А пока в окошко заглядывает Зима, стоит вспомнить минувшее Лето.
Это лето подарило Тени одно небольшое путешествие. Всего на один день! Но маршрут оказался очень интересным и насыщенным, и пролегал через три города - Шую, Приволжск и Плёс. Фотографий, как всегда, нет - то, что использовала в качестве иллюстраций, обычные видовые фото из сети, зато вот впечатлениями от поездки попробую поделиться!
Отзыв на поездку - под морем, вестимо))))
Началось всё весьма печально – сорвавшейся поездкой в Гусь-Хрустальный (Тень обожает стекло, и до сих пор лелеет надежду увидеть, как же его производят, и наблюдать стеклодувный процесс в подробностях и деталях непосредственно и, по возможности, живьём!). А потом верный друг и товарищ 0 обрадовал новым маршрутом. Маршрут просмотрели на компе, Тень вспомнила Модькины эмоции по заснеженному Плёсу, Шуя тоже выглядела очень соблазнительно, и решила, что непредвиденный экстрим и выход на работу после 10-часовой тряски в «Газельке» по полям и весям Ивановской области – это именно то, чего мне так недостаёт в жизни))))
Скажу сразу – поездка удалась! Да, Тень наконец-то побывала в месте, послужившем задумкой для левитановской картины «Над вечным покоем», прогулялась по старорусским городкам, окунулась в совсем другую жизнь, и привезла из неё кусочек глубины и спокойствия для себя.
А теперь обо всём по порядку. Началось наше путешествие боевой побудкой в 4 утра. Собрались быстро, вылетели из дома, и Тень впала в состояние уныния и прострации – вездесущий дождик, ливший всю ночь, грозил отправиться с нами за компанию! Но недаром говорится: «У природы нет плохой погоды, каждая погода – благодать!» - так что Тень приготовилась запасаться благодатью по самые, так сказать, гланды.
Утро сразу же задало настроение всему путешествию. Серый пасмурный рассвет сонно щурил на нас свои недовольные глазки. Над головой клубились клочковатые тяжёлые тучи, и ветер дышал в лицо водяной взвесью. Влага висела в воздухе, словно невесомая занавесь, но небо неумолимо светлело, словно серебрящаяся сталь тяжёлого двуручного меча… Город спал – не было ни машин, ни прохожих, и только тихо струилась вода по асфальту, и в ней отражалось бескрайнее серебро небес, и казалось, что мы ступаем прямо по нему, перепрыгивая с одного облака на другое, и чайки печально кричат над нашими головами, провожая нас в дорогу.
На городской площади собирались в кучку туристы, отправляющиеся в другие туры. Мы нашли свою «газель», взгромоздились на нашего Росинанта, устроились с грехом пополам на заднем сиденье, и покинули так и не проснувшийся город.
Что-то оживлённо рассказывал экскурсовод, делясь историями всяческих достопримечательностей, а Тень сонно ушла в себя, отгородившись музыкой от духоты и дорожной тряски. Окно «газели» оказалось от меня далековато, но Модь снимала панораму на телефон, чтобы Тень тоже могла посмотреть))))
Наконец Нижний остался позади (вместе с нормальными дорогами), и началась Ивановская область. Вот вроде бы, подумаешь! - не вот какой дальний свет, а сразу приходит ощущение инаковости. И леса кажутся более густыми и дремучими, и поля – серыми и бесприютными, и даже галки кричат совсем на другой манер, косясь чёрными бусинками глаз на беспечных туристов…
Небо то нависало над дорогой тяжёлой мешковиной туч, то светлело, пропуская редкие раскосые лучи солнца, и они ложились на серый асфальт дороги, под колёса нашего бессменного Росинанта, весело подпрыгивающего на многочисленных яминах и ухабах, из которых и состояла вся дорога.
Первым городом нашего маленького путешествия была Шуя. Маленькая, словно сказочная табакерка, и такая же замечательная. Жаль, времени было немного, едва успели пробежаться «галопам по Европам», - только и хватило, что осмотреть городской центр, заглянуть в Воскресенский храм, добежать до милого заведения под названием «Оранжевый кот», и пообедать в красивой столовой, потрясшей тенино воображение интерьерами с картинами любимого художника, Альфонса Мухи.
