаный овраг, чтобы кашлять. Удаляясь от рынка с пакетами гранатов, моя фигура не боялась разбиться ил умереть и все вешалки с майками упали под ряд с пылью. Я не могу убираться в парте, потому что на подходе урок плавания. Я не хочу подходить к воде и поэтому у бортика стоит мой отец. Меня выпроваживают от сеней за воротник и мне стыдно за своё поведение. Я встаю у окна под луну, чтобы не спать. Я не схожу с кровати, пока брат отгоняет меня от одеяла. Он взволнован моей тревогой и всё лето переворачивается в моей голове с музыкой из дурной страны. Я говорю слишком быстро, чтобы себя разобрать по словам. Я спешу залиться дрожью в арке, когда меня разлюбят. Я совершенно подавлен в темноте у садика. Люди откололись от стаи и хотят правды во лжи. Ещё одна мерзость в аптеке, когда красивая девушка начинает настаивать у окошка с продавщице и не может выпрямить свой носик перед пакетиком, чтобы зашуршать им на выходе. Вход был украшен огоньками, которые ещё только вешали над вывеской, чтобы сделать здание привлекательнее. Я миную всю эту улицу с желанием умереть в пасмурности этого безостановочного дня, когда мне всё же захотелось купить эту мрачную книгу и унести в зал. Я открою её над тусклой люстрой, когда родителей не будет дома и я не смогу вчитаться в невнимательный текст. Я оставлен всеми, когда ухожу в академически отпуск с болезнью. Я слишком подавлен, чтобы проронить по телефону слово для прощения. Я только смеюсь, а потом замыкаюсь, чтобы не суметь оплакать ситуацию. Не взломанный сейф текста, где скрыто солнце и трудно воспринимается луна, которая не может отодвинуть тяжёлую дверцу с небес. Примкнуть к белой иномарке, чтобы смотреть на пышную зелёную траву под днищем и радоваться кладбищу на котором хоронят двоюродного брата после воспаления. Я осмотрю все сосны за заборами, чтобы увидеть, как высоко забираются вороны, чтобы казаться проворнее или громче. Над елями кружатся ласточки и эта любовная вершинка уже изрядно надоела своим остриём, которое вот-вот упадёт к центру стадиона. Тени и все живые отбрасывающие деревья, поникнут в дожде, чтобы меня погрузить в размышления. Лист без фраз упадёт на дно стакан и вся эта яма поднимется с паром чернил до луны, чтобы в ней утонуть с багажом для бегства. Я совершенно подавлен и вновь натыкаюсь на это не развитое чувство тоски, которая буравит всё моё сердце не обращая внимания на ночь. Куски ночи подрагивали у холодильника, когда хозяева возвращались после костёла домой, чтобы дверцу с причитаниями открыть. Она и вправду была мила в закате аптеки, когда я шёл домой, чтобы в одиночестве конспектов зубрить этот разбросанный экзамен и порой ложиться с ним на диван. Я проходи через арку не раз и все мои мысли частенько кружились вокруг этой сбитой девушки, которая случайно смотрела на меня в упор и чего-то ждала. Я не могу опомниться и встречный день не сулит успехов, пока я остаюсь дома без улицы, чтобы караулить его тень у кустов. В доме приятеля прохладно и прозрачные шторы развеваются на подоконнике, пока мы смотрим футбольный анонс на диване. К моей ноге подойдёт собака, чтобы нюхать пальцы и вяло уходить на кухню к миске с кормом. Прикрыв свои лапы мордой, собака ляжет на входе, чтобы мне пришлось переступать её, когда захочется попить воды под шкафчиком с посудой. Я убираю свою одежду от штанги, чтобы друг мог совершить удар и остаться в точке, чтобы смотреть на угол ворот с прицелом. Я не могу себя проявить и поэтому замыкаюсь в отчаянии команды, которая уже готова выгнать меня, но держит из чувства презрения. Я отдам лишь один пас и отойду в защиту подальше, чтобы не принимать участия в жизни. И только на листе бумаги проявятся все мои порывы и только строки не будут меня отвлекать от удара в створ книги, которая даст мне видения и ночную попытку. Я совершенно трезв и все слуги разбрелись по сараям, чтобы спать с любовью в обнимку. Я уже оказался в этом кабинете и этот белобрысый следователь сидит за столом сбоку, чтобы меня держать на одном месте и опрашивать сидящую за моей спиной мать. Я после линейки не смогу сомкнуть глаз от боли и всё лицо станет ныть от глубокой ямы в лице с кровью, которая застынет в подушке. Я дальше, чем мог бы быть и все мои муки в постели не сдадут экзамена при этой женщине с крючками и треугольниками вместо глаз. Подойти к стройке и не найдя там свободного отсека закурить внизу у бочки со смолой, которую подожгли. Я слежу за мостом, который уже почти соединили, чтобы меня держать у бессонницы и делать вид глубокого сожаления перед этой вялой от сладости девушки, которая плетёт браслетики. Ревность и ещё симпатия, чтобы оттолкнуть меня в свой маленький городок с часами на ёлке, которую ещё не разберут к февралю. Мы сидим на скамейке и я чувствую свою пьяную неловкость и ещё желал бы сбежать домой к телевизору, пока дядя с сыном будет пить воду из колодца, который в тумане скроется под вишней. Я не могу больше выбираться из этой трассы, где постоянно мелькают велосипедисты, чтобы и мне хотелось поехать за братом на своём крохотном велосипеде с низкими к асфальту педелями. Мы минует глубокую выбоину для лужи, чтобы больно удариться о раму бёдрами на скорости преодоления швов. Он оставит меня в неведении и вся группа у беседки мирно поднимет дым с сиянием огоньков из сигарет, которые замерцают за балками в крыше. Я отойду от двора, чтобы только быть на вечеринке и малыши подбегут, чтобы играть со мной в мяч. Я совсем мёртв и из ноздрей подтекает кровь струйкой. Он совершенно туп и ещё пиво делает его важно спитым пингвином у которого есть хозяин с автомобилем мороженого. Он обидит меня и я буду долго кувыркаться в постели, чтобы преодолеть боль в лице и груди. Она будет спать, пока я не отворачиваясь от шкафа стану стонать от волн боли. Утром я закушу кусочек колбасы за столом и родители отвезут меня в больницу, чтобы промыть. Таксист не подаст