Падают предчувствия в мягкий мох
Сладкий сон под сосенкой в мох прилег
Тяжелеют веки-ресницы,
К нам в повозке утро примчится
Только уже завтра:-)

Сказки с кусочками одеяла
Налетят, укроют.
Я б его и отблеском не назвала,
То ли снится, то ли землю роет.
Может вспашет он небо снами.
А проснется чтобы исчезать вместе с нами:-)

Сны идут на ципочках к малышам
Чтобы не спугнуть сон
И к своим бесшумным меховым шагам
Прибавляют еле слышный звон
Колоколчиков:-)

Стан Пожелать кому-нибудь спокойной ночи:-)

До дрожи ранеными губами
Щекочут нервы,
Своими четкими корпусами
Машины-стервы.
Михалыч, раненый в сельсовете
Уже лет тридцать.
Хрипит заклятия на рассвете,
Тесак тупится.
Реноме кудлатится, вьется, бьется
Мираж как совесть.
Ему дали в челюсть, а он смеется
Струится повесть.
Ему доказали, его заказали,
Окно открыто
Ему что-то злобное нашептали
Душа разбита.
Но в кабаке ведут на поправку,
Реально лечат.
Там как на дюреровских гравюрах
Цирроз и печень.
Как у захлопнутых ворот рая
Столпились черти
Чтоб им поведал он, умирая
Секреты смерти.
Но слышно только надрывный кашель,
Удар с размаху.
На все вопросы одни лишь «сука»
«Пизда» и «нахуй».
А где-то ангел, волшебный ангел
Прозрачнокрылый.
Парит, сияя над тем, кто тужится
Что есть силы.
Над тем, кто давится, жизнь глотая,
Считая милой,
Летит тончайший, бумажный ангел
Почти бескрылый.

Не плачь, мой маленький герой,
Ты всех изрубишь мечиком
Ты будешь главный и крутой!
Ватрушки – будут вечером.

Тебя на ручки я возьму
И спрячу от обидчиков.
Тебе я принесла хурму
В укрытие зенитчиков.

Когда же страшная беда
На самом деле приключится,
Спасет нас плюшевый медведь
И ничего уж не случится.

Ярепениццо куриццо.
Перья из свого хвоста щипат
В бошку свою куцу вставлят
Гордо шею драну вытягиват.

Я, говорит, курицо - О-о-о!
Я, говорит, курицо - А-а-а!
Я, говорит, курицо - бла-бла-бла!
Я ваще такое куриццо, што
Я всем курицам куриццо!

А на лапке курьей колечко
В самой курице курино сердечко
Трепыхаиццо, бьеццо
В жар курину бошку вгоняит.

А если дать куре зеркальце,
Оно там хорошее увидит
И ярепениццо перестанет.
Што куриццо, што попугай, один хрен.

То, что было вчера - не важно.
Может дождь был, а может гроза.
Утонул как корабль бумажный
День вчерашний, закрыв глаза.
У молекулы душ нет иллюзий.
И она как слеза чиста.
Белый парус в дали над морем
Исчезает. Один ста
Возможных.

Мечтает муха о зле
Добра она уж накушалась
Машет крыльями молча во мгле
А липкую ленту отпустить не может.

Плывет окурок в водосток
И видит диво дивное
Закат так ал и так далек
И черной бездны из-за него не видно.

Печет солнышко пироги
А пчеловод делает свои соты
Пчелки трудятся, шьют себе сапоги,
Ткут свою ткань бытия. Штопают, крутятся.

А пчеловод мудро смеется в усы.
Только он знает, что будет с пчелками.
Когда придет зима, то они уснут,
А потом упадут на нас белыми хлопьями.

Мечтает муха о зле…

Проводим носком по паркету
Стежком за стежком идем
Цветок распустился на шторах
Светит ночью, и спит он днем.
Мы должны успеть до рассвета,
Нам продлили кареты жизнь.
Прядем мы пряжу из лунного света
Тоньше нет, чем она, держись!
Эльфы соткут нам шелка
Иглы подарят совы,
А когда до блеска надраим паркет,
Растворит волшебство все засовы.
И, танцуя, отправимся в путь.
Где нас ждут голубые дали,
Золотые изгибы чарующих лоз,
И манящие звуки рояля.
Ваша Крестная фея помашет вам в след,
Ведь такая ее работа,
И от чистого сердца предупредит:
На рассвете, все кончится, Лотта!