Городок с красивым названием Шуя (происхождение которого связано с расположением относительно реки Клязьмы, - «ошую» - слева!) кажется маленьким и игрушечным, весь пронизанным атмосферой сонной провинциальности. Время здесь действительно словно бы остановилось, причём, даже не в двадцатом столетии, а где-то в девятнадцатом, а то и самом конце манерного восемнадцатого века. Низенькие двухэтажные домишки с узкими и высокими окнами, красные крыши, белёные фасады, старинные вывески, широкие улицы, и вереницы сидящих на карнизах и недовольно посматривающих на прохожих сверху голубей придают городку неповторимый колорит. И, конечно же, самая главная городская достопримечательность, запросто просматриваемая с любой точки города – 106-метровая колокольня Воскресенского собора, возвышающаяся над городом стальной иглой, пронзающей небеса. Жаль, не хватило времени подняться на это диво – представляю, какой неповторимый вид бы с неё открылся!
Десять утра – а город продолжает сонно дремать, щурясь на непрошенных гостей прозрачными глазами окон. Мы идём по центральной улице, утыканной клумбами и высокими рогатыми рядами фонарей, разглядывая причудливые фасады домов, украшенных пузатыми балкончиками и лепниной, выкрашенных в нежно-розовые, бежевые и охряные тона, по щербатой мостовой, и кажется, что ещё чуть-чуть, и нас нагонит коляска с запряжённой в неё парой лошадей, везущая даму местного «высшего света» на утреннее рандеву, или возок с восседающей важной кустодиевской купчихой, или обгонит спешащий по делам стряпчий, или проскрипит расшатанная телега, на которой шумит и спорит крестьянское семейство, чтобы выставить в торговых рядах выращенный за лето урожай.
От центральной улицы разбегаются не менее живописные переулки, заросшие лопухами, крапивой и высоким бурьяном, петляющие среди деревянных домов в резных наличниках, между сложенными в рядки аккуратными поленницами дров, на которых сонно дремлют ленивые кошки, и брехливо переругиваются любопытные барбосы в низеньких будках.
В одном из таких вот переулках нас ожидала лавка художников, «Оранжевый кот» - там продавали всевозможные сувениры для мимохожей туристской братии. Двухэтажный кирпичный домик с дивной по красоте клумбой громадных белых гортензий встретил нас россыпью мелодичного звона «музыки ветра», висящей перед низенькой дверью. Внутренность лавочки оказалась очень колоритной – стены украшены картинами местных художников, кругом висят глиняные свистульки, колокольцы, чашки-плошки-поварёшки, всевозможные керамические фигурки лошадок, поросят, развесёлых коров, мышек, кошек и собак, образуя причудливые натюрморты с сухоцветами, кружевными салфеточками, ткаными гобеленами, ковриками, вперемежку с керосиновыми лампами, корзинками, туесками, подковами и совсем уж фантастическими предметами уже ушедшего быта в виде старинных утюжков.
Модя не удержалась, приобрела парочку красивых керамических чашек, а Тень – два кусочка мыла ручной работы (мыло – это настоящая визитная карточка города). Шуя была известна как центр мыловарения с XVI по XIX век. Почему здесь появился этот промысел? Для производства мыла были необходимы прежде всего зола (с лесами в окрестностях Шуи проблем не было), а также жир и кости животных (этого тоже хватало). Однако у шуйских мыловаров был и секретный ингредиент, благодаря которому кожа становилась нежной. Именно поэтому шуйское мыло понравилось российской императрице Екатерине II, которая и даровала городу право разместить на гербе кусок мыла.
Мыловары жили хорошо, дело это было прибыльное. Только «таможенники» частенько вымогали у мыловаров взятки. Мыло считалось настолько драгоценным товаром, что его клеймили, как золото (чтобы избежать «неучтенки»), и даже подделывали. Купить мыло можно было у коробейников и в парфюмерных лавках. Причем продавали его на вес, как сахар и шоколад.