вида на мой образ и мы благополучно окажемся в лечебнице с моими схватками за луну и спинку кровати, которая меня приютит и оставит в своём прямоугольнике. Ковыряясь в дыре с камнями от маминой болезни, мы проведаем её на заднем дворе с деревянными фигурками, которые и в моём прошлом останутся стоять на дожде, когда палата будет уютна и пуста. Я в темноте спален могу заснуть лишь на миг, когда строю планы и берусь за гитару. Я хочу опрокинуть рюмку и испачкать коньяком скатерть. Я соединю ночь с кроватью и луна в точке забьёт луч, чтобы нас держать у котельной в ночной полыни на крыше. Я полыхаю при ней на стопке шифера, пока все её родители пашут огород за сараем и их сын во дворе не поднимаясь спит у калитки под черешней. Я вижу, как он собирается на улице с силами и зовёт меня за вишнями, которые свисают к забору почти до дороги. Я не могу уйти к свет и поэтому остаюсь бренчать на чужой гитаре, чтобы уже окунуться в закат с трепещущей совестью. Я дрожу под одеялом, пока из материала летит пух и перья, когда кошка забирается в бессонный курятник, чтобы ловить звёзды. Я подойду к ведру и не став на него садиться, усну где-нибудь под липой, а когда проснусь увижу ворона на столбе с катушками и проводами. Продолжу спать в аудитории и староста отпустит меня с лекции, чтобы точно не догадаться о моём снотворном приключении с луной. Я выйду в пыль церкви и перейдя дорогу, сломлю своё противоречивое приближение к ночи с ложкой пустырника в идиотском флакончике. Мне ничего не помогает и поэтому я не сплю в широте сновидений, а только пытаюсь словить малюсенькую точку, чтобы в неё втиснуться. Кармашек отпорот от шва и я болтаюсь у её сеней, чтобы осматривать в стеснении моль на потолке и янтарь из банки. Я сижу в карточной игре и не обращая внимания после избиения на всё происходящее, иду домой, чтобы спать крепче. Я вижу эту их симпатию и провожаю этого пышного школьника к ложке с бензином, который приготовлен в гараже братом ещё вчера. Сложить крылья и довести приятеля до окраины с кладбищем, которое зажглось осенними огоньками и кто-то пройдёт мимо, чтобы испугав нас зайти за угол в исчезновении. Я слышу перелёт птиц над полем пшеницы и чувствую приближение утра, когда в горле звенит чей-то громкий на вечеринке голос. Прощайтесь и летите. Он уйдёт и во дворе один раз зарычит пёс, чтобы нам можно было уходить от сумерек и двигаться обратно к темноте улиц среди кустов и деревьев. Я очень хочу спать, но заставляю себя опомниться и стонать на руке у брата с ругательствами. Он оставит меня на стадионе, чтобы обмануть и все мои комплексы обрушатся на девушку, когда я буду стараться провожать её к площади с дорогой и подъёмом с поручнями. Она остановится у подъезда и я буду смотреть на неё с упорством, я совершенно не знаю трезво чего я хочу и все мои желания скинуты в одну бессонную яму. Я подойду к этой яме не раз, но не смогу точно сказать с чем связано содержимое. Пусть всё во мне умрёт, прежде, чем я откроюсь. Я хочу сжать в себе весь вычитанный материал и опрокинуть сердце к реке и утопить его в глубине глубин.
Суббота, 15 Марта 2025 г.
10:34
Вновь раскинуть свои мысли среди оттенков по поляне, чтобы видеть за трассой стадо с пастухом, который переходит через мостик, когда кричит напарнику в линию леса. Мы как-то замёрзли, пока подбирали картофель в мешки и мне не хочется возвращаться к старому сооружению у дороги, куда старушки утром несут молоко для сдачи. Я сижу и спиной к подушке считаю щелчки звёзд на потолке, пока фонарь смутно плещется у мусорного бака. Сестра придёт и ляжет рядом, когда я постараюсь сохранить перед ней снотворную позу. Младенец не шевельнётся в колыбели, чтобы не испугать тревогой родителей. Тревога раздавит куски молока, которые замёрзли и не могут быть распиты. Мама прикажет улечься после драки и все мои самые стонущие чувства в волевом сотрясении станут в ряд с классом. Я не могу видеть людей у школы и поэтому миную границы, чтобы пойти к поликлинике, которая покажется безопасным местом для разрыва. В пламени укроются звёзды и злодей, станет гореть в апатии сада, где уже ко времени нужно лечь и выблеваться. Частое упоминание крыльев в книге для весеннего разложения кошки, которая ещё лежит в кустах и воняет с ростом температуры в нашем дворе. Квадрат в геометрии луча станет для нас с братом передачей на письменно столе у окна и зал будет студией для съёмок новостей. Сестра отругает меня и мы перестанем с ней быть дружны и мне захочется вновь пойти в коридор, чтобы поспать на кушетке в свежести открытого на ночь сквозного окна. Я совершенно утратил силы для борьбы с этой уборщицей, которая в наглой форме попытается пролезть в кабинет первой за мной сотрудницей. Сложенные ночью часы и мерцающий вихрь на обложке, где давно сияют серебряные буквы с чеканкой. Я не поднимусь до шкафа и все мои злодейские козыри окончательно треснут и упадут с оторванного гвоздя на пол процедурного кабинета. Я совершенно пьян и не могу устоять на ногах, когда меня нужно поддержать и не дать скоситься на белизну стены в лестнице. Пастух направится в лес с корзиной и я не смогу долго слезть со скамейки у этого низенького дома, который влип в жёлтый песок и стал углом в лете, куда мы бросаем мяч и все наши силы после дождя. Дождь стал свежим упоминанием для весны, которая решила обождать пришествия и кинулась в брак для соития цветущей кучи с толпой. Я совершенно порван и не могу зашить свои швы в новый пакет ночи. Я перестаю выть и стонать стыдно, когда магнитофон остановился без кнопки и сам собой зажевал кассету с мелодией ленты. Я не могу лежать и сидеть этой ночью и поэтому встаю с кушетки, чтобы обронить тело на ковёр в квадрат луны, которая не влюблена утром и капризна. Вырываясь из рук санитара, я подниму кожуру картофеля после длительной ночи без сна. Отец оттянет меня с лестницы и они приедут к углу с руками, чтобы меня