читать подробнее

Вечерело, спускались к воде мотыльки,
Чтоб найти лучших средств от проклятья.
И задумчиво Золушка смотрит им в след,
Нарядившись в роскошное платье.

На хрупких мостах
На крышах, в коридорах
Других вселенных.
Недописанных двустиший,
Недовысказанных, тонких,
Пленных не хватало.
Недопонимало, выискивало,
Звало, искало, встречало
Просила нажать на паузу.
Слезу не пускала, впускала.
Вечером зажигала.
Гасила свечи.
Росчерком шелка губ
Оставляла. Мечты.
Овечек рисовала овалами,
Закругляла. Кругами
Расходились мелодии.
Ошибались только
Однажды. Как саперы
Или пожарные.
Искренние до слепоты.
Неслаженные, но не фальшиво.
Безветренно вечерело.
Попадало, но не опасно.
Хотело, закручиваясь в спирали,
Обожая, но не напрасно.
За окнами пахло белым
«Люблю» утопили в красном.

Алкоголика преследует бутылка
Наркомана шприц и папироса.
Тяжело курить бросать и ходят
За курягой пачки, портсигары.
Женщины преследуют мужчин.
Мужчины - женщин.
И они страшнее всех чудовищ.
Тянут руки с жуткими когтями.
Их клыки сверкают в лунном свете.
«Сердце», говорят: «отдайте сердце,
Больше ничего от вас не надо!!!»
И уходят вешаться на соснах,
Что растут у самого обрыва.
Нет, чтоб сразу в море сигануть…

Мелочность глотает слезы.
Радость всех накрыла тазом.
Наши сладостные грезы
Светят в ночь стеклянным глазом.

У мышей еда в кладовке.
Клава, покорми животных!
Твои медленные бровки
Выползают из неплотных
Недостаточно прикрытых
Ставней огненной души,
Где мелодии для флейты
Своей страстью, своей силой,
Терпким, жертвенным экстазом хороши.
Нашей кухне не хватает синевы.
В нашей ванной мало пролито воды.
А из вазы не растут цветы.
Вянут и стоят, но не растут.
В кислороде окисляются мечты.
Но живут здесь, слабо, но живут.
Отдыхая, ляжешь на живот.
А, зевая, прикрываешь рот.
И мечтая, открываешь дверь
И уходишь в Мюнхен или в Тверь.
А когда взглянешь на обажур
Там по кругу пляшут облака.
В облаках есть пьяно-вычурное «чур».
Чур, упряма, чур, свободна, чур, легка.
Попечалится она слегка,
Дальше просто – степь и облака.

В мире много цветов.
Холодных и теплых.
Много солнечных пятен
И сумрачной тени.
Иногда тепло в глазах
Синей чем лед.
Иногда холод
От новогоднего мандарина
С оранжевой кожурой
В пупырышках,
Похожих на пузырьки шампанского,
Вдавленные в поверхность
Золотого, горящего
Шарика. Чей огонь
Может обморозить пальцы,
Если вовремя их не убрать.
Золотой шарик со сладкой мякотью
Падает в пустоту,
Но удара об пол не слышно
И не будет слышно никогда.
Только в серванте будет
Стоять дыхание лета.
И ты будешь знать,
Что оно за стеклом
Похожее на поцелуй,
Который никогда
не закончится.

Пела птица в тишине сада,
Под ее пение падали яблоки.
Ангелы целовали по очереди наши волосы,
Остановись мгновенье, как девственно ты прекрасно!

Каждое утро любимый человек -
Новый, как наступает новый день,
Простившись с неповторимым старым.
Какое чудо, когда это один и тот же человек!

