аспахнутый ворот, припухшие губы и рассыпавшиеся по плечам волосы молодили маршала, превращая его чуть ли не в юношу. – Здесь же дышать невозможно, – Левий поднял руку, ослабляя воротник. – Вас сегодня же переведут в другое место! – Кэналлийцу не может быть жарко, – пожал плечами Ворон. – К тому же не стоит доставлять хлопот нашему полковнику. Он только вчера подобрал мне эти покои. – Вчера? – Левий хотел спросить что-то еще, но из первой комнаты донеслось: – Рокэ Алва лжет. Он находится в этом помещении восьмой
– Насколько я помню, духовника у меня нет, – Алва снова улыбнулся, – но, если вы настаиваете, я готов принять отпущение грехов у моего короля как у главы моей же церкви
– О, – Алва рассмеялся и махнул рукой, – не волнуйтесь, барон, это вышло само собой. Юристы называют такое прецедентом. Эории Кэртианы уже приговаривали меня к смерти и даже назвали это судом. Правда, сообщить мне об этом они забыли. Я узнал о «приговоре» через несколько лет, когда число приговоривших странным образом уменьшилось. Первым убрался в Закат ваш кузен генерал Карлион. Я пристрелил его, чтобы спасти арьергард фок Варзов, знать не зная, что исполняю волю гальтарских богов. Не правда ли, забавно?
– Если это правда, – Альдо смотрел не на Карлиона, а на Ворона, – ответьте, кто вам сказал о приговоре?
– Окделл. – Ворон учтиво и холодно улыбнулся. – Эгмонт Окделл. Он не соглашался на убийство, пока ему не предложили считать сие благое дело казнью, а себя – судьей.
– Отец рассказал?! – Часовня в Надоре, странные гости, непонятный тогда разговор. – Рассказал?!
– Окделл! – Окрик сюзерена вырвал Дикона из прошлого. Ничего не изменилось, только Ворон больше не улыбался.
– Рассказал, – подтвердил он. – Прежде чем стать на линию. Я спросил Повелителя Скал, подсылал он ко мне убийц или нет. Эгмонт был безмерно оскорблен и сообщил о суде Чести. Я его заколол, но мне стало любопытно, я начал читать… Увы, когда я осилил старые манускрипты, из моих судей оставались в живых только старик Эпинэ и Вальтер Придд. Но мы заговорились, а дни сейчас не из длинных.
… Кэналлиец поднял голову, на темных губах играла та же шалая улыбка, что и раньше. Блеснуло стекло, Ворон запрокинул голову, ловя винную струю. Кэналлийский разбойник, шад, отродье Леворукого, кто угодно, только не эорий!
Сквозь уносящийся к Данару топот прорвался колокольный звон. Десять с четвертью…
Пустая бутылка с дерзким звоном врезалась в решетку, взметнулся и опал стеклянный веер.
– На удачу! – выдохнул капрал, возвращая Ричарда в Нижний город.
– Это может быть и местью, – задумчиво произнесла графиня, – и ты даже не представляешь, сколь страшной. Особенно вкупе с твоими… подарками. Изумруд за чужого сына, жемчужина – за чужую дочь. Зачем тебе это?
– Дал слово. Готов согласиться, что опрометчиво, но теперь ничего не изменишь. Разве что милый ангел прекратит наконец рожать. Восемь детей за двенадцать лет – и в самом деле слишком…
– Она больше не любит мужа. Пожалуй, даже ненавидит. Мадлен говорила, Эдит теперь берет камни сама… Она хранит их у ювелира. Рокэ, кто ее мать? Где она сейчас?
– Как-то не задумывался.
– Только швырял драгоценности. – За деланую усмешку следовало бы надавать себе пощечин! – Я никогда не спрашивала, потому что знала – Арно любил меня и только меня, все прочее – ошибки, слабость, выпивка, если угодно, но я хочу знать, кто она была!
– Кто она была? – переспросил Росио. Он, спокойно говоривший о самом диком, казался растерянным. – Я слишком засиделся в Нохе. Ничто так не отупляет, как безделье…
– Просто ты – мужчина и при этом не муж, не отец и даже не брат. Ты забираешься к дамам в окна, затем – в постель, утром прощаешься и забываешь. Ты, не дамы! Будь у тебя жена, она бы рано или поздно начала спрашивать. Только вряд ли тебя.