крепко в машине и постыдно держать. Я хочу умереть в этом салоне, пока водитель молчит и даже не смотрит на меня в зеркальце. Я берусь за его воротник, чтобы говорить самоубийственные гадости. Я совершенно раздавлен состоянием и у меня больше нету сил срываться с ошейника и бежать полем к луне. Словно пёс я подготавливаю для себя цепь, чтобы ночью рвать её на горле. Господин в лесу совершенно пьян и не может добраться до лечебницы живым. Тропинка принимает женщин, которые стремятся войти в состояние похмелья, чтобы сидеть на живой ветке любовника и долго скрывать свои похождения. она так глубока и глупа, как водосточная река с берегами вместо широты или камнями вместо переломов. Я подхожу к самому краю сестры и дёргаю её у лампы за рукав. Сестра пробуждается и ищет рюмочку с таблетками для меня. Я не могу больше не спать в гнезде с осами, которые жалят моё сердце с зудом. Я помню свет лампы в ночном сиянии тюрьмы, которая не так намертво заперта, как настоящая в режиме побега. Я отхожу от сестры в палату и больше не тревожу её попытками поцелуя. В машине только спящие корабли для любовного стремления к дрожанию души или перца на груди с мокрыми капельками после дождя. Я не подбегу к оврагу, где уже шумит техника и взрывается звуками, когда я подбираюсь ещё и ещё ближе. Луна только намечается в своём углублении и дарит детям моменты задержки перед снотворными качелями. Его было не остановить у зеркал, где открывался шкаф, пока я грозился покончить с ним в два счёта. Я один во сне и пробудившись в лечебнице без подушки над луной ко мне спустился какой-то господин с ароматом винной пены изо рта, чтобы напомнить о деревне, где у колодца можно напиться дурной воды. Я стою у печки и мои сердечные порывы сокращаются и все люди из пассажиров превращаются в помехи для моего интимного дела в шиповнике, где женщина размазана по лицу и отталкивает своей хмуростью. Я собираю свои отколовшиеся от куста ягоды, чтобы просматривая сочные надрывы на асфальте, суметь поднять глаза к трибунам, где сидит только один этот плохо знакомый больной в потной чёрно-белой майке. Они отходят от меня и не оборачиваясь прижимаются друг к другу. Вся картина свидания меня смущает и я хочу дотянуться до крыльев своей недлинной рукой, но тут же теряю равновесие у телевизора. Соединённые фонари в один с тротуарами ряд и я сижу, чтобы смотреть через маршрутку на затылок этой девушки с искусственными прядями и наращенными ресницами, которые ей не идут. Я останавливаюсь у кромки с выбитыми зазубринами, которые легко примерять и все колёса от велосипеда стоят в сарае, чтобы ржаветь в отцовской чепухе. Я не могу пробиться к луже, чтобы снять вешалку и пыльцу с поверхности, где уже пыхтит из трубы завода бессонная техника. Я лежу у края в бездну, чтобы вновь сверлить бездну и делать повторяясь одно и тоже. Я стою и молчу перед эти свихнувшимся наркоманом и в его чёрном взгляде есть нечто индианское. Я похожу на столб с часами в голове, который ждёт прилёта весны и поэтому завис над кладбищем, чтобы полировать облака взглядом и провожать крикливую стаю журавлей, которые держат прекрасный строй. Я совершенно подавлен и уже в кабинете с аппаратом не могу дождаться своей очереди, чтобы не упасть на девушку с которой хотел познакомиться во время тестов. Приставить себе палец к сердцу, чтобы выстрелить холостыми ударами в пульс, который замер в бессоннице и не может стать умеренным в своём желании жизни. Я под одеялом и мне спокойно висеть под крышей, где к глазам приходят воспоминания из книжки с городскими видами, которую я листаю в фойе, пока все спят и я подчёркнуто бодр перед всем персоналом. Голова ушла под воду с дождём, который бил по течению всё озеро. Выбравшийся из отражения беглец с комедийными жезлами для биться зеркал. Я отпущу этого преступника, пока буду спать и видеть, как его галлюцинации оставят моё крыло и отлетят в лужу с синевой кладбища над которым я парю. В птице он отыщет ключ и птица оживёт на ветке сновидений. чтобы оказаться в сонном состоянии у стадиона, который сегодня переполнен девушками для свидания. Я разберу все эти трухлявые мостики, чтобы остаться у лечебницы, но не посетить её. В дыре стало тихо и все сочинения упали с листками наружу озера. Я больше не стою у края остановки, потому что мне больно ждать эту девушку на переходе. Я ошибся в чувстве и не могу больше стонать от бессонницы в гробу с родителями, которые остаются на поверхности, чтобы меня ждать у луны. Трибуны темны и закат покрывает самые верхние скамейки, чтобы создать ощущения тошноты у кольца со щебнем в щите. Громкие сны со стонами у лестницы, которая поднимает студентов к корпусу биологии. Волосатые мальчики с жирными щеками из серебра дыма в котором они стоят, чтобы показаться общительными и я в маршрутке наблюдаю за этой стаей обезьянок, где есть одна заводная девушка с коричневыми губами. Я смотрю лишь на её фотографию, пока скрываюсь в доме моей тёти, которая прохладна. Я беру деньги, которые мне не пригодятся. Магазинчик скрывает в своей темноте кассу и руки продавца. Общежитие и училище странным образом близки и в его стенах обучаются парни с повадками зверьков и девушки, которые в закате исчезают за юбками в саду, чтобы спать у озера. Я раздавлю одуванчик своими каблуками, чтобы слушать мычание стен коровника, который днём не заперт, чтобы вонять в отдалении деревни. Какая-то дрожь поднялась к горлу и сладость трав щекотала ноздри, чтобы бежать от поля подальше к лесу, где уже стоял отец со стадом, которое ещё утром изгнали из утра при луне. Приколоть булавку в карман, чтобы забирать злость от взглядов себе под воротник. Погружение в сон без пробуждения и моё усталое лицо в миске со спиртом, который щиплет губы и не даёт перевести от горечи дыхание. Совершенно круглое солнце в крыше с соломой, которая прохудилась и из трубы идёт дым для облаков, которые пусты.