Расставанье - маленькая смерть (с)

Сладко спи вечным сном
В нем весна не настанет.
Изо льда хрупкий дом
От камина растает.
И последний язык
Золотого полена
Перед сном вспомнит миг,
Где та самая сцена.
Колесо, делай ночь!
Утро встретишь в Нирване!
Переправу пройдешь.
Проплывешь в океане,
Продремаешь Бардо,
Упадешь в чисто поле.
Дальше птицей взлетишь,
Оказавшись на воле.
И когда мне нальешь
Чаю из самовара,
И слезинку утрешь,
Это значит – Сансара.

Ни к чему конкретному не относится, просто пока я рисовала, в голове возникли эти строчки:

Дерьмо наказано за ложь,
По клетке мечется уныло.
Не плачь, быть может ты поймешь:
Не в силе сила.

Обреченность сигареты не терпит
Невнимательности к деталям дня.
На чистом листе бумаги – чудовища,
Они спрятались в молоке от меня.

Белый цвет испещрен деталями,
Чудовищ не видно, за тысячей мелочей.
Вот студент с лиловыми иморталями
Идет к одинокой в окне свече.

Торговка рыбой побила своего сына.
Принцесса разговаривает с пчелой во сне.
А музыкант в звуках, льющихся с клавесина
Пребывает в вечно-счастливой стране.

Мотылек выхвачен светом лампы,
На секунду дернулся и исчез.
Может до этого он был художник,
А после стал он богат как крез.

Так же молнии, выдернув шпили башни,
Озарили их светом, бросив назад во тьму.
А может до этого они были поэтом,
А после этого он зарезал свою жену.

Мимолетность качеств существований
Не дает нам думать, что жить легко.
Дай мне воли расслабиться на диване,
Опусти меня, господи, в молоко.

Мешком бухнулась оземь женщина-мешок.
Складировать разочарованья было ей не по силам
Пух свой выбрасывал щупленький тополек
Это был такой странный протест топорам и пилам.

Сказали бараны и овцы: «Еб твою мать!
Волкам не сдадимся живыми, мы лучше съедим друг-дружку»
А ночь на бульварах ходила метлой махать
И складывать найденные медяки спящей надежды в кружку.

Струились сумерки, кто-то снял фильмы «наоборот».
Но аэроплан не попал в кадр. Исчезла свастика.
Адольф Шилькгрубер намазывал бутерброд.
Ему не под силу была живопись и схоластика.

Адель мыла окна, она растворялась в них.
У ней за плечами было небо и 40 лет жизни
Разлилось мыло, она не видит – последний штрих,
В последнем капризе жизни не стать ей еще капризней.

С карниза за ней наблюдает любимый кот,
Если он думал, то он подумал следующее:
«Хозяйка внизу, на этаж выше есть бутерброд».
Но так подумал не кот, а солнце,
Само в себе каждое утро слепнущее.

На лавочках светлым праздником зеркала.
Показать язык доктору – значит прожить чуть дольше
Зима подметала улицу, я мимо шла.
Шептались прохожие. Им как всегда меньше, а надо больше.

Деревья ветвями кричали небу: хотим назад,
В теплую землю туда, мол, откуда выросли.
В ответ им разбитые фонари в небеса летят
Больше ста лет. Если у них цели нет – тогда вымоли.

Дальше кроме космоса, тишина.
Под шубой белой зима носит подплечники.
Месяц-прохожий кривится из окна.
Сзади себя, продолжая паять подсвечники.

Собаки учуяли: снегу недолго жить,
Дольше собакам. А взгляд у людей больше каменный.
Незачем прятаться. Пристроиться, чтобы любить
Негде. Шепот грядущих дней, не толкай меня.

Ритм сердца мягок, глух и странен
Сны в нигредо зеркалом глядят
Между ломкими, пустынными мирами
Принял ты однажды сладкий яд.
Языки огней дурных поступков
Целовали вскользь бумажный дом.
Ну а в то, что оказалось хрупким
Ласково влюбились сапогом.
Вот она. И на нее глядели
Двадцать пар десятков сотен глаз.
Двадцать лет, сто сорок три недели.
Что же делать прямо вот сейчас?

Топтать лепестки предчувствий
Или идти домой?
Принимая подсказки за мусор
На таинственной мостовой.
Тепло и немного грубо,
Шершавый шепот как плес
Расставил слепые губы
На взлетных дорожках слез.