Он был очень простым и теплым. Так никогда и не наигравшийся военный ребенок.
Дарил отличные игрушки - хорошо понимал что интересно.
Сначала они жили в общаге: железные кровати с шариками на спинках, пестрые покрывала, аквариум, черепаха.
Отлично рисовал. Учил аккуратно клеить переводные картинки. Кукольная кровать с "Ну, погоди!" его авторства где-то есть.
Квартиру они получили не очень далеко от нас, вот там он развернулся...
Вкусовые пристрастия были сомнительны, но узоры на паркете, сделанные обычной выжигалкой, витражи на дверных стеклах, чеканки...
И все это легко, играючи.
На дачу привозил свои игрушки - двухкассетный магнитофон, в котором Высоцкий и Розенбаум перемежались какой-то попсой и блатняком.
Пах дешевым куревом. Коричневый пиджак в полоску и казацкие усы.
Грибы он не искал, они сами на него выпрыгивали. Солил, кормил.
Это они подарили мне первую камеру. Смена 8М.
Потом я выросла. И он приносил уже деточке всякие немыслимые подношения, вроде синтезатора.
На семейных сборищах долгие перекуры с обсуждением машин, анекдотами, новостями.
Любящий муж и отец... Так пишут в эпитафиях. Он действительно был таким, а еще его тепла хватало на нас.
Я чудом успела. Они звонили 9.10. Беспокоились о нас, зазывали вернуться. Говорил что скучает. Сказала что тоже его люблю.
Он был из тех, кто звал меня Марой.
Махачкала – Амстердам
[Print]
Tara