Пятница, 14 Марта 2025 г.
09:10
Я подбираюсь к ядру, где щекотно болит моя въевшаяся рама со звёздами при окне. Я встаю с упадком сил, где растягиваются фонари у балкона, потому что слишком трудно светить в свете луны. Я не могу поднять этот плафон с дырой, которая отбилась от рук. Я не чувствую апатии и все мои сказочные предложения упали в бессонный поток вихря. Я вращаю свои мысли по кругу с болотником, который стал мне мал. Я не хочу шататься по руслу без луны или болоту, где виднеются кусты с кладкой к школе. Взывая к богу за помощью, я остаюсь у солнца, чтобы перейти поле и остаться чистым и без примесей серебра в луче. Я как-то цепляюсь за школу и все эти детсадовские штучки, где парят состояния одиночества и нет больше фраз, чтобы оправдать задержку в цементе со звездой. Копнув дальше к палате, все паруса ударились о корабль, чтобы его развернуть. Я не могу больше находиться без состояния. Все палаты опустели и все швы разошлись по парку, чтобы нырять под воду с Неманом. Я отхожу от болота и все мои учебники падают в лужу у кладки, чтобы мне успеть их достать, пока они не покроются водой с водорослями из луны. Я давно не слышу своего голоса, потому что вымотался и не скажи ни слова, пока не закончится его похмелье. Я жмусь к сестре, чтобы унюхать пот из рубашки, которая не прилегает к плечу. Я не могу больше вещать о любви и поэтому теряюсь в забвении или частичкам дивана цепляюсь за ложь. Я переворачиваю стойку стола и нюхаю табак из пачки, пока вся семья спит у церквушки с луной на туловище. Я совершенно застрял в болоте, куда нас отберут, чтобы топить в черноте утра. Туман стелется внутри у меня и этот парень разбивается на повороте, чтобы не сказать первого слова в приёмнике. Я не могу больше преодолевать с ручьём красного вина или цветка. Я открываю перед ним пустую пачку, чтобы он мог дотянуться до сигареты, которая совершенно потерялась в фольге. Я продолжаю писать с кнопкой у монитора, куда отправляются все куклы для просмотра души. Я не могу больше мерцать в огне с факелом от фонаря, который совсем рядом блещет у подоконника поликлиники. Не допускающий меня к этой отдушине с вареньем в сфере или шарике, который будит меня и заставляет дрожать, когда ночью в ванной кричит мама и отец не пытается её успокоить. Мама хочет уйти от родителей отца в своё первое гнездо и оставить нас. Отце беспомощен и горд от своей беспомощности. Она натягивает колготки и случайно рвёт их. Примирение между родителями идёт ни один день и поэтому я только приглядываю за их поведением, когда им приходится сближаться. Я хочу что-то предпринять, но я слаб, чтобы воздействовать и поэтому мне необходим гипноз или воздействие на расстоянии. Все мои попытки не соединены и я становлюсь звеном между родителями. Между ними не было чувств и вся эта игра обернулась рождением брата. Я же хотел пробудить их чувства, но отношения родителей не развились в нечто большее. Я совершенно обмяк за шторой и вся игра с фишками упала на ковёр или палас в деревне. головная боль и ещё одна буква в дожде с учебником любовной истории. Какая-то нежная смесь в чашке чувств и моё предложение к девушке, из-за которой я так сильно пострадал. Она просто прошла мимо палатки и не захотела меня видеть и я сложился в веер с небом. Я больше не хочу подпитывать солнце своей бессонницей. Я не стараюсь перевернуть страницу первой прочитанной мною книги. Я вылетаю из коробки с пылью. Я не хочу больше секса. Я больше не требую смыслов и вся эта чепуха покрылась луной или звездой в ключе с живой кислотой. Я поднимаю пепел с травы и возвращаю матери, которая живёт в напряжении. Я больше не могу спать для связки родителей. Эта ложь упёрлась в сон и этот заботливый врач после химиотерапии уйдёт из кабинета с карточками для игры в ложь. Я не хочу больше любить с улыбкой в бессонной физиономии, которая всю ночь цепляется за своё произведение в зеркале. Я смотрю на своё окровавленное лицо и не нахожу места для любви из копилки с постелью, где я прижмусь к стенке и через мать качнусь в сторону этого черноглазого хорька. Я вижу его у лужи, где он ловит рыбу и вытягивает из поверхности крючок с блёстками. Они вооружились лесками, чтобы душить шее с кашлем в любви. Я не могу больше видеть его выстаивание у доски, когда там не появляются формулы. Остаться у ванной комнаты с дрожью от маминого плача, когда преподавательница перечеркнуть все мои контурные карты и я получу тройку по воспитанию. Я улетаю с дрожью крыльев, когда остаюсь один в берлоге с тряпьём для бессонницы. Я совершенно вымотался, когда не захотел говорить о снотворном пламени, куда закрались все давно смытые с ложки транквилизаторы. Миска с хвостиком рыбы и этот пациент не хочет увозить меня с дождя, чтобы заполучит в фойе свою карточку со звёздами или крыльями для обогрева лёгкого. Я не могу увлечься этой женщиной потому что вся дрожь у причала в береговой линии не уходит после бессонницы, чтобы остывать за счёт отца. Я погружаюсь в эту дрожь, чтобы толкаться там в кабинете психотерапевта, где вместо врача уже сидит гора с мыслями, которые угоняются по счёту матери. После бессонницы в деревне, я остаюсь без защит и крыльев, где в уголке таится прихожая приятеля. Совершенно жёлтая, словно солома и чёлка любовника, я забываюсь в уголке с книжками. Меня отпускают лишь с тревогой и сопли из рта не могут выйти из ошибки, когда я очень и очень стараюсь сбить снотворную блажь. Желтизна комнат и моё угнетённое состояния в остаточном времени на кушетке, когда меня просто выгонят из процедурного кабинета на волю смерти. Смерть с волной любви ушла под лыжню, где мы дрейфуем у школы, чтобы в субботу заполучить все оценки для смеха. Смешение бессонной палитры с ангельскими голосами в церквушке за столом из вазонов или пустых горшков с лужами. Я не могу больше сиять от солнечного выродка, который хоронит себя в яме для картофеля. Я ухожу с моста и меня провожают в углубление поликлиники, где совершенно полное одиночество касается слов лишь отчасти апатии. Я приятно затаюсь у шкафа и взяв книжечку Гоголя буду слушать скандальные повести родителей в одной только теме из родительской мягкотелости. У меня нет денег, чтобы провожать свои розы в руке в первую четверть для поцелуя с бутоном. Вывести крючок на поверхность из шрама, который стянули нитками и поставили в вазу с гноем. Я больше не стану на колёса и поэтому улечу за горизонт с фиолетовым телефоном, от которого будет болеть голова при температуре и закрытой навсегда форточке с выходом на грязное картофельное поля. Новое сооружение и я оказываюсь в голубоватой серости фигуры, которую надо мной соберут родители, чтобы уберечь от движения, книг, шагов... Я закроюсь в сенях и это сделает моё передвижение ограниченным...