В Шуе различали два сорта мыла. «Ядровое» мыло характеризовалось как лучшее. Это мыло уваренное до ядра, в несколько варок. Обычно варилось из бараньего сала. Другой сорт мыла назывался «духовое», т. е. с приятным духом (запахом). Оно было похоже на современное туалетное мыло. Для отдушки в его состав входили ароматические парфюмерные масла (кедровое, мускатное, масло герани, гвоздичное, розовое, лавандовое, лимонное и прочие).
В самом городке имеется «Музей Мыла» - жаль, мы не попали в него, времени было слишком мало.
После «Оранжевого кота» мы посетили Воскресенский собор. Перед храмом располагалась яркая драматичная скульптурная группа: падающие под ружейными выстрелами священнослужители и маленькая девочка. Скульптурная группа носит название «Памятник новомученикам российским», и посвящён реальному историческому событию: трагедии, произошедшей 15 марта 1922 года. Большевики собирались конфисковать имущество православного храма, но в тот день священники и прихожане вышли на его защиту. Завершилось дело вооружённым столкновением – солдаты начали стрелять, и погибло трое священнослужителей и маленькая девочка. Именно погибших и изображает скульптура.
Воскресенский собор также оказывает незабываемое впечатление! Белые стены, голубые луковки куполов, высокие узкие окна в переплёте кованых решёток, и узкий, вонзающийся в небеса шпиль звонницы. Со строительством храма, кстати, тоже связана одна интересная история.
Строительство храма возлагалось на Маричелли, который был приглашен из Италии, но несущая конструкция одного из ярусов не выдержала. В страхе иностранный мастер сбежал. Строительство было передано простому крестьянину Савватьеву и архитектору Петрову, которые благополучно завершили его.
Тень бывала во многих православных храмах. Каждый – неповторим, и дело не в архитектурных достопримечательностях и особенностях росписей. У каждого храма есть своя душа: и у нашей скромной Желнинской церкви, полной голубых Небес, и у торжественно-радостной Рождественской церкви Нижнего Новгорода, и у холодного парадного храма Исаакиевского собора в Питере, и стозвонного, словно бы застывшего в камне речитативного хора московского Храма Христа Спасителя, и у наследия тёмных веков, храма Василия Блаженного…
Воскресенский собор кажется невесомым – белые стены растворяются в серебре небес, и он словно бы парит над сонным городом…
Шуйский храм поразителен – входишь внутрь, и дух захватывает от взлёта каменных стен. Это кажется чудом, но изнутри он кажется много больше, нежели снаружи! Мы пришли утром, когда служба уже закончилась, и местные бабушки занимались уборкой. Перед Тенью семенила крохотулечка лет шести, старательно возившая швабру с тряпкой по ровным плитам пола. Старенькая служительница объясняла, как убираться, и девочка кивала головой, - из-под косынки выбивались тоненькие хвостики косичек. Стены мягко светились золотом и киноварью – такое сочетание Тень видела впервые. Мы обошли храм, читая надписи перед иконами. Возле самых почитаемых образов в высоких вазах стояли букеты живых цветов – высокие белые лилии, нежно-розовые и лиловые гладиолусы, пышные георгины.
Прославила же храм Шуйская-Смоленская икона Божией Матери во время морового поветрия, постигшего всю центральную Московию в 1654–1655 гг. Свирепствующая эпидемия унесла жизни 560 человек, почти половину жителей Шуи. Обетная икона была написана по просьбе прихожан Воскресенской церкви шуйским иконописцем Герасимом Иконниковым, который писал список cо Смоленского образа Пресвятой Богородицы «Одигитрии».
При торжественном внесении образа крестным ходом в Воскресенскую церковь от иконы изошел видимый всеми неземной свет. Став свидетелями знамения, жители города начали сугубо каяться, умножили свои молитвы, и через некоторое время по молитвам Богородицы моровая язва в Шуе чудесно прекратилась.
В 1722 г. Воскресенский собор посетил император Петр I, направлявшийся в Персидский поход. Сохранилось предание, что государь исцелился от некоего недуга у Шуйской иконы и хотел взять образ с собой, но жители Шуи упросили его оставить святыню у них. Правда, летописных подтверждений сего факта историки не находят, но, в любом случае, легенда красивая.