Синий взгляд сделался темней. Рокэ молча вертел в руке листок сирени. Он пока не был пьян, она никогда не стала бы расспрашивать пьяного. Она вообще бы не стала расспрашивать, просто началось с сапфиров и понеслось, не остановиться.
– Вы зря считаете Эдит Лансар дочерью вашего мужа. – Пальцы разжались, зеленое сердечко упало на скатерть. – Ее девичье имя Эмильенна Карси… Вы могли его слышать.
4
Арлетта не упала не потому, что сидела, а потому, что была сразу и Рафиано, и Савиньяк. Она просто подтвердила, что слышала о доме на Винной улице. Доме Карси. Нечто глупое и мелкое внутри ахало, хлопало крыльями, порывалось соболезновать, но Арлетта не дала ему вылететь.
– Если б я знал о ваших подозрениях, я бы рассказал вам об этой семье раньше. – Росио спокойно взял бокал. Когда горят свечи, красное вино похоже на шадди, если только не рассматривать его на свет. – Я не хотел признаваться, какого дурака свалял, и еще больше не хотел следствия. Мужчины были мертвы, оставалось отыскать женщину и узнать правду. Всю. Я знал, что маршал Савиньяк вернулся в столицу. Мы виделись как раз накануне моего… приключения.
– Можешь больше ничего не говорить.
Водворение в соседний городок внебрачной дочери Арно графиня восприняла почти спокойно. Жить рядом с помогавшей убивать Росио дрянью – увольте!
– Благодарю за разрешение, но я вынужден рассказать все до конца. Когда я закончу, вы поймете почему. Вы можете упрекнуть меня в дурном вкусе, и поделом, но я был от юной Эмильенны без ума. Нет, я понимал, что мою богиню не причислишь к первым красавицам Талига – так же, как и Катарину Ариго, к слову сказать, – но моему безумию это никоим образом не мешало. Я был готов на все, лишь бы мне сказали «да». Пожелай Эмильенна, чтобы я сделал ее королевой, я бы задумался и не знаю, до чего бы докатился… К счастью, девица Карси уже была влюблена в господина Лансара. Этот достойный человек служил, вернее, прислуживал в ведомстве супрема, но мечтал о горних высях. Ради них он ввязался в заговор, но и там оказался на побегушках. Со временем наш честолюбец выдал бы всех Сильвестру в обмен на что-нибудь приятное, но заговорщикам повезло – появился я! Лансар решил добыть из моей смерти должность, титул и владения. Именно в таком порядке. В успехе он не сомневался, так как был глуп.
Короче, Эмильенна написала мне письмо, затем другое и наконец назначила свидание, на которое я и пошел… даже не пошел – полетел.
– Может быть, она не знала?
– Она знала все. Лансар стал ее тайным мужем сразу же по составлении плана. Будущий супрем опасался, что новую Гликинию чиновнику не отдадут, и принял меры, дело было за моей головой. После смерти Франциска Второго в столице поговаривали, что отрава на Алва не действует. Она и впрямь действует плохо, но тут уж Леворукий не виноват. Отец с детства приучал нас к ядам, которые знал, а знал он много, но я отвлекся. Кинжалу в женских ручках Лансар тоже не доверился. Эмильенне он велел уложить меня в постель, вымотать и дождаться, когда я усну. Ей оставалось выйти в соседнюю комнату и поставить на раскрытое окно свечу.
Меня спасло мое прекраснодушие, я хотел жениться и отказался овладеть этим чудом чистоты до свадьбы. Когда дева поняла, что я не намерен запятнать ее честь, она впустила убийц. Пару дюжин. Господа были в масках, хотя кое-кого я узнал. Разберись я, в чем дело, меня бы прикончили на месте, но я вообразил, что защищаю возлюбленную. Закатные твари, как же я дрался! Шпага у меня сломалась почти сразу, в ход пошла мебель, посуда, какие-то тряпки… Потом я разжился чужим оружием. Эмильенна визжала за моей спиной – мой клинок мешал ей воссоединиться с супругом. В конце концов она меня ударила. Сзади. Подносом. Я как раз уворачивался от брошенного кинжала, и дева попала мне по плечу – к несчастью, раненому… Тогда я и понял!