Высоченные кусты по стволам совьются к капну болота, пока мы со скамейки будем провожать сияние проходимцев... Они выйдут из кустов по кладке и не обращая на наш смех внимания, пойдут по улице дальше. Я слишком завышенно поднимаюсь к ней на руки и вся луна в нашем распоряжении, где только сияние чудес или поцелуев для сближения её и брата. Я совсем угрюм и все мои тайны сереют с колесом, которое едва не проедется по моей ступне. Я не могу уснуть и все мои попытки сжаться в матрасе идут к ручью с головой, которую с золой вывернули у печки. Я давно цепляюсь за своё битое в стекле тело и вся душа раскрошится в дыру с молоком матери. Я не могу больше прятаться у вонючей стайки с бутылкой на шее, которую греют родители. Она выгнала из палатки моё чернеющее за озером отражение. Она слишком пуста в своём разрезе и поэтому от её бёдер идёт пар для обогрева стояка. Я выхожу к её мятой рубашке и пытаюсь проглотить её стеснение и моё совершенно развёрнутое положение, где я погибаю от неуверенности звёзд или явлений природы. когда к дождю поднимутся люди и эта совершенно больная сталь не может разложиться по полочкам, чтобы вручиться перед доской на уроке французского. Я хочу золота в серебре и моя пелёнка мокра от алхимии. Положившись на мамино плечо с ругательствами и не мочь оторваться от этой испорченной каши с цветами и я не могу оторваться от узелка на ботинке, чтобы не везти своё отражение к маршрутке, я больше не таю от любви, чтобы опрокидывать слова в предложения и дальше. Он не получит своё цепляние за ноты и я вновь с болью или дрожью смешаюсь в толпе на линейке. Я хочу толкнуться к ливню дальше, чтобы дрожа своими кроссовками не суметь сдержать порез пальце или выпуск рубашки. Я не могу больше ждать своего выздоровления и поэтому спускаюсь в муть или жуть в одном букете с рецептами из поликлиники, которая сотрясается от одного только взгляда или окружения врачами. Оторваться от толпы в сторону сигареты, которую кинут в раковину и смоют, чтобы бычок не сумел проползти в канализацию. Освобождение глаз и бездны для смотрения с берегов. Она забирает меня и затягивает к ложке с вилкой, которая ранит меня во время завтрака. Я потерян и моя депрессия пуста с луже для сверки счетов. Тревога летит за краюшек с бездной, чтобы оставить её в уголке приятеля. Я не могу больше оставаться под лампой, где снимаю одежду для вешалки. Я не хочу сближаться с волной из ядра, чтобы не разбить это ядро на дольки. Я иду в пустыню, где затаилась змея, чтобы меня пропустить в вену миража, который тает с моей тенью на песке. Я совершенно вымучен тоской, которую не могут изловить за огородом, когда тюльпаны уже блюют от влаги. В святости палат и журчания свечей у алтаря с цветами лежал подоконник с часами в телефоне пограничника, который уж очень низко пал, когда заставил выйти себя на подиум и прокатить на вешалке для ряс. Один только белый господин с длинным носом из пластика и веером глаз паствы... Я обернусь перед головой своего отца и он достанет из сумки шоколадный батончик с арахисом, чтобы нас с братом подразнить. Я вдохну свёрточек бумаги, чтобы случайно смутиться от этого у окна. Дразнит меня отце и я притворяюсь, что чувствую себя комфортно. Одни только связки эмоций и шарик рефлексов из тревоги, беспокоит меня ночью и манит к раскрытию. Подвернув душу в его сломанной ноге, я вижу мгновенные подтёки до колена, чтобы страшно почувствовать ту же боль. Я достаю себя на поверхность, где отражаются домашние зеркала. Я совсем отошёл от связки с ключами, где не могу выбрать подходящий к двери в бездну. Я уплываю в ложку с бессилием, где первым моим питанием станет мысль о своей гениальности. Я пытаюсь разобраться в уголовной печали, которую ночью рассеивают по берегу бессонные вороны. Я сложу свой чемодан в угол с приятельской царапиной, чтобы видя эту восточную школьницу, не дать ей схватиться за край моего кармана, который подшит к груди плохо. Я не могу больше стесняться и поэтому захожу сзади её крыльев, которые разломались надвое. Врач без халат, скажет несколько цитат и отойдёт в угол, где темнеет кофейная чашка с конфетами, которые размокли. Я оказываюсь в этой тайной комнатке с коридором, который не может меня выпустить без лечения. Эта лампочка скрывается от звуков, чтобы не трещать с приходом родителей. Я нахожусь в волне опасности, где горит ярким светом красный поручень с диодами для остановки ручья для проезда машин. В состоянии бессонницы я крошу положенный лёд у колонн заднего двора лечебницы. Я совершенно подавлен и поэтому прячусь в воротник с мыслями и сновидениями. Я не могу больше разжать хватку сердца и поэтому глотну одну таблетку из соломенной вазочки. Я собираюсь в поход, где меня начисто разобьют в погоне за главарём. Я не хочу ждать, пока к удочке подойдёт этот совершенно растерянный мальчик с сердцем одноклассницы. Я безумен и признаю свою адекватность, когда боюсь перейти мост без тревоги. Синие перила и баночка напитка с газированными всходами. Я кидаю мяч, чтобы позабыть о преподавательнице на