По описанию краеведа В. Борисова «св. иконы в храме все без исключения греческого письма, многие из них обложены сребропозлащенными ризами и окладами». В описи святынь отмечается Тихвинская иконы Богоматери (1738), известная под именем «Воеводской». Стены и столпы главной части собора были расписаны в академическом стиле в конце XIX в.
Это, кстати, сразу же бросается в глаза – лики святых на иконах действительно отличаются выражением лиц – воинственно-непримиримым, пламенеющим… Сестру же потрясла икона Ксении Петербургской – одной из самых необычных русских святых.
После Шуи был маленький городок, Приволжск. Пока наша туристическая братия штурмовала прилавки маленьких ювелирных лавочек, мы пробежались по ним (в Приволжске располагается знаменитая ювелирная фабрика «Красная Пресня»), полюбовавшись на браслеты-серьги-кольца-броши-перстеньки и прочие украшенки, и вышли прогуляться по местным красотам. Остановка длилась всего час, так что далеко уйти возможности не было, и, откровенно говоря, увидели мы немного. Низенькие домики с кружевом деревянных наличников и роскошные палисадники – с алыми георгинами, жизнерадостной рыжей настурцией, розовой наперстянкой, золотыми ромашками рудбекии и высоченного топинамбура. Вдоль дороги вовсю цвёл цикорий, оплетал бурьян фиолетовый мышиный горошек, и росли самосейные, самозваные октябринки. Колыхались под ветром золотистые метёлки душистого колоска, а по заборам важно вышагивали местные котофеичи, улыбаясь в роскошные маршальские усы.
А ещё Тени запомнились здоровенные тополя, настолько большие, что домишки возле них казались игрушечными. Они о чём-то перешёптывались между собой. Тень погладила светло-серый ствол, прошитый чёрными стежками морщин, и ушла, - невежливо встревать в чужой разговор.
И снова – тряска, тряска, тряска, тряска и ещё раз – тряска. За окном проносились то дремучие леса, то огромные просторы полей, мелькали крыши деревень и придорожные столбы, но вот рельеф поменялся, мотор газельки торжествующе взревел, дорога резко пошла в гору, и мы – у цели нашей поездки. Вот он, Плёс!
Спасибо водителю, он остановил нашу газельку в самом живописном месте! Высокий берег открывал вид на раздольно текущую где-то далеко внизу Волгу, и на бесчисленное нагромождение крыш – панораму самого города. Берег опоясывала деревянная ограда, а за ней расстилались бесконечные волжские дали…Да, признаю – у нас на Нижегородчине, где Ока встречается с Волгой, картина приобретает эпичность и размах – это уже не просто две реки, это нескончаемое море, и просто растворяешься в окружающем пейзаже…Плёс – более камерный; Волга здесь не кажется царицей русских рек, она всего лишь царевна, волны игриво перекатываются, и слышишь тихий, мерный, убаюкивающий плеск, - словно кто-то пересыпает горсть серебряных монет, и они падают, едва слышно позвякивая.