Дальше пошло проще, потому что я стал свободен, мне не нужно было думать о женщине за спиной; и трудней, ведь мне стало нечего защищать, а это расхолаживает. Но я все равно дрался. Шансов не оставалось, но упрямство рождается раньше Алва. Помню, брат Эмильенны снова попал мне в плечо, я переложил шпагу в левую, по лицу текла кровь, потом кто-то ударил меня в спину, я не упал и даже заколол убийцу. Моя «невеста» к тому времени уже исчезла, я этого и не заметил. С половиной ночных гостей я разделался, но вторую мне было не одолеть. В конце концов я упал. Что было дальше – не знаю. Возможно, я бредил, но, скорее всего, он приходил на самом деле. Хотите спросить кто, спрашивайте.
– Кто?
– Золотоволосый красавец в красно-черных одеждах… Он смеялся и убивал. Мечом, каких нынче не сыскать даже в Торке. Мне помнится, что он орудовал правой, но я мог и ошибиться. Перед глазами все плыло, потом я потерял сознание… В себя пришел, когда рассвело. Комната завалена трупами, в руке – обломок шпаги. Я был весь в крови, но ран оказалось меньше, чем думалось, и они почти закрылись. Голова раскалывалась, хотелось пить, но в остальном все было в порядке. Кое-как я поднялся и, уж не знаю зачем, пересчитал убитых. Их оказалось двадцать шесть. «Моих» было одиннадцать.
– Прости, но как ты можешь быть в этом уверен?
– Могу. Я не рубил головы и руки и в те поры не умел делать из одного мерзавца двоих, а в доме не нашлось ни меча, ни секиры, ни хотя бы сабли. Зато обнаружилось недописанное письмо: Эмильенна ждала меня и ворковала с обожаемым супругом, называя того по имени.
Нужно было что-то решать, вот-вот могли нагрянуть стражники и просто любопытствующие. Я добрался до особняка Савиньяков и упал на пороге. Лекарь грозил упечь меня в постель на месяц, но на следующий день я сопровождал маршала Арно к господину Лансару.
Супруги оказались в гнездышке. Эмильенна испытывала некоторое неудобство и больше не казалась мне даже хорошенькой. Наш чиновник едва не умер на месте, а потом заговорил и оказался довольно-таки болтлив. Он норовил спрятаться за Придда и старую королеву, но подтвердить свои слова не мог, а про алисианский заговор мы знали и так, только что с того? Сильвестр предпочитал выжидать, он был большим законником и жаждал веских доказательств. У господина Лансара их тоже не имелось, были только слова, много слов. Поганец тащил за собой всех, кто пришел ему в голову. Штанцлера и Окделлов среди них, кстати говоря, не оказалось, зато были Эпинэ и Борны с Ариго…
– Арно не выдал бы Мориса, братьев Кары, ее сыновей. Сыновей Пьера-Луи…
– Он и не выдал. Мы вовремя вспомнили о Манрике, Колиньяре и о Занхе.
– «Мы»? – глухо переспросила Арлетта. Рокэ понял.
– Маршал. Я был в состоянии думать только о своем… Праворуком. Мог же проходить мимо дома какой-нибудь свихнувшийся бергер с мечом? Я рвался его искать, пока не остыл след. Трудно поверить, но мне было не до молодоженов. Ваш супруг предложил им выбор между смертью, Багерлее и деревней. Я только добавил изумруды. По камню за каждый плод… любви.
Эмильенна захотела умереть на груди возлюбленного, но Лансар Рассвету предпочел покой. В деревне. Он написал и подписал признание и подал в отставку.
– И Арно привез сюда этих… этих…
– Слова, которые вы пытаетесь подобрать, вам не свойственны, – Росио отодвинул все еще полный бокал, – оставьте их адуанам. Карл Борн получил за все сполна. Получили многие, но некоторые вещи нельзя хранить в одной-единственной голове и нельзя доверять бумаге. Я не исключаю, что увижу Лионеля, Рудольфа и молодого Придда позже вас. Если мы так или иначе… разминемся, расскажите им мою историю полностью. Начало и конец Ли и Рудольф знают. К сожалению, не представляю, где находится письмо с признаниями, но господин Лансар их охотно повторит в любое удобное для слушателей время.
– Я тебе скажу, где первое признание. – Арлетта залпом допила чужое вино. – Оно было у Арно, когда он поехал уговаривать Карла. Это оно убило обоих…
– Они уехали, потому что все сказано, а вот с тобой, дражайший братец, я еще поговорю. Ты хорошо знаешь Лансаров?
– Не припоминаю… Кто это?
Все-таки Гектор – отменный дипломат. Не догадайся она проглядеть бумаги…
– Арендаторы. Муж и жена. Он похож на облезлого ангела, она все время в интересном положении. Их привез Арно и поселил поблизости. Я хочу, чтобы ты забрал их в Рафиано.