которой я завис. Я высвобождаю пространство для взлёта линий и углов, пока мы с мамой едем на рынок. Я не слышу её просьб и поэтому качусь за пределы салона без разбежки. Поднимая пену из кустов и мерзко нюхая мочу в раковине, я примусь за поедание яблока в полотенце. Меня не подпустят к режиму, чтобы сделать щелчок или удар по кнопке. Размять все мышцы перед бессонницей, чтобы скостить себе зарплату. Я выхожу к железу и не могу подтянуться среди одноклассников, которые видят мою чувственную слабость. В окне гаснут пустые звёзды и моя пустая лень не ложится у шкафа, чтобы его качнуть с тяжёлой одеждой внутри. Иногда во время бессонницы мне хочется удариться головой о шкаф или стену и мне сразу вспоминается моё хождение к женщине-психотерапевту и моё блуждание по мусорным кустарникам, где могут гулять преступники с собаками и швейный отдел неожиданно запрятанный в уголке этого длинного здания. Я сижу на склоне и не знаю, что ей написать. Я сижу на склоне и пытаюсь отвлечься от той преподавательницы, которая не сдаётся. Я совершенно вымучен и повторно взят в тюрьму, где и погибаю. Я не хочу идти дальше в дыру, которая меня отталкивает и не ждёт. Я ошибался и кидался в образы с бессонницей, которая лишь поддерживала всю иллюзорность тайны. Я подхожу к будке для сдачи тары, и будки закрыты и дверей я не вижу. Я подойду к стадиону, чтобы видеть утро в искажении тумана. Медицинская парочка целуется в неловкости трибун, где этот парень, как-то ускользает из контакта, чтобы спать глубоко с дыханием в овраг. Я достаю себе пшеницу в небе, которая сыплется с зёрнами из-под месяцы с отточенным клинком. Я не выдаю жалости и поэтому закрываюсь в себе с заботой младенца. Я не собираюсь доставать из тумбочки часы, чтобы они тиканьем разбудили мою соседку. Соседка бледна и пополнела в реанимации, чтобы казаться красивой. Я пугаю её и не даю ей сжаться в подушку, чтобы плакать. Я совершенно зол на медицину и поэтому касаюсь связи с рассудком, который ещё не собран и в своей каюте задыхается от бессонной жары. Я проник в комнатку с раздутым ядром и ядро легонько покачивается на ветру от пола до потолка. Оно велико и чёрным дирижаблем заполняет палату без пациентов. Оно бессонно, оно не отделено от стен. Внутри у него пустота с обезболивающим клеем в стыке развёртки. Я ненавижу черчение от руки, когда в душе не хватает воздуха, чтобы быть спокойным туловищем для сна и улыбок. Разбитость тела и всевозможные комплексы остаются точками пересчёта звёзд в ненужном для смотрин небе. Образы закончились и я пришёл проведать себя, чтобы видеть эти сваленный в угол каталки и коляски. Металл... В луне проявились бледные трещинки, на которые хотелось смотреть для гипноза в торможении к ночи, которая ещё будет полна на отдых или сладость. Применив синтетику и клей я соединю слово все давно отмершие швы и ткани с углублениями внутри для ниток или ручки для толкания дверцы тумбочки. Вновь льющиеся по горлышку слова и моя печаль даёт о себе знать лишь к обеду, где вылёживаются ароматные студенты с карамелью вместо обеда. Я соединяю эти пары к паре, чтобы убежать для знакомства с этой вялой дурнушкой. Повернув тропу, я останусь в тоске и из-за ствола липы покажусь лишь частично. Я выгуливаю его собаку, которая роняет слюни на синий диван из бархата. Она ласкается своей мокрой мордой к моим чистым школьным штанам и это не кажется его матери чем-то безобразным. Она любит брать в зубы мчя с резиновыми иголками, которые в пасти становятся выражено длиннее. Я именно поэтому остаюсь у подъезда, чтобы собрать кое-какие части себя в этом довольно простом переживании и она не выходит на связь, чтобы завязать нитки на моём позвоночнике. Ленты мы не станем поправлять и поэтому только закроемся в универмаге, чтобы следить за первыми розами в вазоне случайной бабушки. Он не будет идти на контакт и поэтому все мои сообщения укатятся с поездом в магазинчик, где приторговывают апельсинами и пирожными не особенно свежими и льющимися коктейлями из молока. Вся линейка осталась вне контакта, потому что серебро не собой ценилось в саду с бассейном, который заперт на ремонт и не может обучит ребёнка плаванию в уроке для толчка слёз. Я смотрю на фонарь и фонарь не держится в воспоминании для стойки уверенности у ворот. Я выхожу из базы в ванную с подвалом, где льётся жидкость и трубы широки, чтобы греть бездомного человека, который опускается до бессонницы. Я ворую свою любовь обратно отданную для этого милого инструктора с гитарой, которая перестаёт висеть над отсеком со струнами. Подобраться к своей тревоге с ужимками, которые проясняются после пробуждения или бессонной ловли себя, когда я вынужден ловить подвешенное яблоко без бумажной мякоти и содержимого. Замешательство из струн и мелодий, которые уж слишком хороши, чтобы дать мне опору на уроке холодной музыки. Льющаяся из слёз кислота не топит тротуар, а только выводит из ресниц тушь. Я падаю на дорожку во дворе, потому что слишком скользко и на штанине уже висит распоротая дыра. Я боюсь вернуться к маме в прихожую и она кричит на меня без поддержки, когда на мне нет никакой вины, я просто оступился. Я виноват за все грехи семейства и поэтому отчитываюсь за разбитое секло брата, который ударил слишком сильно и не рассчитал траектории. Подъезд кишит людьми и все бабушки мирно могли гулять у цветочков, которые под балконами цвели с трудом и топтались детьми. Соединённые тернии и кусты в моём рассудке не разобраны и поэтому вся тревога выходит из луны, чтобы эту луну уже прогнать, ведь она несущественная и не может больше выкручиваться в образе. Я перегружен пустотой и не могу отпустить иголку от нитки, чтобы она не упала в ванную и искалась мною в мыльной пене на дне одежды, которыми скрыта распоротая грудь. Я давно не лезу в рассуждения и скрываю свою беде в укромном котелке с пузырями, куда ещё подсыпаю все плохо проваренные мысли