Вообще, Плёс у Тени стойко ассоциируется с серебром. Он действительно серебряный! Белые стены домов, серая черепица кровель, серебристо мерцающая волжская вода, сбегающие с высоченного крутогорья ступени, чернь деревянных церквей, скрипучие мостки пристаней, неспешно качающиеся на волнах суда и белые силуэты кружащих над водой чаек в перламутровом облачном небе…
Вид на город открывается потрясающий, и я понимаю Левитана, взявшего именно отсюда идею у самой грандиозной из своих картин – «Над вечным покоем»…Вот я стою, держась рукой за грубое сучковатое дерево перил, и у ног моих качаются летние травы, и луговая герань прячется в лопухах и кружевных листьях папоротника, и ветер поёт в растущих рядом берёзах, а там, далеко внизу, раскинулось лоскутное одеяло крыш, и сверкает позолота куполов белокаменной церкви, а на островке чернеет старый, ветхий храм, и всё кажется таким мелким и невообразимо далёким…И вокруг тебя только ветер, только небо и блескучая, словно фольга, стрела реки. Кажется, ещё миг, и ты вспомнишь, как это – когда за плечами раскрываются крылья, опираясь на бьющий в лицо ветер, и просыпается в душе забытое чувство полёта…
И я понимаю, что очаровало Левитана, и не отпускало столько дней, - чувство невообразимого покоя и безмятежности, когда краски ложатся на холст так, как надо, рождая картины, отражающее цепко схваченное настроение – преклонение перед окружающей красотой природы, печаль и тихую лиричность…
Совсем рядом – белая церковь, и окружающий пейзаж кажется выхваченным кадром из давно смотренного «Жестокого романса»: вот сейчас ударит рында проходящего гребного парохода, мимо торжественно проплывет «Ласточка», а из ворот церкви выйдут Лариса Огудалова с маменькой, опираясь на сложенный кружевной зонтик…
Дальше нас повезли к городской площади. Она оказалась вымощенной здоровенными булыжниками, идти по ним было крайне неудобно, так что мы перескакивали с одной каменюки на другой, будто горные козочки. С трёх сторон площади тянулись низкие здания рыбных рядов и мелких лавочек, где торговали всяческой сувенирной продукцией, а от улицы её ограждали низенькие скамеечки. По площади гуляли голуби и чайки, вспархивающие прямо из-под ног, - правильно, они чувствовали себя здесь настоящими старожилами, что им какие-то туристы! Над площадью царил стойкий рыбный дух, ветер доносил его от находящихся рядом коптилен. Копчёной рыбой торговали буквально на каждом углу – судаки, сомы, лещи, зубастые щуки, – все лежали в ряд, и румяные бока светились жёлтым, масляным светом. А ещё только в Плёсе продаются пирожки с рыбной начинкой, называемые «плёсский угол» - они завёрнуты этаким кокетливым треугольничком. И они вкусные – проверено, как говорится, на себе!
Побродив вокруг, мы уселись на скамеечку, следя за лениво плывущими облаками, а в небесах плыл мерный колокольный звон…
Затем прогулялись по набережной. Она оказалась узенькой, идти приходилось гуськом, друг за другом. Удивительное место! Река плещется совсем рядом, и в воде можно увидеть играющую рыбу – мимо Тени проплыли два здоровых леща, лениво поводя плавниками, неторопливые и важные, словно столичные чиновники, в жемчужных бусинах пузырьков… По берегам реки росли старые, дуплистые ивы, их длинные ветви свешивались до самой воды, и полоскались в прибрежных зарослях рогоза и камыша…
Перламутр неба отражался в струящихся водах реки, она играла, словно рыбья чешуя, - текучее серебро, сотканное из солнечных бликов…
И снова – дома! Двух, редко – трёхэтажные, со строгими фасадами, словно сошедшие с винтажной открытки, с чугунным плетением оград, со старинными фонарями, с багрянцем высоченных, в человеческий рост, георгинов…И – дом-музей Левитана, утопающий в цветах. Каких там только не было! Густые кусты гортензий, дурманящие ароматами флоксы, душистый табак, огненные звёзды тигровых лилий, золотисто-оранжевая настурция, кусты роз…Сам домик – маленький, будто бы игрушечный, он спрятался в зелени, словно сказочная табакерка. Вот нас ведут по залам, и тётушка-экскурсовод ведёт рассказ, словно настоящая сказительница – речь льётся напевно, «будто реченька журчит» - а мы погружаемся в 19 век…
Вот крутые деревянные ступени лестницы, вот сохраненный старинный быт – непритязательность и аскетичность комнат, где жил Левитан с другом, и уютная комнатушечка, где жила его муза, Софья Кувшинникова, чей образ виден в скульптуре «Дачницы», одиноко сидящей на лавочке, открытой волжским ветрам…
Вот музей остаётся позади, и мы возвращаемся к площади, проходя вдоль набережной, и ивы машут нам вслед, и кричат чайки, и серебряный Плёс в ярких солнечных лучах прощается с нами…
Благословение Небожителей. ...
[Print]
JayKo