– Странные у тебя желания.
– Согласно бумагам, госпожа Лансар рождена в восьми хорнах от нашего дома, и я знаю, кто эти бумаги подделал. Гектор, я не алатский герцог и не… девица Карси. Я могу терпеть в Савиньяке внебрачную дочь Арно, но не убийц. Можешь держать их у себя, отдать Валмону, послать регенту, но здесь их не будет.
– Хорошо. – Когда спорить не о чем, Гектор не спорит. – Алва откровенничает с дамами… Похоже, его лихорадка зашла слишком далеко.
Лихорадка? Нет, это не болезнь. Это что-то другое, трудноуловимое и еще более непреклонное, чем раньше.
– Я бы не назвала это откровенностью. Мы заговорили об изумрудах, и я назвала Эмильенну Лансар дочерью Арно.
– Я ошибся, это мозговая горячка. Первый случай в нашем семействе… Прискорбно.
– А что бы ты подумал на моем месте?
– На твоем? – Озадаченный экстерриор… Какое дивное зрелище! – Сестра моя, я не только не добродетельная жена, но даже не гайифец! Как я могу ответить на подобный вопрос?
– Тогда скажи, за какими кошками Рокэ поклялся осыпать Эмильенну изумрудами? Мозговая горячка?
– Именуемая гордостью. Девица была ему безразлична, можешь мне поверить, но молодой человек боялся, что мы с Арно сочтем иначе, вот и выдумал… изумруды. Получилось довольно-таки страшно, я почти ее пожалел…
– Ее?!
– А ты склонна сочувствовать облезлому ангелу? Девица была готова за него и убить, и умереть, но потом идеал… разрыдался. При нас троих и при юной супруге. Назидательно, не правда ли?
Трое вельмож и плачущий мозгляк… Гадюка могла стать герцогиней, голубка получила то, что заслужила. Любимого, изгнание и изумруды…
Юзер: Здравствуйте!
У меня вопрос про мигрень, которой страдает Рокэ Алва. Точнее, вопросы.
И заранее прошу прощения, если тема уже поднималась...
1. Вопрос из серии "не помню/не знаю абсолютно всех деталей канона". Я поискала по тексту книг (первого издания) - и не нашла явного упоминания про мигрень именно в отношении Рокэ (хотя само слово встречается). Это значит, что мы делаем вывод о наличии мигрени по совокупности симптомов? Или подтверждение где-то всплыло в ответах на вопросы читателей?
2. Знает ли кардинал Сильвестр об этой мигрени? Просто мне кажется странным, что в "Красное на красном" есть момент, когда он отмечает, что Рокэ выглядит так, словно он провел ночь с женщиной, а не как человек, который не спал три дня. И ни слова про мигрень. Она в тот момент ещё не всплыла как особенность персонажа (имею в виду, что, возможно, какие-то детали образа персонажей придумываются автором по ходу повествования, а не с самого начала, возможно, здесь именно такой случай)?
3. Мигрень и алкоголь. Что причина, а что следствие? Рокэ с этим его метаболизмом уникальный человек, в том числе что касается алкоголя. Но все-таки алкоголь ему усугубляет мигрень, или наоборот, помогает её не замечать или частично обезболивает (если принимать во внимание, что боль - не единственная, но весомая составляющая приступа мигрени).
ВВК: 1. У него в самом деле случаются очень сильные головные боли, но их причиной является грубо залеченные Ринальди смертельные раны (Одинокие не целители и даже не астэры, Ринальди не дал приглянувшемуся ему парню умереть единственным возможным для себя способом, для человеческого организма это было слишком). Позднее это усугубилось тем, что приходилось собой гасить скверну. Соответственно эта болезнь уникальная и официального названия не имеет. После "Дыры" это прошло. 2. Сильвестр думает, что знает про Рокэ (и не только про Рокэ) все, а на самом деле не знает толком ничего. Вот и объясняет то, что видит (вернее то, что ему показывают), на свой лад. Рокэ давно приспособился эту уверенность кардинала использовать для дела, но если ты на самом деле не пил/пил мало, а голова именно в этот день не болит, порой получается внешнее несоответствие. Сильвестр его и отмечает. 3. Пить Алва умеет, а в хорошей компании еще и любит, но может позволить это себе нечасто.
Тред Олафа Кальдмеера
[Print]
Капитан Рут