Не той - в продолжение темы про то, что Человека можно уничтожить, но его нельзя сломить


-- Крыса, -- сказал О'Брайен, по-прежнему обращаясь к невидимой
аудитории, -- грызун, но при этом -- плотоядное. Вам это известно. Вы,
несомненно, слышали о том, что творится в бедных районах нашего города. На
некоторых улицах мать боится оставить грудного ребенка без присмотра в доме
даже на пять минут. Крысы непременно на него нападут. И очень быстро
обгложут его до костей. Они нападают также на больных и умирающих. Крысы
удивительно угадывают беспомощность человека.
В клетке поднялся визг. Уинстону казалось, что он доносится издалека.
Крысы дрались; они пытались добраться друг до дружки через перегородку. Еще
Уинстон услышал глубокий стон отчаяния. Он тоже шел как будто извне.
О'Брайен поднял клетку и что-то в ней нажал. Раздался резкий щелчок. В
исступлении Уинстон попробовал вырваться из кресла. Напрасно: все части
тела и даже голова были намертво закреплены. О'Брайен поднес клетку ближе.
Теперь она была в метре от лица.
-- Я нажал первую ручку, -- сказал О'Брайен. -- Конструкция клетки вам
понятна. Маска охватит вам лицо, не оставив выхода. Когда я нажму другую
ручку, дверца в клетке поднимется. Голодные звери вылетят оттуда пулями. Вы
видели, как прыгают крысы? Они прыгнут вам на лицо и начнут вгрызаться.
Иногда они первым делом набрасываются на глаза. Иногда прогрызают щеки и
пожирают язык.
Клетка приблизилась; скоро надвинется вплотную. Уинстон услышал частые
пронзительные вопли, раздававшиеся как будто в воздухе над головой. Но он
яростно боролся с паникой. Думать, думать, даже если осталась секунда...
Думать -- только на это надежда. Гнусный затхлый запах зверей ударил в нос.
Рвотная спазма подступила к горлу, и он почти потерял сознание. Все исчезло
в черноте. На миг он превратился в обезумевшее вопящее животное. Однако он
вырвался из черноты, зацепившись за мысль. Есть один-единственный путь к
спасению. Надо поставить другого человека, тело другого человека, между
собой и крысами.
Овал маски приблизился уже настолько, что заслонил все остальное.
Сетчатая дверца была в двух пядях от лица. Крысы поняли, что готовится.
Одна нетерпеливо прыгала на месте; другая -- коржавый ветеран сточных канав
-- встала, упершись розовыми лапами в решетку и сильно втягивая носом
воздух. Уинстон видел усы и желтые зубы. Черная паника снова накатила на
него. Он был слеп, беспомощен, ничего не соображал.
-- Это наказание было принято в Китайской империи, -- сказал О'Брайен
по-прежнему нравоучительно.
Маска придвигалась к лицу. Проволока коснулась щеки. И тут... нет, это
было не спасение, а только надежда, искра надежды. Поздно, может быть,
поздно. Но он вдруг понял, что на свете есть только один человек, на
которого он может перевалить свое наказание, -- только одним телом он может
заслонить себя от крыс. И он исступленно кричал, раз за разом:
-- Отдайте им Джулию! Отдайте им Джулию! Не меня! Джулию! Мне все
равно, что вы с ней сделаете. Разорвите ей лицо, обгрызите до костей. Не
меня! Джулию! Не меня!

\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\

-- Я предала тебя, -- сказала она без обиняков.
-- Я предал тебя, -- сказал он.
Она снова взглянула на него с неприязнью.
-- Иногда, -- сказала она, -- тебе угрожают чем-то таким... таким,
чего ты не можешь перенести, о чем не можешь даже подумать. И тогда ты
говоришь: "Не делайте этого со мной, сделайте с кем-нибудь другим, сделайте
с таким-то". А потом ты можешь притворяться перед собой, что это была
только уловка, что ты сказала это просто так, лишь бы перестали, а на самом
деле ты этого не хотела. Неправда. Когда это происходит, желание у тебя
именно такое. Ты думаешь, что другого способа спастись нет, ты согласна
спастись таким способом. Ты хочешь, чтобы это сделали с другим человеком. И
тебе плевать на его мучения. Ты думаешь только о себе.
-- Думаешь только о себе, -- эхом отозвался он.
-- А после ты уже по-другому относишься к тому человеку.
-- Да, -- сказал он, -- относишься по-другому.

Джордж Оруэлл, "1984"