из-под огня в камне. Я давно перебираю свои мысли для соединения со склоном, который мягок от травы и пачкает зеленцой мои бёдра. Ковыряясь в учебнике, я помню тот литературный кабинет и те полки, которые страшат перед экзаменом или глазами еврейки. Я как-то разбиваюсь о все струны, которые потом ещё соберу, чтобы подработать или пропить у школы с парнями, которые учатся курить вдоволь. Я не могу пройти в школу, потому что боюсь этого по идиотски остриженного карлика, который позабыл в маршрутке шапку и не может её достать в углублении полки. Выражения лица у него отёкшее до век, а в глазах сверкает зелёная злость с тупостью рефлексов. Девушка пренебрежительно отойдёт, чтобы остаться во мне близкой дрожью, которую я пронесу через всю школу, чтобы колыхать, как в любви умершего ребёнка. Я не отойду от колыбели, а только заложу свои подушки ему под шею, чтобы смотреть мрачные картинки в квадрате перчаточной фабрики, которая до сих пор закрыта и пахнет при этом субъективной кожей. Куча с лужей слов, которые не могут разъехаться к дому моей двоюродной звезды, чтобы себя обломать. Незащищённость перед миром и вставший к позе вопрос, которым подкармливают иностранную мошкару с задней парты. Я не могу больше сесть к ней и читать свои силы по её глазам, которые сползают в сеть с корнем дуба. Я как-то приближусь с неохотой к реке, потому что у меня нет навыков плавания, но есть плот для страхов, которыми я и упрусь о дно. Подбирая своё вылежанное тело с дивана у телевизора, я сомкну губы и в полёте стану метать крылья в стороны или мимо клёнов, которыми окружён игральный стол с мужчинами из домов в бутылке. Я не крепко стою на берегу в листве ногами, потому что слишком долго походил на ангела, который застыл при луне на месте и не может развить определённой скорости у вишен, которые пропускают свет и картинку от крыльца соседа.
По крыше карабкается кошка с миниатюрным котёнком, который давно позабыт у дерева и не может ночью подскочить до подоконника в безопасность образов и цитат. Сложность всего происходящего и вязкость процессов внутри меня пугает. Я не хочу подходить к кровати, чтобы чувствовать негу. Я совершенно обессилел и мне нужны новые крылья для отмазки. Я думаю о прошлом и не могу освободить пену для истечения ручья в мыльной тревоге. даже здесь в тексте меня подкарауливают сложные образы и книжной чепухи, которая просится к главе, чтобы дрожать на обложке с вывеской. Почему же я так поник и печалясь у реки, не смогу выбраться из влаги облака, которое покрылось железистым сиянием. Ведь теперь только я несу ответственность за грозу из неба, которое распахнуто ждёт кочек, чтобы упасть в болото с собакой из палатки для секса. Выбравшись из луж и отряхнувшись от коричневой синевы, луна в оттенке вечера бежала к детскому ощущению лёгкости, которая уже не подходила подростку, а позже мужчине. Автобус приближался к остановке с дождём, чтобы поднять ветром крышу и свалить её к дереву в тени магазинчика. Недавно нагрянувшее с утра в пасмурности весны ощущение материнской хрупкости, которая не может рассеяться из-за неуверенности и передаётся мне по родству. Я не хочу её беспокоить и все мои танцы давно разыграны в клубе перед стайкой теннисистов, которые не подпускают меня к столу. Я бегу за мячиком в актовый зал, где уже проветривают и ждут уборщицу. Я здесь в совершеннейшей опасности и не нахожу себе места для обогрева щёк, которые покрылись слезами из холодной льдины. Возле аппарат с телефоном стоит девушка и её выросшая в блондинистой грядке женщина, которая именно здесь, чтобы быть с ней рядом. Я плачу, а они смотрят на моё голубое излияние с брезгливостью и странной симпатией. Эта футбольная самоуверенность и моя потерянность в углу с сеном, которое поджигают, чтобы нюхать дыру и вдыхать аромат в горло. Я не жду крика, чтобы ласкать ей струны взамен жизни. Я довольно глуп при знакомстве, но жив возле поезда, который уносит в одиночное лежание на рельсовом фонаре. Голубые кольца света легли на стадион, чтобы центр мог вращать корыто с травой до луны, а после уронить на хату и пробудить от удара мою в ядре кинутую жизнь. Поток в углублении подвешенного мозга стад светел и придавал глубине мощь для смыслов, которые были прибиты в плакате с хорошо разрисованными буквами. Буквы были широченными и все изгибы линеек стали слабы перед стаканом воды, который я уронил в школе на плакат, чтобы чернила случайно размазались и поплыли. Я ухожу от травмы, чтобы перескочить в медпункт и уже там вязать свои попутные слова из подручного текста с довольно облечёнными строками. Я подниму меч из ножен и не сумев его удержать разобью клинок о кафель печи. Отец станет меня подавлять, чтобы сделать бессонницу запертым со дна сосудом, который не может быть откупорен. Факультатив с полным преподавателем, который мечтает уснуть прямо за партой, но также внимательно отслеживает формулы для десятибалльной сверки с решением. Я недолюбливал его и поэтому пытался задобрить или увернуться от ответа в сторону творчества. Я давно не становился в угол и в этот раз пошёл туда добровольно связанным по рукам бревном. Она поцелует меня вскользь и мне не станет приятно за этот вот её жест. Я уклоняюсь от чувств за кулисами. Хрупкость декораций и занавес уходит под лёд с актёрами, чтобы освободить мне место в луже талого солнца. Я подберусь к всевышнему фонарю и прокатив своё стеклянное туловище по кромке сцены, уйду с последней фразой, которую произнесёт мой тренер по мастерству. Я давно не вижу своих крыльев и только белобрысое существо кладёт мне ладонь на плечо, чтобы отучить родителей править мой путь на карте с океаном для впадения души из палаты. Я совершенно хрупок и все мои завороты воротника сложны, чтобы казаться глупыми. Я ковыряюсь в кладке, чтобы обидно отставать от компании в одиночестве музыки, которую надменно чувствую через луну над ивой в серебряном узле.
По крыше карабкается кошка с миниатюрным котёнком, который давно позабыт у дерева и не может ночью подскочить до подоконника в безопасность образов и цитат. Сложность всего происходящего и вязкость процессов внутри меня пугает. Я не хочу подходить к кровати, чтобы чувствовать негу. Я совершенно обессилел и мне нужны новые крылья для отмазки. Я думаю о прошлом и не могу освободить пену для истечения ручья в мыльной тревоге. даже здесь в тексте меня подкарауливают сложные образы и книжной чепухи, которая просится к главе, чтобы дрожать на обложке с вывеской. Почему же я так поник и печалясь у реки, не смогу выбраться из влаги облака, которое покрылось железистым сиянием. Ведь теперь только я несу ответственность за грозу из неба, которое распахнуто ждёт кочек, чтобы упасть в болото с собакой из палатки для секса. Выбравшись из луж и отряхнувшись от коричневой синевы, луна в оттенке вечера бежала к детскому ощущению лёгкости, которая уже не подходила подростку, а позже мужчине. Автобус приближался к остановке с дождём, чтобы поднять ветром крышу и свалить её к дереву в тени магазинчика. Недавно нагрянувшее с утра в пасмурности весны ощущение материнской хрупкости, которая не может рассеяться из-за неуверенности и передаётся мне по родству. Я не хочу её беспокоить и все мои танцы давно разыграны в клубе перед стайкой теннисистов, которые не подпускают меня к столу. Я бегу за мячиком в актовый зал, где уже проветривают и ждут уборщицу. Я здесь в совершеннейшей опасности и не нахожу себе места для обогрева щёк, которые покрылись слезами из холодной льдины. Возле аппарат с телефоном стоит девушка и её выросшая в блондинистой грядке женщина, которая именно здесь, чтобы быть с ней рядом. Я плачу, а они смотрят на моё голубое излияние с брезгливостью и странной симпатией. Эта футбольная самоуверенность и моя потерянность в углу с сеном, которое поджигают, чтобы нюхать дыру и вдыхать аромат в горло. Я не жду крика, чтобы ласкать ей струны взамен жизни. Я довольно глуп при знакомстве, но жив возле поезда, который уносит в одиночное лежание на рельсовом фонаре. Голубые кольца света легли на стадион, чтобы центр мог вращать корыто с травой до луны, а после уронить на хату и пробудить от удара мою в ядре кинутую жизнь. Поток в углублении подвешенного мозга стад светел и придавал глубине мощь для смыслов, которые были прибиты в плакате с хорошо разрисованными буквами. Буквы были широченными и все изгибы линеек стали слабы перед стаканом воды, который я уронил в школе на плакат, чтобы чернила случайно размазались и поплыли. Я ухожу от травмы, чтобы перескочить в медпункт и уже там вязать свои попутные слова из подручного текста с довольно облечёнными строками. Я подниму меч из ножен и не сумев его удержать разобью клинок о кафель печи. Отец станет меня подавлять, чтобы сделать бессонницу запертым со дна сосудом, который не может быть откупорен. Факультатив с полным преподавателем, который мечтает уснуть прямо за партой, но также внимательно отслеживает формулы для десятибалльной сверки с решением. Я недолюбливал его и поэтому пытался задобрить или увернуться от ответа в сторону творчества. Я давно не становился в угол и в этот раз пошёл туда добровольно связанным по рукам бревном. Она поцелует меня вскользь и мне не станет приятно за этот вот её жест. Я уклоняюсь от чувств за кулисами. Хрупкость декораций и занавес уходит под лёд с актёрами, чтобы освободить мне место в луже талого солнца. Я подберусь к всевышнему фонарю и прокатив своё стеклянное туловище по кромке сцены, уйду с последней фразой, которую произнесёт мой тренер по мастерству. Я давно не вижу своих крыльев и только белобрысое существо кладёт мне ладонь на плечо, чтобы отучить родителей править мой путь на карте с океаном для впадения души из палаты. Я совершенно хрупок и все мои завороты воротника сложны, чтобы казаться глупыми. Я ковыряюсь в кладке, чтобы обидно отставать от компании в одиночестве музыки, которую надменно чувствую через луну над ивой в серебряном узле.
*Тоннель
[Print]
Horizon